Галерея Бельведер

Галерея Бельведер
Дата основания	1903
Местонахождение	Верхний Бельведер Prinz Eugen-Straße 27, 1030 Wien
Директор	Агнес Хуссляйн
Сайт	[www.belvedere.at/ www.belvedere.at/]

К:Музеи, основанные в 1903 году

Галерея Бельведер — известнейший художественный музей в венском дворце Бельведер. В его коллекцию входят живописные произведения многих эпох, от Средневековья и барокко до XXI века. Основная экспозиция посвящена австрийским художникам эпохи Fin de siècle и югендстиля.

История

Австрийская галерея Бельведер открылась в 1903 г. в оранжерее Нижнего Бельведера под именем «Современная галерея» по настоянию многих современных венских художников, как, например, Карл Молль. В канун смены веков Вена славилась как центр современного изобразительного искусства. Решающую роль в этом сыграло основанное в 1897 г. «Объединение художников — Сецессион». Одним из основоположников Венского сецессиона был художник Густав Климт.

Участники Сецессиона из окружения Климта стремились открыть Вене современное искусство и передали в дар государству в честь открытия Современной галереи ряд картин и скульптур, среди которых «Равнина близ Овера» Винсента ван Гога 1890 г.

В 1909 г. Современная галерея была переименована в «Королевскую австрийскую государственную галерею» и пополнилась произведениями австрийского искусства.

В конце первой мировой войны «Австрийская галерея», как она называлась вплоть до 2007 г. за исключением периода национал-социализма, приобрела большое количество картин, в том числе Густава Климта и Эгона Шиле. До 2000 г. в коллекции Австрийской галереи находилось 33 работы Климта, однако не все, как выяснилось, на законных основаниях.

Споры вокруг «Золотой Адели»

В 1907 г. Густав Климт написал портрет Адели Блох-Бауэр I, супруги венского промышленника Фердинанда Блоха. Изображение Адели Блох-Бауэр в переплетениях золотого и серебряного орнаментов является «пожалуй, самым известным портретом Климта и основным произведением его так называемого Золотого периода», как было указано в каталоге, выпущенном к выставке художника, прошедшей в 2000 году в Австрийской галерее. Портрет часто называют «Золотой Аделью», чтобы отличать от другого портрета Адели Блох-Бауэр, написанного художником позднее. Стоимость картины оценивается в 100 миллионов евро. В своём завещании Адель Блох-Бауэр просила своего мужа передать оба портрета вместе с четырьмя пейзажами кисти Густава Климта Австрийской галерее. Однако этого не произошло, поскольку к моменту своей смерти в 1945 г. промышленник еврейского происхождения Густав Блох-Бауэр находился в эмиграции в Швейцарии. Вся его собственность в Вене подверглась конфискации, а картины Климта по указанию национал-социалистов ещё в 1941 г. были переданы в Галерею Бельведера.

Австрия уклонилась от передачи собственности Густава Блох-Бауэра его наследникам в 1945—1946 гг. Их многочисленные попытки вернуть наследство либо хотя бы приступить к переговорам завершались неудачей. Лишь после того, как наследница Мария Альтманн возбудила в США иск против Австрии (судебные издержки составили для Австрии миллионы шиллингов), Австрия заявила о готовности участвовать в судебном разбирательстве. По окончании процесса, продолжавшегося шесть лет, суд постановил, что картины Густава Климта из Австрийской галереи Бельведер должны быть возвращены проживающим в США и Канаде наследникам Густава Блох-Бауэра, в том числе и Марии Альтманн. Передача картин состоялась в 2006 г.

Реституция

Климт

Австрийская галерея Бельведер проверила происхождение своих фондов и в соответствии с австрийским законом о реституции передала ещё в 2001 и 2004 гг. наследникам пять картин Густава Климта:

• «Яблоня II», в 2001 г. — наследнице Норе Стиасны (Nora Stiasny)
• «Дама в шляпе и боа из перьев», также в 2001 г. — наследнице Норе Стиасны
• «Крестьянский дом с берёзами», в 2001 г. — наследнице Хермине Лейсус (Hermine Lasus)
• «Ферма на Аттерзе», 1914, в 2001 г. — наследнице Дженни Стейнер (Jenny Steiner)
• «Портрет дамы», в 2004 г. — наследнику Бернхарду Альтманну.

В 2006 г. наследникам семьи Блох-Бауэр (в том числе Марии Альтманн) были переданы:

• «Портрет Адели Блох-Бауэр I», 1907
• «Портрет Адели Блох-Бауэр II», 1912
• «Берёзовая роща», 1903
• «Яблоня I», 1912
• «Дома в Унтерахе-ам-Аттерзее», ок. 1916

Поскольку Австрийская Республика обладала правом преимущественной покупки картин, в Вене разгорелись дискуссии о том, из каких средств можно было бы приобрести оцениваемые в 200 млн евро картины из наследства Марии Альтманн с тем, чтобы разместить их в Австрийской галерее Бельведер. Наследники отказались продать картины частным спонсорам, которые бы предоставили их в экспозицию Бельведера. В конце января 2006 г. адвокатами Марии Альтманн была озвучена сумма возможной сделки с Австрийской Республикой в 300 млн долларов. На основании результатов парламентских слушаний 2 февраля 2006 г. австрийское правительство приняло решение об отказе от права преимущественной покупки и соответственно реституции картин.

Мунк

17 февраля 2006 года начался реституционный процесс в отношении написанной в 1902 году Эдвардом Мунком картины «Летняя ночь на пляже», известной также под названием «Морской пейзаж с луной». Картина была подарена Альме Малер-Верфель её мужем, архитектором Вальтером Гропиусом в честь рождения их дочери Манон Гропиус. В 1937 году Альма Малер-Верфель передала картину вместе с четырьмя другими произведениями живописи в Австрийскую галерею Бельведер. На следующий день после аншлюса Австрии гитлеровской Германией, 13 марта 1938 года дочь известного венского художника-пейзажиста Эмиля Якоба Шиндлера была вынуждена бежать из страны со своим третьим мужем еврейского происхождения, поэтом Францем Верфелем.

После отъезда Альмы Карл Молль, отчим Альмы Малер-Верфель, один из основателей Австрийской галереи Бельведер и истовый сторонник национал-социализма, забрал картину Мунка из галереи. В 1940 г. без согласия своей падчерицы он продал её галерее от имени Марии Эбершталлер, сводной сестры Альмы Малер-Верфель, за 7000 марок.

Ещё в 1947 году Альма Малер-Верфель подала иск против Австрийской Республики, который был отклонён Верховным судом Вены в 1953 году. До своей смерти в 1964 году в Нью-Йорке Альма Малер-Верфель безуспешно пыталась вернуть полотно Мунка, которое она называла самой любимой своей картиной. Позднее вопросом реституции картины занялась внучка Альмы Малер-Верфель, Марина Малер. Её иск был отклонён в 1999 году Советом по возврату искусства со ссылкой на решение 1953 года. Решение 2006 года, в соответствии с которым наследнице Адели Блох-Бауэр Марии Альтманн были возвращены пять работ Климта, укрепило Марину Малер в её намерениях вернуть картину. 9 мая 2007 года «Летняя ночь на пляже» была передана растроганной до слёз наследнице Альмы Малер-Верфель Марине Малер, которая обошла молчанием вопрос о будущем месте нахождения известной работы Мунка.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Галерея Бельведер
• [www.belvedere.at Официальный сайт венского Бельведера]

Галерея

• Egon Schiele 014.jpg

  Эгон Шиле. Семья. 1918

• Egon Schiele 016.jpg

  Эгон Шиле. Объятие. 1917

• Egon Schiele 061.jpg

  Эгон Шиле. Портрет Эдуарда Космака. 1910

• Gustav Klimt 016.jpg

  Густав Климт. Поцелуй. 1907-1908

• Gustav Klimt 001.jpg

  Густав Климт. Адам и Ева. 1917-1918

• Gustav Klimt 039.jpg

  Густав Климт. Юдифь с головой Олоферна. 1901

• Gustav Klimt 058.jpg

  Густав Климт. Портрет Сони Книпс. 1898

Отрывок, характеризующий Галерея Бельведер

– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.