Галерея в Трёхпрудном переулке

Галерея в Трёхпрудном переулке
А. Тер-Оганьян, «В сторону объекта», 1992.
Год основания:	1991
Местонахождение:	Москва, Трёхпрудный переулок, 3/1
Художники:	А. Тер-Оганьян, В. Кошляков, Д. Гутов, Ю. Шабельников и др.
Директор:	Авдей Тер-Оганьян
Направление:	современное искусство
Время работы:	Четверг

Галерея в Трёхпрудном переулке — знаменитая московская арт-галерея (сквот), существовавшая в 1991—1993 годах.

История

Нашёл для заселения это место Женя «Череп», продюсер «Гражданской обороны».

Деятельность Галереи в Трёхпрудном переулке оказала заметное влияние на художественные процессы, протекавшие в Москве тех лет. Директором и куратором Галереи в Трёхпрудном переулке выступал Авдей Тер-Оганьян (совместно с К. Реуновым), лидер небезызвестного ростовского товарищества «Искусство или смерть».

Первой выставкой, состоявшейся в Галерее на Трёхпрудном 5 сентября 1991 года, была выставка «Милосердие» Константина Реунова и Авдея Тер-Оганьяна.

«Трёхпрудный», самая весёлая и ключевая площадка актуального искусства начала 90-х, сквот, занятый бездомными мастерами искусств, на время иронично подменил все возможные институции — Музей и Институт современного искусства, всякие там Кунстхалле и Кунстферрайны.

— А. Ковалев, «Flash Art», 2003.

Сначала появилось это помещение — в том же доме, где наши мастерские. Мы сразу решили, что там будет наша галерея, а чтобы не обзванивать каждый раз людей и не приглашать их специально на вернисажи, решено было установить периодичность — каждый четверг. При таком графике каждый из художников Трёхпрудного мог постоянно показывать свои новые работы. А так как всё равно все приходят только на вернисажи, было решено ограничить деятельность галереи вернисажами — два часа — с семи до девяти. Когда у галереи появилась своя линия, стали приходить люди, работающие в сходных направлениях. Появились три линии работы галереи: 1. Проекты трёхпрудников. Всё же абсолютное большинство людей здесь живёт и у них есть возможность целый месяц обсасывать, обмусоливать свои проекты. Мы сидим, выпиваем и при этом обсуждаем, что будем делать в следующий четверг. Так как мы не являемся группой, то программы нет. Она выстраивается сама. 2. Люди, которые делают шаги в нашу сторону. 3. Гости, которые делают фигню, но не могут иначе найти возможность реализовать свои идеи. На зал в ЦДХ у них средств нет.

— А. Тер-Оганьян, Гуманитарный фонд, 1993.

Трёхпрудный переулок расположен в центре Москвы, между Пушкинской пл. и пл. Маяковского, нынче, кажется, Триумфальной. В 1991 (лето) — 1993 (лето) — место обитания Тер-Оганьяна А. С. и многих других художников, где они осуществили сквот при котором функционировала еженедельно по четвергам Галерея в Трехпрудном — последний из буйных всплесков московского контемпорари арт. Подробнее? Пожалуйста: с лета 1990 там, в доме под снос, жили В. Кошляков и человек по имени Женя Череп. Летом 1991 Оганьяна начали выгонять с Ордынки, вот он к Кашлю и переехал. Осуществил там, в Трехпрудном, самозахват двух больших выселенных квартир — тогда это было возможно, в них опять (Фурманный, Ордынка) была Оганьяном организована, не побоимся этого слова, коммуна. В соседнем подъезде имелась не нужная (тогда) никому мансарда, которая, что существенный плюс, имела отдельный чёрный вход со двора, в ней Оганьян и открыл галерею, то есть место, о котором, было объявлено, что в нём еженедельно по четвергам будет что-нибудь происходить — устраиваться выставки, производиться разные акции и деяния, и т. д. Эта Галерея в Трехпрудном, в которой Оганьян будет главный идеолог и организатор, будет действовать до 1993 года, и она и явится последний всплеск русско-советского авангарда 1970—1990-х

— М. Немиров, «А. С. Тер-Оганьян: Жизнь, Судьба и контемпорари арт», 1999.

Экстатическое двухлетнее (1991—1993) существование «Галереи в Трёхпрудном» — мансарды при двух больших выселенных квартирах, путём самозахвата превращенных в артистическую сквот-коммуну — менее всего, на первый взгляд, сопрягается с традициями живописания и производством станковых предметов искусства. Сам феномен перманентного выставочного марафона («каждый четверг, в 19.00», что есть сущая и немыслимая правда!) превращал функционирование галереи в художественную акцию. Тем более эта квази-галерея никогда ничего не продавала, очередная экспозиция в ней существовала несколько вернисажных часов, большинство выставок уже в своем замысле подразумевало недолговечность перформанса, немыслимого без зрительского соучастия — hic Трехпрудный переулок, hic salta. Не говоря уж о том, что иногда «трехпрудникам» становилась тесна сама галерея, и автобусная экскурсия по Москве объявлялась очередным коллективным произведением. Здесь экспонировалось время, а не пространство, исследованием которого и занят иллюзионизм всякой картины, старающейся втянуть внутрь себя обескураженного зрителя-созерцателя

— Ф. Ромер, «Entertainment», 2005.

«Трёхпрудный» — один из символов того периода, когда художники были голодными, зрители непугаными, а мастерскую в выселенном доме в центре Москвы можно было обрести путём самозахвата

— И. Чувилин, gzt.ru, 2005.

В начале 90-х в Москву перебрались почти все. Мы жили в Трёхпрудном переулке, в огромных расселенных коммуналках. На чердаке работала галерея, в которой каждый четверг устраивались вернисажи. Гостям предлагался непременный коктейль: спирт «Рояль» + вода + концентрат сока из пакетика. Трехпрудный был знаменитым местом. Летом 1993 года нас выселили — здание перестроили, в него въехала группа МОСТ. Спустя несколько лет, когда гоняли Гусинского, журналисты захваченного врагами демократии НТВ именно у порога этого дома произносили гневные слова о свободе слова

— М. Белозор, «КТО ГЛАВНЫЙ», 2006.

Вообще этот крохотный переулок искусством набит по самые уши. Прежде всего славен он благодаря Марине Цветаевой: «В переулок сходи Трехпрудный, в эту душу моей души…» Знаменит творениями двух блистательных архитекторов: глядя на нечетную сторону, в полной мере можно оценить разницу почерков автора первого московского тучереза Эрнста Нирнзее и отца русского модерна Фёдора Шехтеля. Это то, что касается начала прошлого века. А вот в конце его, в 1990-х, Трехпрудный был известен своей галереей-сквотом под водительством Тер-Оганьяна. Что же касается дней нынешних, то здесь расположены целых два небольших, но весьма отражающих дух времени театра: Театр. DOC и Практика

— М. Кронгауз, «Квартирный ряд», 2010.

За небольшое время существования Галереи в Трёхпрудном переулке в ней было проведено 95 выставок, 87 из которых прошли на площадке галереи, а 8 — за её пределами. Одной из самых известных «выездных» выставок-акций был проект «Футуристы выходят на Кузнецкий» (1993).

Большинство буклетов-каталогов к выставкам галереи в Трёхпрудном было создано Ильём Китупом.

После выселения сквота из дома в Трёхпрудном пер. летом 1993 года, в связи с приближавшейся реконструкцией дома, большая часть художников перебралась в старый дом на Бауманской, где и была реанимирована практика четвергов под кодовым названием Галерея «Бауманская, 13».

Некоторые критики называют сквот в Трехпрудном переулке колыбелью современного русского искусства. Екатерина Дёготь полагает, что Авдей Тер-Оганьян и все художники «Трехпрудного» относятся к категории художников, которые в Москве «определили дух девяностых».

Обитатели сквота

• Аксёнов, Павел (1960) — российский художник.
• Белозор, Максим Алексеевич (1963) — российский журналист, прозаик.
• Дубосарский, Владимир Ефимович (1964) — российский художник.
• Касьянов, Виктор Анатольевич (1966) — российский художник, дизайнер, изобретатель, неоавангардист.
• Китуп, Илья Владимирович (1964) — российский поэт и художник, автор и оформитель большинства буклетов к выставкам галереи в Трёхпрудном.
• Кошляков, Валерий Николаевич (1962) — российский художник.
• Реунов, Константин Валентинович (1963) — украинский художник.
• Сигутин, Александр Васильевич (1959) — российский художник.
• Скугарева, Марина Вадимовна (1962) — украинская художница, одна из представителей «новой украинской волны».
• Слепченко, Василий Рудольфович (1962—1991) — российский художник.
• Тер-Оганьян, Авдей Степанович (1961) — российский художник, основатель товарищества «Искусство или смерть», галереи в Трёхпрудном переулке, галереи «Вперед!». Первый художник-политэмигрант в истории пост-советской России.
• Тимофеев, Сергей Анатольевич (1959—1993) — русский художник, поэт, музыкант. Основатель ростовской музыкальной группы «Пекин Роу-Роу», активный участник товарищества «Искусство или смерть», главный художник Четвёртого канала Останкино.
• Тистол, Олег Павлович (1960) — украинский художник.

Выставки

• 1992 Ter-Oganian V storonu ob'ekta.jpg

  А. Тер-Оганьян
  «В сторону объекта», 1992.

• Oganyan Karlik.jpg

  А. Тер-Оганьян, И. Китуп,
  «Карлики», 1992.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  И. Китуп и А. Тер-Оганьян. Акция «Футуристы выходят на Кузнецкий». Москва, 1993.

• Мухин Игорь12.jpg

  В. Дубосарский, А. Харченко, А. Сигутин, И. Китуп, А. Тер-Оганьян. Акция «Футуристы выходят на Кузнецкий». Москва, 1993.

1991 год

• 1991 — «Милосердие». К. Реунов, А. Тер-Оганьян. 5 сентября 1991 г.
• 1991 — «Объявленное». В. Архипов.
• 1991 — «По ту сторону искусства». В. Касьянов.
• 1991 — «Море водки». П. Аксёнов, К. Реунов, В. Кошляков, А. Тер-Оганьян. 26 сентября 1991 г.
• 1991 — «Подсолнечная шелуха». К. Реунов. 10 октября 1991 г.
• 1991 — «Меандр». П. Аксёнов, К. Реунов, А. Тер-Оганьян. 17 октября 1991 г.
• 1991 — «Выставка-продажа». К. Реунов, А. Тер-Оганьян. 24 октября 1991 г.
• 1991 — «Демисезонная выставка». А. Сигутин. 31 октября 1991 г.
• 1991 — «Скульптура». В. Дубосарский. 14 ноября 1991 г.
• 1991 — «Не фонтан». А. Тер-Оганьян, К. Реунов, А. Харченко. 28 ноября 1991 г.
• 1991 — «Титаник». П. Аксёнов.
• 1991 — «Чёрный свет». Гор Чахал.
• 1991 — «Мелочи нашей жизни». Д. Гутов. 5 декабря 1991 г.
• 1991 — «Форма и содержание». К. Реунов, А. Тер-Оганьян, куратор — А. Ковалёв. 26 декабря 1991 г.

1992 год

• 1992 — «По ту сторону искусства». (Дыра в стене) В. Касьянов. 2 января 1992 г.
• 1992 — «Как всегда». В. Касьянов.
• 1992 — «Вся Москва». А. Горматюк, В. Дубосарский, А. Тер-Оганьян, А. Харченко. 16 января 1992 г.
• 1992 — «Иерархия в искусстве». А. Сигутин. 30 января 1992 г.
• 1992 — «Ничего нет внутри». Эндрю Ратт. Февраль 1992 г.
• 1992 — «0.10». П. Аксёнов, К. Реунов, А. Тер-Оганьян. 20 февраля 1992 г.
• 1992 — «Неоакадемия». А. Горматюк, К. Реунов, А. Тер-Оганьян. 27 февраля 1992 г.
• 1992 — «Осторожно: окрашено!». А. Сигутин. 5 марта 1992 г.
• 1992 — «Гуманитарная помощь». К. Реунов. 12 марта 1992 г.
• 1992 — «Выяснение отношений с помощью оружия». А. Харченко, В. Касьянов. 19 марта 1992 г.
• 1992 — «The announced». В. Архипов. 16 апреля 1992 г.
• 1992 — «Мы жили в эти годы». А. Сигутин, А. Тер-Оганьян. 28 мая 1992 г.
• 1992 — «Против монополии». М. Боде. 4 июня 1992 г.
• 1992 — «Декоративное искусство». В. Дубосарский. 11 июня 1992 г.
• 1992 — «Карлики». И. Китуп, А. Тер-Оганьян. 2 июля 1992 г.
• 1992 — «В сторону объекта». А. Тер-Оганьян. 16 июля 1992 г.
• 1992 — «As usual». В. Касьянов. 23 июля 1992 г.
• 1992 — «Л. Х. О. О. К.». А. Тер-Оганьян. 3 сентября 1992 г.
• 1992 — «Обмен». Vincent De Boer, Paul Vendel, Michel Voet. 17 сентября 1992 г.
• 1992 — «Левой ногой». В. Дубосарский, И. Китуп, А. Тер-Оганьян, А. Сигутин, С. Тимофеев. 24 сентября 1992 г.
• 1992 — «К барьеру».
• 1992 — «Кинетическая графика». С. Тимофеев.
• 1992 — «Невеселые картинки».
• 1992 — «10 лет в искусстве». А. Шульгин
• 1992 — «Панки». А. Петрелли
• 1992 — «Художник и книга».
• 1992 — «За абстракционизм». В. Касьянов и др.
• 1992 — «Интерьер».
• 1992 — «Свадьба». Ю. Бабич, И. Калинина. 26 ноября 1992 г.
• 1992 — «Парфенон». В. Кошляков.
• 1992 — «Выставка художественных произведений». А. Сигутин.
• 1992 — «Из нового». А. Тер-Оганьян.
• 1992 — «Вперед». А. Тер-Оганьян.
• 1992 — «Воплощение мечты». (два крана, вино, водка) В. Касьянов. 31 декабря 1992 г.

1993 год

• 1993 — «Интерьер». В. Касьянов и др.
• 1993 — «Переворот в искусстве». В. Касьянов.
• 1993 — «Скромные ученики великого мастера». В. Дубосарский, И. Китуп, А. Сигутин, 21 января 1993 г.
• 1993 — «В новом свете». Ю. Шабельников.
• 1993 — «Кабина». И. Китуп, В. Кругликов. 25 февраля 1993 г.
• 1993 — «Queer uncle’s testament». В. Дубосарский. 18 марта 1993 г.
• 1993 — «Некоторые проблемы реставрации произведений современного искусства». А. Тер-Оганьян. 13 мая 1993 г.
• 1993 — «В сторону объекта — 2». В. Кругликов, куратор — А. Тер-Оганьян. 20 мая 1993
• 1993 — Второй проект для выставки «Мы жили в эти годы». А. Сигутин, А. Тер-Оганьян.

Фильмография

• 2009 — «[www.ivi.ru/watch/50410 Виноградов Дубосарский: Картина на заказ]». Реж. и сцен. Евгений Митта, Александр Шейн. Киногруппа «2ПЛАN2», д/ф, 75 мин.

Трёхпрудный в современной культуре

• 23 февраля 2010 года в Государственной Третьяковской галерее на Крымском Валу состоялась лекция «Территория свободы: художники галереи в Трехпрудном переулке» в цикле «Искусство эпохи Ельцина и искусство эпохи Путина» (абонемент 136).
• В мае 2011 года в московском Театре.doc состоялась премьера спектакля «89-93 (Сквоты)» (реж. Руслан Маликов, авторы и кураторы Юлия Овчинникова, Иван Лебедев, Всеволод Лисовский и Нана Гринштейн), реконструирующего быт, атмосферу и отдельные события, происходившие в Галерее в Трёхпрудном переулке.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=Wl4wcW6zlyk&feature=share Саша Обухова. 1990-е год за годом: Галерея «В Трехпрудном Переулке». «Гараж», 3 декабря 2013 г.]
• [azbuka.gif.ru/alfabet/s/squats/ Макс Фрай. Сквоты]

Отрывок, характеризующий Галерея в Трёхпрудном переулке

– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.