Галецкий, Иван Владиславович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Галецкий Иван Владиславович
Дата рождения:

18 (30) июня 1874(1874-06-30)

Место рождения:

г. Кирсанов Тамбовской губернии

Дата смерти:

неизвестно

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Партия:

Народная воля (до 1894),
Партия народной свободы (1905—1906),
Трудовая группа (1906)

Род деятельности:

депутат Государственной думы Российской империи I созыва

Автограф

Галецкий Иван Владиславович (18 [30] июня 1874, г. Кирсанов Тамбовской губернии — ?) — депутат Государственной думы Российской империи I созыва от Архангельской губернии. Мещанин, частный поверенный. Редактор и издатель газеты «Северный листок».



Биография

Родился в семье лесничего. В 1891 году окончил с золотой медалью 1-ю пензенскую гимназию.

Учился в Петербургской военно-медицинской академии, но не окончил её, так как в 1894 году по делу «народовольца» М. С. Александрова был выслан под полицейский надзор в Пензу, откуда направлен на Север.

Ссылку отбывал в Архангельске с мая 1896 по январь 1899. Работал в управлении строительства Архангельско-Вологодской железной дороги. Участвовал в научных экспедициях по Северной Двине (июнь-июль 1897) и на Соловки (июль 1898). Будучи в ссылке, начал изучать право.

После окончания ссылки (январь 1899) переехал в Пензу, где начал занимался адвокатской практикой. В 1901 году добровольно вернулся в Архангельск, где организовал коллегию адвокатов для оказания юридической помощи неимущим. Являлся частным поверенным при окружном суде. После Манифеста 17 октября 1905 года начал издавать газету «Северный листок». В том же году был избран председателем губернского комитета Партии народной свободы, но к 1906 году вышел из состава этой партии.

В 1906 году избран в Государственную думу Российской империи I созыва, где примкнул к Трудовой группе.

В Думе выступал достаточно активно. Его выступления касались вопросов амнистии политических заключённых, отмены смертной казни, автономии Польши, свободы личности, независимости суда.

После роспуска Думы И. В. Галецкий был отстранён от редактирования газеты «Северный листок» за публикацию материалов о третьем съезде Шенкурского отдела Всероссийского крестьянского союза. Был приговорён к трём месяцам тюрьмы за участие в подписании Выборгского воззвания и заключён в Архангельский тюремный замок.

В августе 1906 года был избран председателем «Общества взаимного вспомоществования учившим и учащим в народных училищах Архангельской губернии». Участвовал в создании в Архангельске «Лиги образования». Продолжал заниматься адвокатской практикой в созданном им юридическом бюро. До 1916 года состоял в правлении «Общества изучения Русского Севера». В 1916 году переехал в Москву, где работал присяжным поверенным. Дальнейшая судьба И. В. Галецкого неизвестна.

Напишите отзыв о статье "Галецкий, Иван Владиславович"

Ссылки

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01003750528#page37 Галецкий Иван Владиславович] // Члены Государственной думы: портреты и биографии. Первый созыв, 1906—1911 г. / сост. М. М. Боиович. — Москва: Тип. Т-ва И. Д. Сытина, 1906.
  • Щипин В. [www.hrono.info/biograf/bio_g/galecky_iv.html Галецкий Иван Владиславович] // Энциклопедия «ХРОНОС».
  • [www.aosd.ru/?dir=docs&act=show&id_doc=137#n1 Галецкий Иван Владиславович] // Поморская энциклопедия. Т. 1. — Архангельск, 2001. — С. 115—116.
  • [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=012002&id=6771&cType=1 Первая Государственная Дума. Алфавитный список и подробные биографии и характеристики членов Государственной Думы.] — М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина, 1906. — 175 с.

Отрывок, характеризующий Галецкий, Иван Владиславович

Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?