Галлер, Альбрехт фон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Альбрехт фон Галлер
нем. Albrecht von Haller
Дата рождения:

16 октября 1708(1708-10-16)

Место рождения:

Берн, Швейцария

Дата смерти:

12 декабря 1777(1777-12-12) (69 лет)

Место смерти:

Берн, Швейцария

Страна:

Швейцария

Научная сфера:

анатомия, физиология

Научный руководитель:

Бургаве,
Дювернуа

Известные ученики:

Иоганн Готтфрид Цинн

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Haller».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Haller&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=3585-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Альбрехт фон Галлер (нем. Albrecht von Haller; 17081777) — швейцарский анатом, физиолог, естествоиспытатель (анатом, ботаник) и поэт. Отец Альбрехта фон Галлера-младшего (1758—1823).





Биография

Альбрехт фон Галлер родился в 1708 году в Берне, в патрицианской семье. Уже на 15-м году писал трагедии и комедии и сочинил эпическую поэму в 4000 стихов о начале Швейцарского союза.

В 1723 году он поступил в Тюбингенский университет, откуда перешёл в Лейден, чтобы слушать знаменитого Бургаве. В 19 лет от роду он получил степень доктора медицины, после чего объехал Англию и Францию и в Базеле слушал у Иоганна Бернулли высшую математику. В 1728 году он вместе с Геснером совершил экскурсию в горы, во время которой собрал материал для большой работы по ботанике и обдумал свою знаменитую описательную поэму «Альпы». После вторичного пребывания в Базеле, где он, между прочим, читал лекции по анатомии, Галлер в 1729 году вернулся в Берн и вскоре сделался известным врачом.

Вышедшая в 1732 году, без подписи Галлера, книжка его стихотворений («Versuch schweiz. Gedichte») обратила на него внимание немногочисленных в то время любителей немецкой поэзии. Его дидактическая поэма «О происхождении зла» была переведена на многие языки и, между прочим, на русский, два раза (Карамзиным в прозе в 1786 году и в стихах Петром Богдановым в 1798 году). В 1736 году он принял профессуру по кафедрам медицины и ботаники в новооткрытом Гёттингенском университете и основал там анатомический театр и ботанический сад. В 1742 году вышел его многолетний труд «Enumeratio methodica stirpium Helvetiae indigenarum», a через 9 лет он открыл королевское общество наук (Socieät der Wissenschaftea), которое избрало его своим бессменным президентом.

В Гёттингене Галлер пользовался уважением и любовью своих слушателей, а повсеместно — славой одного из первых ученых мира; император Франц I дал ему дворянство; английский король сделал его государственным советником и своим лейб-медиком; его звали в Утрехт, Оксфорд, Берлин, Галле и Санкт-Петербург; но когда Берн избрал его в члены большого совета, любовь к родине заставила его отказаться от всех почестей и от кафедры и вернуться в отечество. В Берне он основал соляные промыслы, организовал медицинскую полицию, способствовал развитию земледелия и пр. Из его научных трудов за это время выдаются наблюдения над развитием зародыша в яйце, над ростом костей, и особенно его 8-томные «Elementa physiologiae corporis humani» (Лозанна, 1755-66). Кроме того, он издал ряд компендиумов («Bibliotheca botanica», Цюрих, 1771-2; «Bibliotheca anatomica», там же, 1774—77; «Bibl. chirurgica», Базель, 1774—75, и неоконченная «Bibl. medicinae practicae», там же, 1776—87), очень полезных в его время; важное значение имеет в истории науки его обширная физиологическая монография «De functionibus corporis humani praecipuarum partium». В основанных им же гёттингенских «Gelehrten Anzeigen» он поместил до 2000 рецензий. Галлер написал три морально-полит-исторических романа («Usong», 1771; «Alfred», 1773, и «Fabius und Cato», 1774; «Альфред» переведен на русский язык Е. Руничем в 1788 году; «Фабий и Катон» — П. Полонским в 1793 году), в которых высказывает свои взгляды на разные формы правления. Под старость Галлер сделался очень мрачен и враждебно относился к французской «просветительной» литературе.

Умер в 1777 году.

Заслуги в литературе

Галлер не обладал выдающимся поэтическим талантом, но историко-литературное значение его творчества, тем не менее, чрезвычайно велико. В его стихах много искренности и нет ни одного лишнего слова; в «Альпах» он описывает виденное им с такой точностью, какой не достигала даже тогдашняя немецкая проза. Правда, эти описания иногда чересчур обстоятельны и научны, да и в его чисто лирических произведениях, хотя бы истекающих из искреннего чувства, холодный рассудок зачастую слишком ярко проявляет себя; но зато в них слышится мужественная энергия, особенно отрадная после расплывчатости и слащавости немецких поэтов предыдущего поколения. Заслуга Галлера в том, что он указал для поэзии более высокую задачу, чем услаждение уха громозвучными рифмами. Критическое издание его стихотворений, с обширной биографией, сделано L. Hirzel (Frauenfeld, 1882). Монография о нём: «Haller und seine Bedeutung für die deutsche Kultur», Lissauer (Берлин, 1873).

Заслуги в науке

Весьма важны заслуги Галлера в анатомии и физиологии. Многочисленные исправления и дополнения по вопросам анатомии он сначала обнародовал в виде мелких статей, а затем собрал их в двух главных сочинениях своих по анатомии: «Opuscula anatomica minora» (Лозанна, 1765) и упомянутых выше «Icones anatomicae». Патологической анатомией он занимался в своих «Opuscula pathological» (там же, 1755); зоотомии он проложил дорогу своими анатомическими работами над животными; эмбриологии — наблюдениями над развитием зародыша в яйце. В физиологии он пополнил пробелы в учении Гарвея о кровообращении и по отношению к течению крови в тончайших сосудах установил взгляды, сохранившие в сущности цену и теперь. О механической и химической стороне дыхания он также установил более правильные воззрения в работе «De respiratione experimenta anatomica» (Гёттинген, 1746 и 1749), в «Мémoires sur la respiration» и втором томе «Opera minora». Особенно важную заслугу Галлера составляют его опытные исследования относительно деятельности нервов и мышц. Он первый правильно различал три свойства мускульных волокон: упругость, способность реагировать на раздражения нерва и способность самостоятельно реагировать на механические и химические раздражения. Последнее свойство он назвал раздражительностью; на этом понятии, после того как оно было обобщено и перенесено на нервы, слизистые оболочки, железы и т. д., были построены позднее целые патологические системы.

Галлер довольно резко (и не слишком аргументированно) критиковал половую систему классификации растений Карла Линнея, опубликованную в 1735 году[1]. В ботаническом сочинении De metodico studio botanices absque praeceptore (Гёттинген, 1736) Галлер дал основы естественной системы, построенной как на внешнем виде растений и их естественном родстве, так и на отношениях органов оплодотворения, но встретил при этом мало одобрения, эта система никем не была признана[2]. Позже Галлер издал резкую критику трудов Карла Линнея от имени своего 15-летнего сына Готлиба Эмануэля: Dubia ex Linnei fundamentis hausta (Гёттинген, 1751).

Австрийский историк науки Йозеф Шультес в 1817 году писал про Галлера, что он «величайший человек своего времени и до сих пор не презвойдённый никем, кто жил после него». Шультес в связи с критикой Галлером Линнея писал, что «Галлер был в каждой области человеческого знания тем, кем Линней был только в области естественной истории». Особо высоко Шультес ценил работу Галлера «Флора Швейцарии», называя её бессмертным трудом[1].

Галлер — иностранный почётный член (c 1776 года) Петербургской Академии наук.[3]

Напишите отзыв о статье "Галлер, Альбрехт фон"

Литература

  • Галлер Альбрехт // Газлифт — Гоголево. — М. : Советская энциклопедия, 1971. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 6).</span>
  • Лебедев Д. В. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/lebedev1986_ocherki_botan_istoriogr.djvu Очерки по ботанической историографии (XIX — начало XX в.)] / Отв. ред. М. Э. Кирпичников. — Л.: Наука, 1986. — 165 с. — 1600 экз.
  • Меркулов В. Л. Альбрехт Галлер — Л.: Наука, 1981. — 183 с.

Источники

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Примечания

  1. 1 2 Лебедев, 1986, Йозеф Шультес, с. 28.
  2. Лебедев, 1986, Готлиб Бишоф, с. 37.
  3. [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-49327.ln-ru Профиль барон Альбрехт фон Галлер] на официальном сайте РАН

Ссылки

Отрывок, характеризующий Галлер, Альбрехт фон

«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.