Галле-Виттенбергский университет имени Мартина Лютера

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Галле-Виттенбергский университет имени Мартина Лютера (нем. Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg (MLU)) — университет в Германии, возникший в 1817 году в результате слияния двух университетов[1][2]. Старейший из них был основан в Виттенберге в 1502 году[1], другой — в 1694 году[1] в городе Галле (Заале).

Современное название университет получил 10 ноября 1933 года.





Галле-Виттенбергский университет

После празднования в 1994 году 300-летнего юбилея со дня основания университета в Галле, в 2002 году прошло празднование 500-летнего юбилея со дня основания университета в Виттенберге.

За свою многолетнюю историю университет тесно переплелся с городом Галле. Он сильно разросся и постепенно, но уверенно вышел за границы старого города, а частично и намного дальше. Многие кафедры находятся в старинных виллах или исторических зданиях. Вместе с тем многие университетские здания строятся или реконструируются.

История

Виттенбергский университет

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

После Лейпцигского раздела земель на территории эрнестинского курфюршества Саксония 18 октября 1502 года по желанию курфюрста Фридриха III Саксонского по прозвищу Мудрый был основан первый университет «Лейкореа» в Виттенберге. Университет был предназначен для подготовки юристов, теологов и врачей для саксонского эрнестинского правительства. Через 5 лет после основания университета курфюрст Фридрих объединил университет с монастырём Всех Святых. Первым ректором университета стал Мартин Поллих[de], деканом-основателем теологического факультета стал Иоганн фон Штаупиц.

В первые годы в университете преподавали такие педагоги, как Андреас Боденштайн из Карлштадта. В 1508 году Штаупиц содействовал приглашению в университет монаха-августинца Мартина Лютера. Позднее были приглашены также Николаус фон Амсдорф и преподаватель греческого языка Филипп Меланхтон.

По своей форме и содержанию Виттенбергский университет был ориентирован на уже существующие университеты в Германии. Передача права Фридриха Мудрого присвоила университету в XVI веке особый статус с собственной юрисдикцией. В это время он становится одним из важнейших теологических центров Европы.

В 1813 году Наполеон Бонапарт распорядился закрыть университет. После Венского конгресса в 1815 году саксонские территории отошли к Виттенбергу в Пруссии. В результате этого Университет был перенесён из Виттенберга в Галле, где 12 апреля 1817 года был создан объединённый Галле-Виттенбергский университет имени Фридриха. Вместо университета Виттенберг получил семинарию евангелистов, которая и сегодня располагается в помещениях Августеума. Фридерицаниум был перестроен под казарму, позднее в нём располагались жилые помещения.

Таким образом, Виттенберг потерял своё важнейшее учебное заведение и с тех пор развивался как военный и промышленный город. Инициативы по основанию нового университета долгое время оставались безуспешными. Только после объединения Германии в 1990 году в кооперации с университетом имени Мартина Лютера Галле-Виттенберг 26 апреля 1994 года в Виттенберге было открыто учреждение публичного права «Лейкорея».

Университет Галле

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

По пожеланию Фридриха III (курфюрста Бранденбургского и позже — короля Фридриха I Прусского) на юге Магдебургского епископата следовало создать новый университет. Находившаяся в Галле рыцарская академия более не отвечала потребностям растущего города. После долгих проволочек при дворах в Вене и Дрездене, император Леопольд I в 1694 году дал разрешение на открытие alma mater hallensis. Наиболее существенную роль в создании университета сыграли правовед и философ Христиан Томазиус (он стал первым ректором университета) и философ Христиан Вольф. Сочинения Томазиуса по практической этике сделали университет Галле одной из колыбелей немецкого Просвещения. В последующие годы, однако, начались конфликты с основанными в 1698 году благотворительными заведениями Франке, которые стали центром немецкого пиетизма. Вследствие этих конфликтов Вольф под страхом смертной казни вынужден был покинуть владения короля Пруссии. Впрочем, Вольф, который, наряду с Лейбницем, был одним из ведущих философов Германии, легко нашёл себе место в Марбургском университете. После того, как конфликт Вольфа с пиетистами утих, Фридрих II вернул Вольфа в университет Галле (1743).

В 1717 году Й. Юнкер открыл на базе заведений Франке первую в Германии университетскую клинику. Университет в Галле известен и тем, что он первым в Германии присудил учёную степень женщине. Ею стала в 1754 году Доротея Христиана Эркслебен.

Университет Галле-Виттенберг

После 1817 года

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

После объединения в 1817 году начались преобразования в области естественных наук и медицины. До основания Второго Рейха университет постоянно находился в состоянии чистки рядов. После 1817 года профессора, которые были лояльны к режиму Наполеона, были понижены в должности или уволены. В 1830-х годах разразился огромный скандал на факультете теологии, который привёл к выделению и увольнению старолютеранцев и рационалистов. Одновременно с этим и студенческая жизнь находилась под строжайшим контролем, исключающим любые политические движения. После потерпевшего неудачу демократического движения в 1848 году снова были уволены или отправлены в ссылку некоторые члены преподавательского состава. Начиная с 1860-х годов университет всё же являлся одним из самых значимых на территории немецко-говорящих стран, во многом благодаря смене поколений в профессорском составе.

Благодаря войне 1870—1871 годов университет получил новые клиники и существующую до наших дней университетскую библиотеку, являющуюся одновременно библиотекой земли Саксония-Анхальт. Однако по притоку студентов Галле всё-таки отставал от Берлина, Лейпцига и Мюнхена. С этого времени наблюдается типичный для Галле феномен «проходного» университета. Из-за ограниченных финансовых возможностей сюда приглашались обычно молодые, талантливые учёные, которые затем уезжали в Берлин и Лейпциг, а после 1945 года в Западную Германию — в Бонн, Майнц, Гёттинген или Мюнхен.

После 1918 года

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во времена Веймарской республики университет считался реакционным и не перспективным. Инвестиции не поступали, приглашались преподавать ученые второго состава. Во времена национал-социализма за Галле закрепилась слава «академической Воркуты», не в последнюю очередь благодаря тому, что опальные ученые ссылались в Галле. Одновременно университет подвергся новым чисткам. Причиной увольнения более дюжины профессоров и доцентов послужили их еврейское происхождение, еврейские жёны, агитация за социал-демократию или гомосексуализм. Во время Второй мировой войны некоторые профессора работали на немецкую военную экономику, прежде всего в качестве внешних консультантов промышленных предприятий или в области военных разработок. Преимущественно это были химики, физики, геологи и специалисты по сельскому хозяйству. Трое врачей-профессоров приняли участие в массовых убийствах и экспериментах над людьми. Многочисленные профессора и доценты стали членами национал-социалистической партии и были лояльны режиму. В 1944—1945 годах несколько профессоров организовали группы сопротивления, благодаря которым город Галле практически мирным путём был передан американским войскам.

После 1945 года

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во время нахождения университета в американской зоне в университете начались демократические преобразования. После перехода Галле в состав ГДР в университете вновь прошли чистки. Некоторые преподаватели спаслись бегством в ФРГ. 17 июня 1953 года студенты университета приняли участие в народном восстании. В 1958 году разгорелся публичный скандал между членами социалистической партии и консервативно настроенными профессорами. В период до 1961 года по политическим причинам в ФРГ бежали около 30 доцентов и профессоров. Тем не менее, благодаря значительным инвестициям в естествознание и медицинские клиники университета, а также в его инфраструктуру, университет Галле смог снова стать значимым научным заведением наряду с Лейпцигом и Берлином.

Двойная печать

С 1817 года при объединении университетов Галле и Виттенберга в Объединённый Галле-Виттенбергский университет имени Фридриха появилась и двойная печать университета. Левая печать символизирует университет Галле, а правая печать — университет Виттенберга.

Львы на Университетской площади

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Перед центральным входом в главное здание университета имени Мартина Лютера лежат два чугунных льва, символически охраняющих университет. Созданные в 1816 году скульптором Иоганном Готфридом Шадовом (1764—1850) скульптуры находились там не всегда. Изначально львы украшали фонтан на Рыночной площади Галле, куда они были торжественно установлены 23 июля 1823 года. Там их видел и Генрих Гейне (1797—1856) и упомянул их в ироничном стихотворении, касающемся двукратного закрытия университета Наполеоном.

Когда несколькими годами позднее в городе проводили современное водоснабжение, бургомистр Франц фон Фосс[de] предложил перенести львов к университету, согласно «указаниям» Гейне. С тех пор здание с лёгкой руки студентов повсеместно называют «Зданием львов».

Львы завоевали своё место и в общественной жизни университета. На всех многочисленных публикациях университета в качестве своеобразного символа изображается львиная голова. Лев живёт также и на домашней интернет-странице университета и сопровождает посетителей по всему сайту.

После объединения Германии львы были отданы на реставрацию. Один из львов был разломлен на две части (предположительно с 1868 года). Несколько месяцев львы находились на реставрации в Ганновере и вернулись на своё место в октябре 1992 года, к 490-й годовщине со дня основания Виттенбергского университета. С тех пор в животе одного из львов находится капсула, в которой лежат хроника реставрации, различные газеты, расписание лекций университета и программа мероприятий за 1992 год.

В студенческой среде есть примета, что нельзя садиться на львов, иначе провалишься на экзамене.

Факультеты

Факультет теологии
Факультет экономики и права
  • юридическое отделение
  • экономическое отделение
Факультет медицины и университетская клиника
Факультет философии
  • общественные науки
  • исторические гуманитарные науки
Факультет философии II
  • филология
  • теория коммуникации
  • музыковедение
Факультет философии III
  • педагогика
Факультет естествознания I
  • кафедра биохимии и биотехнологии
  • кафедра биологии
  • кафедра фармацевтики
Факультет естествознания II
  • кафедра физики
  • кафедра химии
Факультет естествознания III
  • кафедра агрономии и диетологии
  • кафедра наук о Земле и Геологический сад
  • кафедра математики
  • кафедра информатики
Центр технических наук

Присоединённые к университету учреждения

  • музей археологии «Робертиниум»
  • ботанический сад Галле с исторической обсерваторией Галле
  • студенческое общежитие (частично используется организацией взаимопомощи студентов)
  • «Лейкорея» — учреждение публичного права
  • «ХАЛЕСМА А. Н. Д.» — европейская школа журналистов мультимедийных средств информации в Галле
  • институт исследований и управления предприятиями в Галле
  • институт научно-исследовательской работы вузов в Виттенберге
  • собрание Мекеля — историческая анатомическая коллекция
  • университетская библиотека и библиотека земли Саксония-Анхальт
  • Национальная академия наук имени Леопольдины

Общества

Средне-немецкое общество юриспруденции при университете имени Мартина Лютера Галле-Виттенберг

Известные преподаватели

Известные студенты

Напишите отзыв о статье "Галле-Виттенбергский университет имени Мартина Лютера"

Примечания

Литература

  • Marita Baumgarten: Professoren und Universitäten im 19. Jahrhundert. Vandenhoek & Ruprecht, Göttingen 1997 ISBN 3-525-35784-2
  • Manfred Brümmer: Staat contra Universität. Böhlau, Wismar 1991
  • Henrik Eberle: Die Martin-Luther-Universität in der Zeit des Nationalsozialismus. Mdv, Halle 2002 ISBN 978-3-89812-150-7
  • Kurt Fricke: Studentisches Leben in Halle in den 1970er/80er Jahren — der Studentenklub Turm, in: Geschichte der Stadt Halle. Bd. 2: Halle im 19. und 20. Jahrhundert, hg. von Werner Freitag und Katrin Minner, Halle 2006, S. 457—468. ISBN 978-3-89812-383-9
  • Halle, alte Musenstadt …. Streifzüge durch die Geschichte einer Universität. Zusammengestellt, kommentiert und mit einer Einleitung versehen von Werner Piechocki. Halle 1994. ISBN 3-354-00816-4
  • «Jagen und fangen …». Herausgeber: Halle-Information/ Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg, 1983 (9 Blätter zu Motiven aus Studenten-Stammbüchern in einer Mappe).
  • Ralph Jessen: Akademische Elite und kommunistische Diktatur. Vandenhoek & Ruprecht, Göttingen 1999 ISBN 3-525-35797-4
  • Heinz Kathe: Die Wittenberger Philosophische Fakultät 1501—1817. Böhlau, Köln 2002 ISBN 3-412-04402-4
  • Heiner Lück, Heiner Schnelling, Karl-Ernst Wehnert: 150 Jahre Juristisches Seminar der Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg. Stekovics, Halle, 2005 ISBN 3-89923-106-6
  • Günter Mühlpfordt, Günter Schenk: Der Spirituskreis 1890—1958. Hallescher Verlag, Halle 2001
  • Steffen Reichert: Unter Kontrolle. Die Martin-Luther-Universität und das Ministerium für Staatssicherheit 1968-89, 2 Bde., Mdv, Halle 2006. ISBN 978-3-89812-380-8
  • Hermann-J. Rupieper (Hg.): Beiträge zur Geschichte der Martin-Luther-Universität 1502—2002, Halle 2002. ISBN 978-3-89812-144-6
  • Ralf-Torsten Speler (Hg.) (1998): Die Universität zu Halle und Franckens Stiftungen. Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg. Halle (Katalog des Universitätsmuseums der Zentralen Kustodie. Neue Folge, Nr. 4).
  • Ralf-Torsten Speler (2003): Die Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg. Ansichten — Einblicke — Rückblicke. Erfurt. ISBN 3-89702-482-9
  • Ralf-Torsten Speler: Die Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg, Sutton 2003. ISBN 978-3-89702-482-3
  • Emporium : 500 Jahre Universität Halle-Wittenberg ; Landesausstellung Sachsen-Anhalt 2002, 23. April bis 30. September 2002 Halle (Saale) / [Hrsg.: Martin-Luther-Universität Halle-Wittenberg]. ISBN 3-930195-80-1
  • 300 Jahre Universität Halle 1694—1994. Schätze aus den Sammlungen und Kabinetten. Herausgegeben von Ralf-Torsten Speler.

Ссылки

  • [www.uni-halle.de/ Internetpräsenz der Martin-Luther-Universität (сайт университета)]
  • [www.uni-halle.de/universitaet/geschichte/ Kurzdarstellung der Universität] (нем.). uni-halle.de. Проверено 18 мая 2013. [www.webcitation.org/6GlxwyVyS Архивировано из первоисточника 21 мая 2013].
  • [www.besucherdienst.uni-halle.de/ Serviceangebot für Besuchergruppen der Martin-Luther-Universität]
  • [www.verwaltung.uni-halle.de/pressedb/ausgabe_pressedb/ Pressemitteilungen der Martin-Luther-Universität] [www.verwaltung.uni-halle.de/pressedb/ausgabe_pressedb/rss.php als RSS-Feed]
  • [www.vk.uni-halle.de/ Veranstaltungskalender der Martin-Luther-Universität] [www.vk.uni-halle.de/rss.www.de.xml als RSS-Feed]
  • [www.catalogus-professorum-halensis.de Liste von Universitätsprofessoren]
  • [www.weinbergcampus.de weinbergcampus.de]
  • [anzeigen.zeit.de/studium/profile/uni-halle.php Profil der MLU bei ZEIT Online]
  • [sundoc.bibliothek.uni-halle.de/epub/01/01E002/schrader_band_1.pdf Wilhelm Schrader: Geschichte der Friedrichs-Universität zu Halle, Band 1 (PDF)], [sundoc.bibliothek.uni-halle.de/epub/01/01E002/schrader_band_2.pdf Band 2 (PDF)]
  • [books.google.com/books?id=jjtIHFWvYf0C Johann Karl Bullmann: Denkwürdige Zeitperioden der Universität zu Halle von ihrer Stiftung an, 1833]


Отрывок, характеризующий Галле-Виттенбергский университет имени Мартина Лютера

– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.