Галлиен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Публий Лициний Эгнаций Галлиен
лат. Publius Licinius Egnatius Gallienus<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Бюст Галлиена</td></tr>

Римский император
253 — 268
Соправители: Валериан I (Август) (253 — 260),
Валериан II (Цезарь) (256 — 258),
Салонин (Цезарь), а затем Август (258 — 260)
Предшественник: Эмилиан
Преемник: Клавдий II
 
Вероисповедание: Древнеримская религия
Рождение: 218(0218)
Этрурия
Смерть: июль или август 268
Италия, около Медиолана
Отец: Валериан I
Мать: Эгнация Мариниана
Супруга: Корнелия Салонина
Дети: 1) Валериан II
2) Салонин
3) Мариниан

Публий Лициний Эгнаций Галлиен[1], более известный в римской историографии как Галлиен (лат. Publius Licinius Egnatius Gallienus) — римский император с августа 253 по июль-август 268 года.

Галлиен был сыном императора Валериана I. Хотя Галлиен был образованным человеком и деятельным реформатором, но на его правление пришелся один из самых сложных периодов в истории империи: со всех сторон она подвергалась нападениям внешних противников.

Западная часть империи, которой Галлиен управлял при своём отце, страдала от постоянных вторжений алеманнов и франков, причём первые в своих набегах сумели проникнуть даже в Италию, а последние опустошали римскую территорию вплоть до Южной Испании; морское побережье разорялось саксами, а маркоманам удалось добиться от Галлиена уступки части Верхней Паннонии.

Не меньший ущерб потерпели и восточные провинции государства от вторжений готов, персов и других народностей, населявших побережье Чёрного моря. В течение последних восьми лет правления Галлиена на западе был возведён на престол целый ряд военачальников провинциальных войск. Эту эпоху ещё древние историки стали называть временем тридцати тиранов (аналогия с афинскими тридцатью тиранами). В 268 году Галлиен погиб в результате заговора во время борьбы с одним из этих узурпаторов Авреолом, провозглашенным императором ретийскими легионами.

Галлиен носил следующие победные титулы: «Германский Величайший» — с 257 года[2], «Дакийский Величайший» — с 257 года[3], «Парфянский Величайший» и «Персидский Величайший» — с 264 года[4]. Власть трибуна получал 16 раз (в 253 году — дважды: в августе и 10 декабря, затем ежегодно 10 декабря). Имел титул «Отец Отечества». Консул 254, 255, 257, 261, 262, 264, 266 годов. Полный титул к моменту смерти: Император Цезарь Публий Лициний Эгнаций Галлиен Август Феликс Пий[2].





Ранняя жизнь и карьера

Точная дата рождения Галлиена остаётся неизвестной. Византийский историк Иоанн Малала и анонимный автор «Извлечений о жизни и нравах римских императоров» сообщают, что на момент кончины Галлиену было пятьдесят лет[5]. Таким образом, годом рождения будущего императора можно считать 218 год[6]. Однако историк Йона Лендеринг относит рождение Галлиена к 213 году[7]. Скорее всего, Галлиен родился в Этрурии[8]. Йона Лендеринг выдвигает предположение, что родиной императора был этрусский город Фалерии[7] так как там было обнаружено множество надписей, упоминающих представителей рода Эгнациев[9]. Отцом Галлиена был принцепс сената и консуляр Публий Лициний Валериан, а матерью — Эгнация Мариниана, дочь легата Аравии Петрейской Эгнация Виктора Мариниана[7].

В юности Галлиен, по всей видимости, получил хорошее образование, изучал латинский и греческий языки[10]. До прихода к власти Галлиен служил в армии, но также частично прошёл и cursus honorum, хотя должности консула или претора он не достиг по причине молодости, вероятно, занимая должности квестора и эдила. Он вполне мог принимать участие в персидском походе Гордиана III и готской войне Деция Траяна[10].

Правление

Соправитель Валериана (253—259)

В 253 году войско провозгласило Валериана императором после убийства предыдущих правителей Требониана Галла и Волузиана. Тогда в Риме солдаты убили узурпатора Эмилиана, а сенат объявил находившегося в столице Галлиена Цезарем, желая угодить Валериану. По прибытии в Рим Валериан возвысил своего сына до ранга Августа. На протяжении всего совместного правления Галлиен играл важную роль. Первоначально они правили вместе с отцом[11]. Затем Галлиен провозгласил Августой свою жену, Корнелию Салонину[12].

В следующем году Галлиен стал первый раз консулом вместе с Валерианом. Когда поступили первые сообщения о крупных волнениях среди германских племен, он отправился на рейнскую границу. Монеты, выпущенные в течение первых трёх лет его правления, свидетельствуют о нескольких победах: по всей видимости, ему удалось удерживать германские племена на расстоянии от Рейна, а те, кто пытались перейти рейнский лимес, были разбиты. В это время Галлиен укрепил ряд римских крепостей на левом берегу реки и основал новый монетный двор в Августе Тревиров. Принятый им титул «Дакийский Величайший» указывает на то, что ему пришлось отражать нападения племени карпов, вторгшихся в Дакию, хотя, принимая такой титул, он, видимо, преувеличил свой успех, поскольку контроль Рима (по крайней мере, над частью этих земель) был в это время значительно ослаблен[13]. В 255 году ситуация улучшилась, и Галлиен праздновал свою победу, приняв титул «Германский Величайший»[7]. В начале 256 года Валериан, намереваясь обеспечить продолжение своей династии, присвоил старшему сыну Галлиена, Валериану II, титул цезаря, а спустя примерно два года, после того, как он умер при загадочных обстоятельствах, на это место выдвинули его брата Салонина[13].

В 256 или в 257 году Валериан и Галлиен были вынуждены поделить империю между собой из-за угрозы, которой подверглись одновременно европейские и азиатские границы. Валериану достался восток империи, а Галлиену — запад. В 257 году франки и алеманны одновременно пересекли Рейн и вторглись в Галлию и Германию. Они были не так опасны, как готы, которые превосходили их своей организованностью, однако разрушили испанскую столицу Тарракон и дошли до Тингиса на побережье Северной Африки. Валериан же отправился на восток, чтобы вести войну против персов[8]. Поскольку Галлиен оказался в тяжелом положении, то он назначил своего сына-подростка Валериана II правителем балканских провинций, отдав его под руководство Ингенуя[14], который после смерти Валериана II в 257 году восстал, но был разбит Ацилием Авреолом и убит при попытке к бегству. В 258 году франки и алеманны были разбиты, и Галлиен присвоил себе во второй раз титул «Германского Величайшего»[7]. После смерти Валериана Младшего Галлиен назначил цезарем своего младшего сына Салонина, который был отправлен в Колонию Агриппину под опеку префекта претория Сильвана и военачальника Постума[15].

Сложная ситуация возникла также в Мавретании и Северной Африке, где происходили антиримские восстания. В конечном итоге в 259 (или 260) году была одержана победа при поддержке Legio III Augusta[16]. Начальник легиона Гай Макрин Дециан возвел памятник в честь победы[17].

Одновременно постоянно тревожили приграничные крепости в Реции алеманны, а в 258 году они сумели вторгнуться в Италию через Бреннеров перевал. Галлиен, находившийся в Галлии, отправился туда, чтобы отразить их нападения, и, судя по всему, одержал крупную победу у Медиолана[18], где около 259 года основал монетный двор. Он также предпринимал попытки справиться с германской угрозой дипломатическим путём. Так, бойгемским маркоманнам он разрешил образовать государство к югу от их родных земель на римском берегу Дуная, а сам Галлиен, как сообщают, вступил во второй брак с дочерью их вождя. Примерно в то же время на Десятинные поля, стратегически важный выступ между Верхним Рейном и Верхним Дунаем, напало другое германское племя, свевы, после чего Рим потерял эти территории навсегда. В том же году готы вторглись в Малую Азию и на побережье Чёрного моря, разоряя римские города.

Самостоятельное правление (260—268)

В 260 году Валериан потерпел поражение в битве при Эдессе против персов, а при попытке вести переговоры был предан своими приближенными и в результате этого пленён[19]. С этого времени Галлиен правил единолично. Он даже не предпринял никакой попытки вызволить своего отца из плена: по его мнению, не было необходимости платить большие выкупы, чтобы освободить одного человека[20]. Галлиен остановил гонения своего отца на христиан[20], были сняты некоторые ограничения их в правах[21].

После победы над Валерианом персидская армия захватила Нисибис, Карры и Эдессу. После этого она пыталась взять приступом Антиохию, Тарс и некоторые города Месопотамии. А Кесарию в Каппадокии, несмотря на доблесть и мужество её защитников, персы получили благодаря предательству. Макриан, один из участников войны Валериана против персов, попытался собрать остатки римской армии у Самосаты. Его поддержал префект претория Баллиста, который внезапным ударом разбил Шапура I у Корика на киликийском побережье и вынудил его отступить к Евфрату. Кроме того, на Галлию и бассейн реки Дунай напали варвары, от которых империя не была в состоянии защититься[22]. В это время в провинциях стали появляться самопровозглашенные императоры, известные как тридцать тиранов.

Дунайские узурпаторы

Когда весть о поражении Валериана распространилась на всю империю, полководец Ингенуй, ссылаясь, очевидно, на опасность со стороны варваров и бездействие Галлиена, побудил солдат объявить себя императором в Паннонии. Войска Ингенуя были разгромлены Авреолом в битве при Мурсе, в Паннонии. Сам он пытался бежать, но был убит своими же солдатами. Вспыхнуло восстание, вероятно, в 260 году, но предполагается и 258 год, когда внезапно умер Валериан II[15][23].

Вскоре после восстания Ингенуя его легионы провозгласили императором Регалиана, который выпускал в Карнунте монеты со своим именем и именем своей жены Сульпиции Дриантиллы, принадлежавшей к влиятельному сенаторскому роду. Через несколько недель Галлиен разгромил[24] и его (возможно, Регалиана убили роксоланы), а в 262 году, после отражения нападения на Верхнюю Паннонию сарматских роксоланов, основал в Сисции новый монетный двор[22].

Восстание Макрианов

Полководец Макриан[25], разбивший персов при Корике, сначала остался верен Галлиену, но затем разочаровался в нём из-за того, что тот не воевал с Шапуром[18]. Поэтому префект претория Баллиста предложил Макриану Старшему стать императором, восстав против Галлиена. Макриан, однако, отказался от императорского титула, ссылаясь на физическое увечье, и августами были провозглашены два его сына, Макриан Младший и Квиет. Это произошло в августе 260 года[26]. Египет и Сирия поддержали Макрианов, и здесь чеканились монеты в их честь. Весной 261 года два Макриана отправились походом на Рим, намереваясь отобрать власть у Галлиена, а Квиета и Баллисту оставили на Востоке для поддержания порядка. Осенью полководец Авреола Домициан (возможно, будущий узурпатор Домициан II) разбил Макрианов[27][28]. После поражения Макрианы были убиты, а Квиет и Баллиста также погибли в борьбе с царём Пальмиры Оденатом[29].

Галлиен делал всё возможное, чтобы сохранить восточные провинции. Поэтому он пошёл на следующий шаг. В награду за победу над Квиетом император назначил Одената своим соправителем в Азии с титулом Августа и «вождя Востока»[30], а также прислал в подкрепление многотысячное войско. Галлиен был не в состоянии устроить новый поход на персов, поэтому этим занимался Оденат. В 262 году царь Пальмиры отправился походом против персов в Месопотамию. Он отбил Нисибис и Карры и преследовал противника до самой столицы — Ктесифона. В 266 году Оденат организовал второй поход против персов и осадил Ктесифон, но вскоре был убит в результате заговора[18].

Восстание Валента

Валент был правителем провинции Ахайи и, возможно, Македонии. Когда узурпаторы Макрианы направлялись на Запад для борьбы с Галлиеном, им пришлось иметь дело с лояльными императору людьми — в частности, Валентом. Как сообщает «История Августов», Макриан Старший послал против Валента некого Пизона (большинство современных исследователей склоняются к выводу, что последний — вымышленная личность)[31]. В ответ войска, которыми командовал Валент, провозгласили его императором. Произошло это либо в Македонии[32], либо в Фессалониках (так как Аммиан Марцеллин называет Валента «Фессалоникийским»[33], хотя «История Августов» переносит это прозвище на Пизона[34]). «История Августов» сообщает, что Валент отправил убийц к Пизону, которые устранили этого соперника. Однако вскоре сам Валент был убит собственными солдатами из-за неизвестных причин.

Также неизвестно, что двигало Валентом при его узурпации — вынужденная необходимость или надежды на получение власти. Нумизматических свидетельств его правления пока не обнаружено.

Мятеж Муссия Эмилиана

Луций Муссий Эмилиан был префектом Египта. Он поддержал восстание Макриана против Галлиена (260—261). После поражения Макриана, вероятно, сам объявил себя императором. Галлиен послал полководца Аврелия Феодота против Эмилиана. После короткой борьбы Эмилиан был побежден (не позднее 30 марта 262), схвачен и несколько позже задушен в тюрьме[35]. Также был убит некий Мемор, который поддержал Эмилиана и отвечал за поставки зерна в Рим[36].

Вымышленные узурпаторы в правление Галлиена

В правление Галлиена было три вымышленных узурпатора: Требеллиан, Цельс и Сатурнин. Их биографии известны благодаря ненадёжной «Истории Августов». Требеллиан был провозглашён императором в Исаврии (Малая Азия). По «Истории Августов» Требеллиан контролировал также и Киликию, но был разгромлен и убит полководцем Галлиена Камсисолеем (брат Аврелия Феодота, разгромившего Муссия Эмилиана)[37]. Евтропий также упоминает о неком Требеллиане, но, возможно, он спутал имена, и этим Требеллианом был Регалиан[38][39].

Также упоминается и Цельс, являвшийся в прошлом трибуном. Проконсулом Африки Вибием Пассиеном за справедливость и свой рост Цельс был провозглашен императором, а главнокомандующим ливийской границы Фабием Помпонианом он был облачен в одежду богини Целестины. Сообщается, что Цельс после семи дней правления был убит некой Галлиеной, двоюродной сестрой императора Галлиена, и что его тело было брошено собакам на съедение[39][40].

Сатурнин был провозглашен императором войсками, но вскоре был убит из-за чрезмерной строгости своими же солдатами[39][41].

Восстание Постума

В отсутствие Галлиена в Галлии правил его сын Салонин. Фактически, Салонину принадлежала лишь номинальная власть, а политические дела решал, по всей видимости, его наставник — префект претория Сильван. Это положение дел оказалось роковым для них обоих. После ссоры Сильвана и полководца Постума, последний собрал свои отряды и осадил Солонина и Сильвана в Колонии Агриппине, где Салонин демонстративно был провозглашен Августом и соправителем отца, о чём свидетельствует единственная сохранившаяся золотая монета. После захвата города Салонин был схвачен и убит вместе с Сильваном. Затем Постум объявил себя императором так называемой Галльской империи. Его признали Нижняя Германия, Галлия, Испания, Британия. Он назначил префекта претория и двух консулов, организовал сенат. Галлиен, незадолго до того получивший тяжелое ранение, не смог сколько-нибудь действенно противостоять ему[22].

Империя в 262—265 годах

К концу 262 года ситуация в империи более или менее стабилизировалась. В том году готами был совершён набег, подробно описанный историком Иорданом:

«Дав волю своему буйству, Респа, Ведук и Тарвар, предводители готов, взяли корабли и, переправившись через пролив Геллеспонтский, перешли в Азию; в этой провинции они разграбили много городов, а в Эфесе сожгли славнейший храм Дианы… Перейдя в область Вифинии, они разрушили Халкедон … При такой удаче готы, вторгшиеся в области Азии, забрав добычу и награбленное, снова переплывают Геллеспонтский пролив; по пути они разоряют Трою и Илион, которые, едва успев лишь немного восстановиться после Агамемноновой войны, снова оказались разрушенными вражеским мечом. После такого разорения Азии испытала их зверство Фракия».[42]
.

Тогда Галлиен устроил большие торжества, названные деценалиями[43], и триумф, в котором приняли участие сенаторы, эквиты, гладиаторы и солдаты. Устроенные развлечения сильно подняли популярность Галлиена. Торжества напомнили празднества в честь 1000-летия Рима в 248 году, проведённые тогдашним императором Филиппом Арабом. Галлиена стали отождествлять с Юпитером. Он также присвоил себе покровительство Аполлона, Дианы и Солнца. Изображения этих богов стали чеканиться на римских монетах.

В 262—265 годах положение империи было относительно стабильным, и поэтому Галлиен решил посвятить время философии, особенно платонизму. Галлиен интересовался не только философией, но и греческой литературой, поэзией и искусством[44]. Он пытался сам писать стихи[45].

Галлиен и Салонина как правители покровительствовали культурному движению, названному в современной науке Галлиеновым Ренессансом. Император находился в дружбе с философом Плотином, отдавая предпочтение учению последнего. Ученик Плотина Порфирий рассказывает, что Плотин предпринял неудачную попытку осуществить идею платоновского государства — основать город философов, Платонополь, который явился бы центром религиозного созерцания[46]. Скульптура периода правления Галлиена делалась в новом стиле, в котором подчёркивается божественность императора. Этот стиль стал более абстрактным. В 264 году Галлиен также посетил Афины, где он был провозглашён архонтом, после чего был посвящён в Элевсинские мистерии. Враги Галлиена, воспользовавшись его отсутствием, обвиняли императора в невыполнении своих обязательств[43][44]. Так что Ренессанс Галлиена не нашёл поддержки у современников. Широкие круги римского общества придерживались мнения, что во время пограничных войн и узурпации есть более насущные проблемы, чем демонстрация эллинизма[47].

Галльский поход Авреола

Галлиен в 265 году предпринял повторную попытку подчинить территорию Галльской империи. Армия во главе с Авреолом пересекла Альпы и двинулась вглубь Галлии. Авреол одерживал победу за победой, но ему не удалось добиться окончательного разгрома противника из-за так называемой «неосторожности», вероятно, связанной с желанием Авреола поддержать Постума. Вся кампания была приостановлена, и ситуация осталась нерешенной.

В 266 году Галлиен в седьмой раз стал консулом. Вскоре он был вынужден уехать на Дунай, где начал войну с готами[48][49].

Нападение готов

В 267 году над востоком нависла серьёзная угроза готского нашествия. Началось вторжение на Балканы и в Малую Азию[43]. Галлиен оставляет Авреола в Северной Италии, чтобы тот охранял альпийские перевалы от армии Постума[50]. Тем временем готы, сговорившись с моряками из племени герулов, которые недавно поселились на берегу Меотийского озера, собрали в устье Днестра огромное количество людей и кораблей. Впечатляющий своими размерами флот пустился в путь, и Греция и Малая Азия вновь подверглись страшным опустошениям. Было разорено побережье Вифинии, разграблены Коринф, Спарта и Аргос. Готы повернули на север через Беотию, где они столкнулись с римской армией под руководством Маркиана. Маркиан был побежден, и варвары направились на запад, откуда шли легионы Галлиена[51].

Затем последовала осада Филиппополя, которая оказалась безуспешной[43]. Галлиену удалось перехватить захватчиков, когда они возвращались на родину через Балканы (хотя враждебно настроенные критики[кто?], которым вторят многие современные авторы[кто?], предпочли приписать триумф его преемнику Клавдию, который получил от них неумеренные похвалы за то, что император Константин Великий назвал его своим предком). Обрушившись на растянутую колонну неприятеля, римская армия одержала полную победу, уничтожив от тридцати до пятидесяти тысяч врагов. Однако, когда вождь герулов сдался, Галлиен вновь обратился к политике умиротворения и вручил ему консульские знаки. Этот военный успех знаменовал собой перелом в Готской войне.

В том же году был убит соправитель Галлиена Оденат, и его жена Зенобия стала регентшей при семилетнем сыне Вабаллате. Он унаследовал титулы отца, но реальной властью обладала Зенобия. Пальмира в её правление откололась от империи, образовав Пальмирское царство[52].

Смерть Галлиена

Вскоре Авреол начал открытое восстание, чеканя монеты Постума, призывая кавалеристов покинуть Галлиена и перейти на его сторону[53]. Авреол, видимо, был недоволен администрацией Галлиена[43].

Галлиен очень быстро собрал большую армию. В начале лета 268 года император был в Северной Италии, где он столкнулся с войсками Авреола. В битве при реке Адде войска узурпатора были вынуждены отступить в Медиолан, который затем был осаждён. Против Галлиена был составлен заговор. В нём участвовали полководец Маркиан[54], префект претория Аврелий Гераклиан[55] и «начальник далматов» Цероний[56]. В заговоре принимали участие будущие императоры Клавдий и Аврелиан[57][58].

Галлиен был убит либо в июле, либо в августе[59] или в сентябре[60] 268 года. «История Августов» содержит достаточно подробное описание убийства Галлиена:
Хитрость была такого рода. Галлиен находился во вражде с Авреолом, который присвоил себе власть государя; он каждый день ожидал грозного и неудержимого прибытия скороспелого императора. Зная это, Марциан и Цекропий неожиданно велели передать Галлиену, что Авреол уже подходит. И вот, собрав воинов, Галлиен выступил словно на верное сражение и тут был умерщвлен подосланными убийцами.[61]

После этого Клавдий был провозглашен императором[62]. Галлиен был похоронен в 14 милях к югу от Рима на Via Appia[63].

Реформы Галлиена

Несмотря на все печальные события, произошедшие в правление Галлиена, он сумел реорганизовать армию. Эта реформа (а особенно реформа кавалерии, так как в войнах с персами она играла большую роль) имела важное значение. Приблизительно в 264—268 годах император создал крупное формирование из тяжеловооруженных всадников, известное как Кавалерийский корпус Галлиена[13]. Такое войско, несмотря на дороговизну его содержания (на прокорм лошади уходило столько же средств, сколько и на питание солдата), стало представлять собой не только ударную силу, но и основной резерв армии, что доселе вряд ли имело место, хотя есть вероятность, что ещё император Септимий Север пытался сделать нечто подобное. В качестве постоянного места пребывания новой армии Галлиен избрал город Медиолан (современный Милан). Согласно новой оборонительной и наступательной схеме, отныне войска размещались в крупных городах Северной Италии[13]. Начальником корпуса был Авреол. В честь конников чеканились монеты, где упоминалось об их стремительности (лат. ALACRITATI) и преданности (лат. FIDEI EQVITVM). Начальник нового кавалерийского корпуса был при Галлиене вторым человеком в государстве. Он возвышался даже над префектами преторианской гвардии[64].

Реформа оказалась успешной, но после смерти Галлиена кавалерийский корпус был расформирован. Только император Диоклетиан спустя 20 лет снова начал создание похожего воинского формирования[65].

Кроме того, сенаторам теперь запрещалось занимать военные должности[66] (при этом префекты из числа всадников окончательно заменяют легатов во главе легионов), упраздняются посты военных трибунов. Это случилось в 262 году[67]. Теперь всадники стали назначаться в качестве основного руководства легионов и провинций[68]. Наиболее преданные императору солдаты зачислялись в протекторы[69].

Семья

  • Валериан I — отец Галлиена, император в 253260 годах.
  • Эгнация Мариниана — мать Галлиена.
  • Корнелия Салонина[70] — жена и соправительница Галлиена.
  • Валериан II — старший сын Галлиена, цезарь в 256258 годах. Умер в Мёзии.
  • Салонин[71] — сын Галлиена, ставший Августом. Был убит в Галлии.
  • Мариниан[72] — младший сын Галлиена, его возможный наследник. Убит в Медиолане.

Личность

«История Августов» — источник сомнительной достоверности — даёт отнюдь не лестную характеристику Галлиену:

Рожденный только для своего брюха и удовольствий, он тратил дни и ночи на пьянство и разврат и довел дело до того, что чуть ли не двадцать тиранов опустошали весь круг земель, так что даже женщины правили лучше его. Чтобы не обойти молчанием его жалких затей, я упомяну о том, что он устраивал спальни из роз, строил укрепления из фруктов, виноградные гроздья сохранял по три года, в разгар зимы у него подавались дыни, он научил, как в течение всего года иметь молодое вино. Он всегда в несоответствующие месяцы угощал свежими зелеными фигами и фруктами, прямо с деревьев <…> По отношению к воинам… он проявлял чрезмерную жестокость: в отдельные дни он убивал по три и по четыре тысячи воинов. Он предписал, чтобы ему была поставлена статуя больше Колосса в виде Солнца, но он погиб раньше, чем она была окончена. Все же её начали делать столь огромной, что, казалось, она будет вдвое больше Колосса. Он хотел поставить её на вершине Эсквилинского холма и чтобы в её руке было копьё, по древку которого ребёнок мог бы подняться до самого верха. Но и Клавдию, и затем Аврелиану эта затея показалась глупой, тем более что он велел сделать ещё коней и колесницу в соответствии с размерами статуи и поставить их на очень высоком постаменте. Он сам готовился продолжить Фламиниев портик до Мульвийского моста, так, чтобы колонны шли в четыре или, как говорят другие, в пять рядов и чтобы первый ряд состоял из столбов, а перед собой имел колонны со статуями, а второй, третий и далее — колонны. Долго было бы передавать все его причуды; кто хочет узнать о них, пусть читает Пальфурия Суру, который составил дневник его жизни.[73]

Итоги правления

Галлиен правил относительно долго — более 15 лет. Его победы над внешними врагами помогли отчасти возродить Римскую империю и справиться с внешнеполитическим кризисом[21].

Галлиен ограничил сенаторам доступ к высшим военным должностям, упростив доступ к ним выходцам из простого народа, поэтому последующие историки просенатской направленности относились к Галлиену достаточно негативно[74]. Армия уважала Галлиена, и потому Клавдий был вынужден обожествить его (лат. Divus Gallienus)[75].

В правление Галлиена уменьшился вес ауреуса, а мелкие серебряные монеты теперь практически не содержали серебра, за исключением тонкого быстро истиравшегося верхнего слоя. Когда об обесценивании монеты стало известно гражданам, которые считали, что количество содержащегося в монетах драгоценного металла соответствует их достоинству, то все перестали принимать огромные количества по сути ничего не стоящих монет по номинальной стоимости. В результате это вызвало повышение цен в несколько раз и привело к неплатёжеспособности государства и беспримерным лишениям для народа[76]. Ни один из узурпаторов правления Галлиена не продержался более одного года.

В результате преобразований Галлиена резко ускорился процесс отстранения сенаторов от реального управления как армией, так и провинцией. Сенат всё ещё сохраняет свой авторитет, но теперь этот авторитет опирается преимущественно на традицию. Это делало сенат ещё более беззащитным перед властью императоров, чем раньше[77].

Напишите отзыв о статье "Галлиен"

Примечания

  1. Jones, A. H. M. P. Licinius Egnatius Gallienus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  2. 1 2 Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+11%2C+03089&r_sortierung=Belegstelle 11, 3089]
  3. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+02%2C+02200&r_sortierung=Belegstelle 2, 2200]
  4. Corpus Inscriptionum Latinarum [db.edcs.eu/epigr/epi_einzel_de.php?p_belegstelle=CIL+10%2C+01278&r_sortierung=Belegstelle 10, 1278]
  5. Псевдо-Аврелий Виктор, [ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma.htm#33 XXXIII. 4].
  6. Bray, 1997, p. 216.
  7. 1 2 3 4 5 Lendering, Jona. [www.livius.org/ga-gh/gallienus/gallienus.html Gallienus]. Livius.org. Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLGNvmC Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  8. 1 2 Weigel, 1998.
  9. Syme, Ronald. Historia Augusta Papers. — Oxford: The Clarendon Press, 1983. — P. 197.
  10. 1 2 Bray, 1997, pp. 25—29.
  11. Southern, 2001, p. 78.
  12. Lendering, Jona. [www.livius.org/saa-san/salonina/cornelia_salonina.html Cornelia Salonina]. Livius.org. Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLH4Vwy Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  13. 1 2 3 4 Грант, 1998.
  14. Jones, A. H. M. Ingenuis // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  15. 1 2 Watson, 1999, p. 33.
  16. Bowman et al., 2005, pp. 42—43.
  17. Lendering, Jona. [www.livius.org/le-lh/legio/iii_augusta.html Legio III Augusta]. Livius.org. Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLHhpL5 Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  18. 1 2 3 Bowman et al., 2005, pp. 44—45.
  19. Watson, 1999, pp. 28—29.
  20. 1 2 Southern, 2001, p. 81.
  21. 1 2 Bray, 1997, pp. 313—314.
  22. 1 2 3 Watson, 1999, pp. 34—35.
  23. Leadbetter, William. [www.roman-emperors.org/ingen.htm Ingenuus (260 A.D.)]. De Imperatoribus Romanis (24 сентября 1998). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLIROcy Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  24. Аврелий Виктор, [ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar.htm#33 XXXIII. 2].
  25. Jones, A. H. M. (T?) Fulvius Macrianus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  26. Potter, 2004, p. 256.
  27. Требеллий Поллион I, [ancientrome.ru/antlitr/sha/2gallien.htm#II II. 6—7].
  28. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XII Макриан. XII. 13—14], [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XIII Макриан Младший XIII. 3].
  29. Watson, 1999, pp. 31—32.
  30. Southern, 2001, pp. 100—101.
  31. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XIX Валент. XIX. 1—3].
  32. Псевдо-Аврелий Виктор, [ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma.htm#32 XXXII. 4].
  33. Аммиан Марцеллин. Римская история. Книга XXI (годы 360—361). 16.10 / Перевод Ю. А. Кулаковского и А. И. Сонни под редакцией Л. Ю. Лукомского. — СПб.: Алетейя; Санкт-Петербургский университет МВД России; Академия права; Фонд поддержки науки и образования в области правоохранительной деятельности «Университет», 2000. — 576 с. — (Античная библиотека. Античная история). — ISBN 5-89329-203-0.
  34. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XXI Пизон. XXI. 1].
  35. Southern, 2001, p. 103.
  36. Körner, Christian. [www.roman-emperors.org/galusurp.htm#Note%204 Usurpers in Egypt: Mussius Aemilianus and Memor]. Usurpers under Gallienus. De Imperatoribus Romanis (6 декабря 1999). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLJ1ubU Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  37. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XXVI Требеллиан. XXVI].
  38. Евтропий, [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Evtr/09.php IX. 8.1].
  39. 1 2 3 Körner, Christian. [www.roman-emperors.org/galusurp.htm#Note%204 Fictitious usurpers: Trebellianus, Celsus and Saturninus]. Usurpers under Gallienus. De Imperatoribus Romanis (1999). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLJ1ubU Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  40. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XXIX Цельз. XXIX].
  41. Требеллий Поллион II, [ancientrome.ru/antlitr/sha/30tiran.htm#XXIII Сатурнин. XXIII].
  42. Иордан. О происхождении и деяниях гетов = Getica / Вступительная статья, перевод, комментарий Е. Ч. Скржинской. — Издание 2-е, исправленное и дополненное. — СПб.: Алетейя, 2001. — С. 82. — (Византийская библиотека. Источники). — ISBN 5-89329-030-1.
  43. 1 2 3 4 5 Bowman et al., 2005, pp. 46—47.
  44. 1 2 Southern, 2001, p. 105.
  45. Scarre, 1995, p. 175.
  46. Порфирий. Жизнь Плотина. 1.2 // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Перевод М. Л. Гаспарова. — М.: Мысль, 1979. — С. 449—476.
  47. [www.world-history.ru/countries_about/61/2237.html Римская империя в 251—284 гг. н. э.]. Всемирная история. Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyLJdvem Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  48. Bray, 1997, pp. 136—138.
  49. Watson, 1999, pp. 35—36.
  50. Watson, 1999, p. 39.
  51. Watson, 1999, pp. 39—40.
  52. Kivimäki & Tuomisto, 2005, pp. 258—259.
  53. Watson, 1999, p. 40.
  54. Jones, A. H. M. Marcianus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  55. Jones, A. H. M. Avr. Heraclianus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  56. Требеллий Поллион I, [ancientrome.ru/antlitr/sha/2gallien.htm#XIV XIV. 1].
  57. Аврелий Виктор, [ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar.htm#33 XXXIII. 27].
  58. Вописк, [ancientrome.ru/antlitr/sha/avrelian.htm#XVI XVI. 1].
  59. Southern, 2001, pp. 106—107.
  60. Bowman et al., 2005, p. 48.
  61. Требеллий Поллион I, [ancientrome.ru/antlitr/sha/2gallien.htm#XIV XIV. 6—9].
  62. Southern, 2001, pp. 106.
  63. Scarre, 1995, p. 182.
  64. Southern P., Dixon K. R. The Late Roman Army. — New Haven, L., 1996. — P. 12.
  65. Kivimäki & Tuomisto, 2005, p. 259.
  66. Аврелий Виктор, XXIII. 34.
  67. Bowman et al., 2005, pp. 158—162.
  68. Southern, 2001, pp. 91—93.
  69. Сергеев, 1999, с. 60.
  70. Jones, A. H. M. Cornelia Salonina Chrysogone // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  71. [www.ancientlibrary.com/smith-bio/3032.html Saloninus] // A Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology / William Smith (ed.). — 1870. — Vol. 3. — P. 698.
  72. Jones, A. H. M. Marinianus // Prosopography of the Later Roman Empire / A. H. M. Jones, J. R. Martindale, J. Morris. — Cambridge University Press, 1971—1992. — Vol. I—III.
  73. Требеллий Поллион I, [ancientrome.ru/antlitr/sha/2gallien.htm#XVI XVI—XVII].
  74. Kivimäki & Tuomisto, 2005, p. 263.
  75. Parker, 1958, p. 176.
  76. Kivimäki & Tuomisto, 2005, p. 260.
  77. Циркин, 2009, с. 18.

Источники и литература

Источники

  • Властелины Рима: Биографии римских императоров от Адриана до Диоклетиана / Перевод С. П. Кондратьева под редакцией А. И. Доватура; Предисловие Г. М. Бонгард-Левина; Послесловие М. Л. Гаспарова; Комментарии О. Д. Никитинского, А. И. Любжина. — СПб.: Алетейя, 2001. — 384 с. — (Античная библиотека. Античная история). — ISBN 5-89329-262-6.
    • Требеллий Поллион. [ancientrome.ru/antlitr/sha/poll2gal.htm Двое Галлиенов]. — С. 226—236.
    • Требеллий Поллион. [ancientrome.ru/antlitr/sha/poll30tr.htm Тридцать тиранов]. — С. 237—256.
    • Флавий Вописк Сиракузянин. [ancientrome.ru/antlitr/sha/siravrel.htm Божественный Аврелиан]. — С. 266—288.
  • Римские историки IV века / Ответственный редактор М. А. Тимофеев. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1997. — 414 с. — ISBN 5-86004-072-5.
    • Евтропий. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Evtr/index.php Краткая история от основания Города] / Перевод А. И. Донченко. — С. 5—76.
    • Секст Аврелий Виктор. [www.ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/caesar-f.htm О Цезарях] / Перевод В. С. Соколова. — С. 77—123.
    • Секст Аврелий Виктор. [ancientrome.ru/antlitr/aur-vict/epitoma-f.htm Извлечения о жизни и нравах римских императоров] / Перевод В. С. Соколова. — С. 124—162.

Литература

  • Грант М. Галлиен // [ancientrome.ru/imp/gallien.htm Римские императоры]. — М., 1998.
  • Сергеев И. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/sergeev/index.php Римская Империя в III веке нашей эры]. — Харьков, 1999.
  • Циркин Ю. Б. [elar.uniyar.ac.ru/jspui/handle/123456789/432 Галлиен и сенат] // Проблемы истории, филологии, культуры. — 2009. — № 1 (23). — С. 53—70.
  • Bowman et al. The Cambridge Ancient History XII, The Crisis of Empire, A.D. 193–337. — Cambridge University Press, 2005.
  • Bray, John. [books.google.de/books?id=fVwtnOBCiCwC&printsec=frontcover&dq=Gallienus&hl=de&ei=YIQ-Td6tEYXA8QPxjdGfCA&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCgQ6AEwAA#v=onepage&q&f=false Gallienus: A Study in Reformist and Sexual Politics]. — Wakefield Press, 1997.
  • Castrén, Paavo; Pietilä-Castrén, Leena. Antiikin käsikirja. — Otava, 2000.
  • Homo L. L’empereur Gallien et la crise de l’empire romain au IIIe siècle // Revue Historique. — 1913. — Vol. 113.
  • Kent J. P. C. Gallienae Augustae. — Numismatic Chronicle 13, 1973.
  • Keresztes P. The Peace of Gallienus: 260–303 A.D. — Wiener Studien 9, 1975.
  • Kivimäki, Arto; Tuomisto, Pekka. Rooman keisarit. — Karisto, 2005.
  • Manni E. L’impero di Gallieno. — Rome, 1949.
  • Parker H. A. History of the Roman World A.D. 138 to 337. — L., 1958.
  • Potter, David S. The Roman Empire at Bay: AD 180–395. — Routledge, 2004.
  • Scarre, Chris. Chronicle of the Roman Emperors. — Thames and Hudson Ltd., 1995.
  • Southern, Pat. The Roman Empire from Severus to Constantine. — Routledge, 2001.
  • Watson, Alaric. Aurelian and the Third Century. — Routledge, 1999.

Ссылки

  • Галлиен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Галлиен, Публий Лициний Эгнаций Галлиен // Газлифт — Гоголево. — М. : Советская энциклопедия, 1971. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 6).</span>
  • Weigel, Richard D. [www.roman-emperors.org/gallval.htm Valerian (A.D. 253–260) and Gallienus (A.D. 253–268)]. An Online Encyclopedia of Roman Emperors. — Валериан (253—260) и Галлиен (253—268). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/65IZhxJRe Архивировано из первоисточника 8 февраля 2012].
  • [www.wildwinds.com/coins/ric/gallienus/i.html Roman Imperial Coins of Gallienus]. Wildwinds. — Монеты Галлиена. Проверено 29 мая 2013.

Отрывок, характеризующий Галлиен

– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.


Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.