Галлия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Га́ллия (лат. Gallia) — римское название исторической части Европы, ограниченной руслом реки Рубикон, Апеннинами, руслом реки Макра (лат. Macra, современное название Магра), побережьем Средиземного моря, Пиренеями, Атлантическим океаном, руслом реки Рейн и Альпами.

Ко времени первых упоминаний Галлии в римских письменных источниках наибольшая часть её территории была заселена различными кельтскими племенами, которых римляне обобщённо называли «галлами» (лат. Galli, им. п. мн. ч. от лат. Gallus), что и послужило основой для выбора названия соответствующих земель[1].





Районирование

Изначально римляне выделяли следующие части Галлии:

  • Цизальпийская Галлия (лат. Gallia Cisalpina) — часть северной Италии, заключённая между Альпами, руслом реки Макра, Апеннинами и руслом реки Рубикон. Название территории переводится: «Галлия, расположенная по эту сторону Альп» (лат. Cis — «по эту сторону», лат. Alpina — прил. «альпийский»). Такое наименование обусловлено тем, что Цизальпийская Галлия находилась по одну сторону Альп с римским государством. Другое название — «Ближняя Галлия» (лат. Gallia Citerior). В свою очередь, Цизальпийская Галлия разделялась на следующие части:
    • Цизпаданская Галлия (лат. Gallia Cispadana, то есть «Галлия, расположенная по эту сторону реки Пад») — часть Цизальпийской Галлии к югу от реки Пад (лат. Padus, современное название — «По»);
    • Транспаданская Галлия (лат. Gallia Transpadana, то есть «Галлия, расположенная за рекой Пад». лат. trans — «на той стороне») — часть Цизальпийской Галлии к северу от реки Пад;
  • Трансальпийская Галлия (лат. Gallia Transalpina), то есть «Галлия, расположенная за Альпами» — часть Галлии, ограниченная Средиземным морем, Пиренеями, Атлантическим океаном, Ла-Маншем, Рейном и Альпами. Другое название — Дальняя Галлия (лат. Gallia Ulterior).

Название

Первое упоминание слова «галлы» приписывается некоторыми источниками Катону Старшему, который использовал его в 168 г. до н. э. в одной из своих речей, чтобы обозначить кельтов, которые захватили Паданскую равнину[2]. Однако имеются сведения о том, что это слово имело хождение в Риме уже около 250 года до н. э.

Считается, что латинское слово «Галлия» (лат. Gallia) произошло от греческого названия местности Галатия (Galatia) на территории современной Турции, где в IV—III веке до н. э. обосновались племена кельтов, отличавшихся от прочих поселенцев «молочной» белизной кожи, что и послужило причиной их именования (греч. Γαλάται [galatai], [galatae] от слова «молоко» греч. γάλα, [gala])[3][4].

Вместе с тем, в настоящее время сложилось устойчивое мнение, что французское слово «Галлия» (фр. Gaule) пришло в язык не из латинского, а из германского наречияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3825 дней]. По одной из версий, слово восходит к древнему германскому слову «walha» (мн. ч. от walh), которое можно перевести как «чужестранец» и которым германцы обозначали народы, говорящие на негерманских языках (то есть в равной степени кельтов и римлян)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3825 дней]. Основой для таких выводов служит то, что при заимствовании французским языком слов германского происхождения буква «w» начинала произноситься как «г» (например, «война»: герм. werra => фр.  guerre), а буквосочетание «al» перед согласными, как правило, трансформируется в дифтонг «au» (например, «лошадь»: фр. cheval во мн. ч. фр. chevaux).

В эпоху Возрождения слово «галлы» (лат. Galli, мн.ч. от лат. Gallus) стало ассоциироваться с его латинским омонимом «петух» (лат. gallus), который и стал впоследствии символом Франции (преемницы наследия кельтов), заняв место «коня», издревле являвшимся символическим животным самих галлов.

В честь Галлии назван астероид (148) Галлия, открытый в 1875 году французскими астрономами братьями Полем и Проспером Анри в Парижской обсерватории.

Римское завоевание

История Галлии по своей сути — это история завоевания её римлянами[5].

Условно в римском завоевании Галлии можно выделить три этапа:

К 222 г. до н. э. территория римского государства расширилась на север вплоть до реки Пад. Дальнейшему укреплению римских позиций в этом регионе помешала Вторая Пуническая война. После подписания мира с Карфагеном римляне продолжили экспансию на север. Военные действия продолжались около 30 лет, в течение которых были уничтожены несколько галльских и лигурийских племён, а также построены на завоёванных территориях новые дороги (например, Фламиниева дорогалат. via Flaminia, Эмилиева дорогалат. via Æmilia) и основаны такие укреплённые пункты, как Аквилея, Болонья, Мутина, Парма. Множество местных жителей были переселены в южные, лояльные Риму, области Италии, в то время как оттуда выводились люди для заселения колоний на новых северных землях.
Географическая близость Риму и демографическая политика завоевателей обусловили быструю культурную и политическую ассимиляцию населения Цизальпийской Галлии. Помимо прочего, жители этих земель переняли римский обычай носить тогу, отказавшись от привычных штанов, за что вся территория получила ещё одно название — «Галлия, одетая в тогу» (лат. Gallia Togata).
Со времени Союзнической войны 90-88 гг. до н. э. население Циспаданской Галлии получило права римского гражданства, а Транспаданской — латинское право.
В 58 г. до н. э. проконсульство в Цизальпийской Галлии получает Юлий Цезарь, который в 49 г. до н. э. ввёл гражданское полноправие Транспаданской Галлии и использовал эту провинцию как плацдарм для ведения войны в Трансальпийской Галлии.
После битвы при Филиппах (42 г. до н. э.)[6] Цизальпийская Галлия была объединена с Италией императором Августом в рамках программы «итализации», выдвинутой вторым триумвиратом.
Контроль над этой территорией позволил римлянам связать Италию и свои удалённые земли Испании (лат. Hispania).
В связи с обычаем местных жителей носить штаны (лат. bracae) римляне назвали эту страну «Галлия, одетая в штаны» (лат. Gallia Bracata). После учреждения её столицы в городе Нарбо-Марциус, основанном в 118 г. до н. э., провинция была переименована в Нарбонскую Галлию.
Нарбонская Галлия — одна из первых римских территорий за пределами Апеннинского полуострова, часто называемая в древнеримской литературе «Наша провинция» (лат. Provincia Nostra) или просто «Провинция» (лат. Provincia). Со временем это наименование трансформировалось в название современной французской провинции Прованс.

  • Завоевание остальной территории Трансальпийской Галлии в 58-51 гг. до н. э.
Последние завоёванные земли Галлии римляне называли общим термином «Волосатая (Косматая) Галлия» (лат. Gallia Comata) за характерную для местного населения особенность носить длинные волосы.
Когда Юлий Цезарь в 58 г. до н. э. начал завоевание, он выделял в непокорённой Галлии три части
  1. Аквитания (лат. Aquitania);
  2. Кельтика (лат. Celtica);
  3. Белгика (лат. Belgica).
Формальным поводом для Галльской войны стало намерение Юлия Цезаря помочь дружественным Риму галльским народам в борьбе с воинствующими гельветами. При поддержке некоторых галльских племён (например, эдуев) Цезарю удалось захватить почти всю территорию Галлии, столкнувшись с серьёзным сопротивлением лишь племени арвернов, которому под предводительством вождя Верцингеторига удалось блокировать римское войско в городе Герговия (лат. Gergovia, современный Клермон). К этому времени альянс Цезаря с большинством галльских племён распался. Даже наиболее верные Риму эдуи перешли на сторону арвернов. Однако в битве при Алезии Цезарю удалось захватить в плен Верцингеторига, что ознаменовало собой полное прекращение сопротивления галлов римским захватчикам.
Миллион галлов (вероятно, около четверти всего населения) погибло, ещё один миллион человек был порабощён, 300 племён были подчинены и 800 городов разрушены в ходе Галльской войны[7]. Все население Аварика (лат. Avaricum, в настоящее время — Бурж), что составляло приблизительно 40 000 человек, уничтожено. Две трети гельветов были убиты и значительная часть захвачена в рабство. Римляне получили полный контроль над завоёванными территориями и покорёнными народами.

Римское правление

При Октавиане Августе Трансальпийская Галлия стала единым целым, состоящим из четырёх частей, имеющих новые границы:

В 12 г. до н. э. Октавиан Август учредил первый государственный орган над провинциальной частью империи, названный «Совет трёх Галлий» (лат. concilium trium Galliarum). Представители населения Белгики, Аквитании и Лугдунской Галлии ежегодно собирались в Лугдуне для выражения почтения императору, фактически не осуществляя никаких властно-распорядительных действий.

В 9 г. от Белгики были отделены области, населённые германцами, и выделены земли, занятые гельветами, секванами и лингонами, из которых были образованы две новые провинции: Верхняя Германия (лат.  Germania Superior ) и Нижняя Германия (лат.  Germania Inferior).

В 258 г., в условиях тяжёлого внешнего и внутреннего положения Римской империи, Галлия, Британия и Испания отделились от Рима и создали своё сепаратное государство со столицами в Кёльне и Трире, которое просуществовало 15 лет. Его последний правитель Тетрик I, не способный справиться с солдатскими мятежами и начавшимся восстанием багаудов, сдался императору Аврелиану, и Галлия вновь была воссоединена с Римской империей.

Новое разделение Галлии было произведено Диоклетианом, что подтверждается римским памятником V века «Список почётных должностей» (лат. «Notitia dignitatum»), в котором указывается 16 провинций галльского диоцеза.

В 317 римский император Константин I Великий назначил правителем Галлии своего сына Криспа, возведя его в ранг цезаря, когда ему исполнилось 16 или 18 лет.

В результате вторжений варваров на территорию Галлии на Рейне в 406 г. возникло так называемое варварское государство бургундов, в 418 г. на правах федератов вестготы получили от Рима часть Аквитании. С этого времени германцы захватывают одну часть Галлии за другой. Завоевание Галлии было завершено франкским королём Хлодвигом, присоединившим в 486 году территории к северу от реки Луары.

Напишите отзыв о статье "Галлия"

Ссылки и примечания

  1. Более подробно о расселении кельтов см. в статье «„История Франции“»
  2. [drevo.pravbeseda.ru/index.php?v=7211#b2 Статья «Галлия» в открытой христианской энциклопедии «Древо»], [www.a-typ.ru/countries/france?information Общая информация о Франции (перевод с фр. языка)]
  3. «Этимология» Исидора Севильского. (кн. XIV, гл. IV, 25). Ссылка по комментарию к произведению [www.krotov.info/acts/10/3/riher_02.htm Рихера Реймского «История».]
  4. Имеются и иные теории появления слова. См, например: [www.a-typ.ru/countries/france?information Общая информация о Франции (перевод с фр. языка)], статья «Gaul» в английской википедии  (англ.)
  5. В связи с тем, что словом «Галлия» римляне обозначали условную территории, на которой обитали разрозненные, значительно обособленные, имеющие различное этническое происхождение и культуру племена, в настоящее время отсутствуют основания рассматривать историю Галлии по тем же принципам, по которым принято подходить к освещению истории государств. Однако в связи с тем, что значительная часть исторической Галлии находилась на территории современной Франции, её история практически совпадает с историей Франции. Подробно о расселении племён на территории Галлии: Галлия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  6. Подробно о сражении см. статью Battle of Philippi
  7. Ю. Цезарь. Записки о Галльской войне
  8. В некоторых источниках «Лугдунум»

См. также

Отрывок, характеризующий Галлия


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.