Галт, Александр Тилло

Александр Тилло Галт Alexander Tilloch Galt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	6 сентября 1817(1817-09-06) Челси, Англия
Смерть:	19 сентября 1893(1893-09-19) (76 лет) Монреаль, Квебек, Канада

Александр Тилло Галт (англ. Alexander Tilloch Galt, 6 сентября 1817 года, Челси, Англия — 19 сентября 1893 года, Монреаль, Квебек, Канада) — канадский политический деятель, бизнесмен. Первый министр финансов Канады, а также первый верховный комиссар Канады в Англии. Является одним из отцов канадской конфедерации — принимал участие во всех трёх конференциях.

Ранние годы

Александр Тило Галт — младший из трёх сыновей в семье выходца из Шотландии. Образованием детей занималась мать, так как отец, Джон Галт, будучи лоббистом, всё время был в разъездах. Дед Александра по материнской линии, Александр Тилло, был издателем. Галт с братьями провёл детство в путешествиях между Лондоном и Шотландией.

В 1820 году Джон Галт начал представлять интересы жителей Верхней Канады, которые хотели получить компенсацию от британского правительства за потери в войне 1812 года. В 1824 году он, вместе с другими лондонскими торговцами, основал Канадскую компанию, которая занималась заселением земель около озера Гурон. В 1828 году Александр Галт с братьями вперввые прибыл в Канаду, где отец был занят строительством нового города Гуэлф. С 1828 по 1830 год Александр Тилло Галт обучался в англиканской семинарии в Чамбли, которую оставил, из-за увольнения отца и возвращения в Европу. Несмотря на финансовые трудности, отец Александра, Джон Галт, участвовал в создании в 1834 году British American Land Company. Среди прочего, он получил для своего младшего сына место бухгалтера в офисе компании в Шербруке. В марте 1835 года Галт вернулся в Канаду.

На своём посту Галт был достаточно независим. В 1840 году он отправил отчёт о деятельности компании в Лондон. Отчёт произвёл хорошее впечатление и в конце 1843 года в возрасте 26 лет Александр Тилло Галт стал руководить канадским офисом компании. Он проработал в компании 12 лет.

Карьера бизнесмена

Первая в провинции хлопковая фабрика, Sherbrooke Cotton Factory, была запущена в 1845 году. Галт вложил в неё 500 фунтов, однако в 1847 году фабрика оказалась на грани банкротства. После реорганизации, сделанной Галтом при помощи американского менеджера, фабрика была вновь запущена в 1848 году, в 1851 году Галт продал её за 3000 фунтов.

Кроме того, Галт вкладывал деньги в железнодорожное строительство. Идея строительства дороги между Монреалем и Бостоном неоднократно обсуждалась с 1835 года, однако реализацию нашла только после 1844 года, когда проектом заинтересовался Галт. Он вложил в проект 30 000 долларов собственных денег и 96 000 долларов British American Land Company, кроме того он занимался рекламой проекта. По его инициативе произошли изменения в плане трассы: она стала проходить через Шербрук и вести в Портленд (штат Мэн). В июне 1845 года он вошёл в состав совета директоров St Lawrence and Atlantic Rail-road, а в 1847 году отправился в Лондон за дополнительным финансированием в 500 000 фунтов, которое не смог получить в полном объёме.

Несмотря на нехватку денег, было решено начать строительство железной дороги. В 1849 году компания обратилось в правительство Канады за финансовой помощью. Был издан указ, по которому правительство гарантировало выплату половины процентов по облигациям железных дорог протяжённостью более 75 миль (110 км), при условии, что половина дороги уже построена. Испытывая большие финансовые трудности в 1851 году была построена трасса до Ричмонда и компания получила финансовые гарантии правительства. В 1853 году железная дорога была полностью построена.

Политическая карьера

Политическая карьера Галта началась в 1853 году. В то время он был противником земельной системы Новой Франции, выступал за секуляризацию, отделение церкви от государства и тайные выборы. В 1858 году отказался от предложения сформировать правительство, но в новом правительстве занял пост генерального инспектора (аналог министра финансов). В 1866 году Галт выступал за образование для протестантского меньшинства в Квебеке. Когда в Онтарио отказались вносить соответствующие поправки для католического меньшинства, он покинул пост в знак протеста. Вместе с тем, его влияние было столь велико, что в конечном варианте, все поправки были приняты.

Галт участвовал во всех трёх конференциях, результатом которых явилось образование канадской конфедерации. 1 июля 1867 года премьер-министр Канады Джон Александер Макдональд предложил ему пост министра финансов в первом правительстве страны. Однако Галт оставался на своём посту недолго и был вынужден покинуть его 7 ноября 1867 года после банкротства коммерческого банка Кингстона. С этого времени по 1872 год он оставался в либерально-консервативной партии Канады. Он был вынужден уйти из-за несогласия с политикой правительства.

До 1883 года он занимался внешними отношениями Канады, в частности с 11 мая 1880 года по 31 мая 1883 года представлял Канаду в Великобритании. Галт являлся первым верховным комиссаром Канады в Великобритании (аналог посла).

Ссылки

• Jean-Pierre Kesteman. [www.biographi.ca/009004-119.01-e.php?&id_nbr=6112 GALT, Sir ALEXANDER TILLOCH] (англ.). Словарь канадских биографий онлайн. Проверено 1 июня 2010. [www.webcitation.org/67vbY7MQg Архивировано из первоисточника 25 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Галт, Александр Тилло

– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.