Гамадриады

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Гамадриады (др.-греч. Ἁμαδρυάδες) — в древнегреческой мифологии разновидность нимф деревьев. Это те дриады, которые умирали вместе с деревом[1].

Согласно древнегреческому поэту Ференику из Гераклеи, героиня Гамадриада родила своему брату Оксилу (сыну Орея), в частности, дочерей Карию (орех), Балану (желудь), Кранию (кизил), Морею (шелковица), Эгеру (тополь), Птелею (вяз), Ампелу (виноградная лоза) и Сику (смоковница), все они получили имя гамадриад[2].

Отец некоего Порэбия совершил тягостное преступление, срубив дуб, который его молила пощадить гамадриада. За то, что дуб — жилище гамадриады был срублен, нимфа покарала преступника и его потомство. Чтобы искупить вину, следовало воздвигнуть нимфе алтарь и принести ей жертвы.

Когда Эрисихтон приказал срубить дуб в роще Деметры, из него заструилась кровь, а ветви покрылись бледностью. Это была кровь нимфы, обитавшей в дубе, умирая, она предрекла возмездие осквернителю священного дерева, наделив его ощущением неутолимого голода.

Известна история пугливой гамадриады Сиринги, ставшей тростником, чтобы избежать объятий козлоногого Пана.

Напишите отзыв о статье "Гамадриады"



Примечания

  1. Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.262; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 1, 5
  2. Афиней. Пир мудрецов III 14, 78b

Отрывок, характеризующий Гамадриады

В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.