Гамильтон, Джеймс, 1-й герцог Гамильтон

	Джеймс Гамильтон; James Hamilton<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
	маркиз Гамильтон
1625 — 1649
Предшественник:	Джеймс Гамильтон
Преемник:	Уильям Гамильтон
	герцог Гамильтон
1643 — 1649
Предшественник:	Новый титул
Преемник:	Уильям Гамильтон
	граф Кембридж
	граф Кембридж
1606 — 1649
Предшественник:	Джеймс Гамильтон
Преемник:	Уильям Гамильтон
	четвёртая креация
Рождение:	19 июня 1606
Смерть:	9 марта 1649 (42 года); Лондон
Род:	Гамильтоны
Отец:	Джеймс Гамильтон
Мать:	Анна Каннингем
Супруга:	Маргарет Филдинг
Дети:	Марион, Чарльз, Анна, Сюзанна

Джеймс Гамильтон (англ. James Hamilton); 19 июня 1606, Гамильтон — 9 марта 1649, Вестминстер), 1-й герцог Гамильтон (c 1643 г.), 6-й граф Арран, 2-й граф Кембридж и 3-й маркиз Гамильтон (с 1625 г.), 1-й маркиз Клайдсдейл (с 1643 г.) — крупный шотландский государственный деятель периода Английской революции и один из главных сторонников короля Карла I. Казнен по решению английского парламента после провала возглавляемой Гамильтоном экспедиции «ингейджеров».

Молодые годы

Джеймс Гамильтон был старшим сыном Джеймса, 2-го маркиза Гамильтон, и леди Анны Каннингем. Род Гамильтонов считался первым по знатности в Шотландии после Стюартов и сохранял права на наследование шотландского престола. Детство Гамильтон провёл в Шотландии, под опекой своей матери, ярой протестантки, а в 1620 г. он прибыл в Лондон ко двору короля Якова I. В возрасте шестнадцати лет Джеймс женился на племяннице королевского фаворита маркиза Бекингема Мэри Филдинг, происходящей из не слишком знатного английского рода. Этот мезальянс причинял Гамильтону неудовольствие на протяжении всей его жизни.

В 1623 г. Гамильтон сопровождал наследника английской и шотландской корон принца Карла в Испанию и во время этой поездки сблизился с ним. По возвращении в Лондон Джеймс занять одно из первых мест при Карле, который в 1625 г. стал королём. В том же году умер и отец Джеймса, оставив своему сыну обширные земельные владения в Англии и Шотландии и титул маркиза Гамильтон. В 1628 г. Джеймс получил пост королевского конюшего, один из высших в придворной иерархии.

В 1631 г. молодой маркиз, набрав шеститысячную армию в Англии и Шотландии, отправился в Германию служить в войсках шведского короля Густава II Адольфа, лидера протестантского лагеря в Тридцатилетней войне. К сожалению, большая часть солдат Гамильтона умерла от болезней ещё до начала военных действий. В 1632 г. по приказу короля маркиз вернулся в Англию, однако сохранил связи с европейскими протестантами и в дальнейшем лоббировал перед Карлом I интересы Густава Адольфа и курфюрста Пфальцского.

В марте 1633 г. Гамильтон был включён в состав Тайного совета короля и во время визита короля в Шотландию участвовал в переговорах с шотландскими сословиями об условиях введения налогообложения. Несмотря на то, что маркиз практически не бывал в Шотландии и в значительной степени англизировался, он оставался главным советником короля по шотландским вопросам (за исключением религиозных проблем). Это способствовало росту антагонизма между Карлом I и шотландскими баронами и привело к ряду непоправимых ошибок в королевской политике.

В этот период Джеймс Гамильтон активно занимался меценатством, коллекционировал произведения итальянских художников. Он также участвовал в нескольких коммерческих предприятиях, принесших ему дополнительный доход.

Представитель короля

Когда в 1637 г. в Шотландии вспыхнуло восстание, направленное на защиту пресвитерианской религии против англиканских нововведений короля, Джеймс Гамильтон 8 мая 1638 г. был назначен представителем Карла I в Шотландии и отправлен на переговоры с лидерами шотландских ковенантеров. Поскольку маркиз происходил из уважаемой протестантской семьи и не был замечен в симпатиях к католицизму, король надеялся, что он сможет завоевать доверие восставших. Гамильтон привёз шотландцам предложения Карла I по приостановке церковных реформ под условием отказа восставших от «Национального ковенанта». Король пытался лишь выиграть время и не желал идти на уступки, способные умалить абсолютный характер королевской власти.

В Шотландии Гамильтон обнаружил, что его предложения ни у кого не встречают понимания. Шотландское общество, включая высшую аристократию, сплотилось вокруг Ковенанта. Даже члены Тайного совета (Лорн, граф Траквер и другие) симпатизировали ковенантскому движению. В результате в июле 1638 г. Гамильтон был вынужден вернуться в Англию, не достигнув никаких результатов. Восстание продолжало развиваться, ковенантеры закупали оружие, готовясь к сопротивлению в случае военной интервенции короля. Карлу I пришлось отменить англиканские церковные каноны в Шотландии и созвать генеральную ассамблею шотландской церкви.

В ноябре 1638 г. маркиз вернулся в Шотландию, чтобы в качестве представителя короля участвовать в заседаниях генеральной ассамблеи. Подавляющее большинство депутатов ассамблеи составили ковенантеры, что позволило принять решения не только об осуждении попыток англиканских нововведений в пресвитерианское богослужение, но и о ликвидации епископата. Гамильтон пытался не допустить утверждения решения против епископов и приказал распустить ассамблею, однако депутаты не подчинились и продолжили заседания. Упразднение епископата означало разрыв ковенантеров с королём, и в 1639 г. начались Епископские войны между шотландцами и Карлом I.

В период Первой епископской войны Гамильтон возглавил королевский флот, который должен был высадить десант на шотландском побережье. По свидетельству современников, мать Гамильтона, ярая пресвитерианка леди Каннингем, узнав об этом, лично прибыла в Лейт, заявив, что собственноручно убьёт сына, если он высадит английские войска в Шотландии. В любом случае экспедиция Гамильтона провалилась: лишь одному кораблю из королевской эскадры удалось достигнуть гавани Абердина, но и его солдаты вскоре были разбиты ковенатской армией Монтроза. В то же время королевские войска, пытавшиеся вторгнуться в Шотландию с юга, были остановлены у Берика Александром Лесли. Король был вынужден пойти на перемирие, а Гамильтон в июле 1639 г. сложил с себя полномочия королевского представителя.

Переговоры в Шотландии

Во время Второй епископской войны Гамильтон, осознав невозможность силового решения шотландской проблемы, выступал против идей короля привлечь к подавлению ковенантеров ирландских католиков. Маркиз несколько раз посещал Шотландию, пытаясь убедить лидеров ковенантского движения перейти на сторону короля. Одновременно он боролся против влияния на Карла I со стороны графа Страффорда, сторонника массированного военного удара по шотландцам, и поддержал импичмент графа английским парламентом в 1641 г. В свою очередь Гамильтон стремился убедить короля пойти на определённые уступки шотландцам, включая возможное утверждение Ковенанта, без которых, по мнению маркиза, было не возможно достичь умиротворения в стране и остановить революционные преобразования.

Летом 1641 г. Гамильтон сопровождал Карла I во время его визита в Шотландию. Маркиз даже пошёл на союз с графом Аргайлом, одним из лидеров радикальной группировки ковенантеров, и участвовал в борьбе последнего с Монтрозом. Интриги Гамильтона несколько укрепили его позиции в среде ковенантеров, однако не принесли пользы роялистам.

В 1642 г., с началом гражданской войны в Англии, Гамильтон вернулся в Шотландию с целью воспрепятствовать вступлению ковенантеров в войну на стороне английского парламента. Для этого маркиз предлагал шотландскому правительству определенные церковные уступки со стороны короля (например, гарантию неприкосновенности пресвитерианства в Шотландии). Такая деятельность Гамильтона рассорила с ним Аргайла, поддерживавшего идею шотландской интервенции в Англию, и не способствовала его объединению с Монтрозом, выступавшим против уступок ковенантерам. Гамильтону удалось убедить Тайный совет Шотландии объявить о поддержке короля, однако в генеральной ассамблее большинство по-прежнему принадлежало радикалам. В апреле 1643 г. в благодарность за работу Гамильтона Карл I присвоил ему титул герцога.

Летом 1643 г. генеральная ассамблея утвердила «Торжественную лигу и Ковенант», которая оформила военно-религиозный союз английского и шотландского парламентов против короля. В обмен на шотландские войска парламент Англии согласился реформировать английскую церковь по пресвитерианскому образцу. Это было крахом политики умиротворения, проводимой Гамильтоном. Прибыв в ноябре 1643 г. ко двору короля в Оксфорд, герцог был арестован по обвинению в измене и заключен под стражу в замок Пенденнис, Корнуолл. В начале 1644 г. шотландские войска вступили на территорию Англии и объединились с армией английского парламента.

Провал Гамильтона объяснялся не только усилением радикальных тенденций в ковенантском движении, но и неуступчивой позицией короля, который, даже в условиях поражений и кризиса, не желал поступиться своими религиозными принципами.

Ингейджмент

Военная поддержка, оказанная шотландцами английскому парламенту, вызвала в середине 1644 г. начало гражданской войны в самой Шотландии. Во главе войск роялистов встал выдающийся полководец маркиз Монтроз, назначенный 1 февраля 1644 г. наместником короля в Шотландии. Гамильтон, находясь под арестом, не мог оказать поддержку роялистам. Серия триумфальных побед Монтроза завершилась 13 сентября 1645 г. полным разгромом его армии в сражении при Филипхоу. Это означало провал попытки силового решения шотландской проблемы.

В апреле 1646 г. Гамильтон был освобожден из-под ареста победоносной армией английского парламента. Он немедленно направился к королю, который в это время был вынужден сдаться на милость шотландцам. Вернув себе доверие Карла I, герцог возобновил свои усилия по убеждению короля пойти на уступки ковенантерам. Однако, даже находясь в плену, Карл I не пошёл на компромисс. Это была фатальная ошибка короля: в январе 1647 г. он был выдан англичанам, а в июле того же года захвачен «индепедентами» — представителями радикальной секты республиканской направленности, которые контролировали английскую армию.

Приход к власти в Англии осенью 1647 г. «индепендентов» во главе с Оливером Кромвелем свидетельствовал о крахе надежд шотландцев на пресвитерианские реформы в Англии. Это создало благоприятную почву для возобновления переговоров с королём. 27 декабря представители парламента Шотландии заключили соглашение с Карлом I, известное под названием «Ингейджмент», в соответствии с которым, взамен на согласие короля установить в Англии пресвитерианство на три года, Шотландия обязалась оказать ему военную помощь. «Ингейджмент» стал главным достижением длительной работы Гамильтона по нахождению линии компромисса между королём и ковенантерами.

Весной 1648 г. «Ингейджмент» был утвержден парламентом Шотландии, и в стране началось формирование армии, призванной выступить на помощь королю. Во главе этой армии встал герцог Гамильтон. В мае 1648 г. шотландские войска вступили на территорию Англии. Будучи неплохим политиком, Гамильтон, однако, не отличался талантами военачальника. Несмотря на значительное численное превосходство, шотландская армия была 17-19 августа полностью разбита Оливером Кромвелем в битве при Престоне. Гамильтон пытался уйти от преследовавших его англичан, но 25 августа 1648 г. был пленён.

Казнь Гамильтона

Палата лордов английского парламента предложила освободить Гамильтона под условием выплаты им штрафа в размере 100 тысяч фунтов стерлингов, однако в декабре 1648 г. парламент был практически полностью разогнан по приказу Кромвеля. Герцог был помещен в тюрьму Виндзорского замка. По некоторым данным, Оливер Кромвель предлагал сохранить Гамильтону жизнь в обмен на раскрытие имён английских дворян, поддерживавших экспедицию «ингейджеров». Герцог отказался и в феврале 1649 г., после казни короля Карла I, предстал перед английским судом. Гамильтон был признан виновным в измене и 9 марта 1649 г. обезглавлен в Вестминстере.

См. также

Напишите отзыв о статье "Гамильтон, Джеймс, 1-й герцог Гамильтон"

Ссылки

[www.thepeerage.com/p10941.htm#i109406 Джеймс Гамильтон, 1-й герцог Гамильтон на сайте The Peerage.com] (англ.)
[www.geo.ed.ac.uk/scotgaz/people/famousfirst391.html Джеймс Гамильтон, 1-й герцог Гамильтон на сайте Gazetteer for Scotland] (англ.)

Предшественник: Джеймс Гамильтон	Маркиз Гамильтон 1625—1649	Преемник: Уильям Гамильтон
Предшественник: Новое образование	Герцог Гамильтон 1643—1649	Преемник: Уильям Гамильтон

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гамильтон, Джеймс, 1-й герцог Гамильтон

– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.

– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.