Гангстер (фильм, 2007)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гангстер
American Gangster
Жанр

криминал
драма
триллер

Режиссёр

Ридли Скотт

Продюсер

Брайан Грейзер
Ридли Скотт

Автор
сценария

Стивен Заиллян
Марк Джейкобсон

В главных
ролях

Дензел Вашингтон
Рассел Кроу
Джош Бролин

Оператор

Харрис Савидис

Композитор

Марк Страйтенфельд

Кинокомпания

Universal Pictures

Длительность

157 минут
175 минут (режиссёрская версия)

Бюджет

100 млн. $[1]

Сборы

266 465 037 $[1]

Страна

США

Год

2007

IMDb

ID 0765429

К:Фильмы 2007 года

«Гангстер» (англ. American Gangster) — американская историческая криминальная драма 2007 года, режиссёра Ридли Скотта. Мировая премьера состоялась 2 ноября 2007 года. Дата выхода в России13 декабря 2007 года.





Сюжет

Основное действие фильма разворачивается от 1968-го до середины 1970-х годов. После смерти хозяина Фрэнк Лукас (Дензел Вашингтон), тихий водитель гарлемского преступного авторитета Бампи Джонсона (Кларенс Уильямс III), решает создать собственную криминальную империю. Его специализация — героин, который он ввозит напрямую из Юго-Восточной Азии во время войны во Вьетнаме. Лукас считает себя бизнесменом и конкурирует с другими группировками по всем правилам рыночной экономики, предлагая более качественный продукт по более низкой цене. Зарабатывая миллион долларов в день и придерживаясь однажды установленных для себя правил игры, он становится идолом для всего Гарлема, но по следам Фрэнка уже идёт Ричи Робертс (Рассел Кроу) — редкий для Нью-Йорка образец честного полицейского, ненавидимого коллегами.


В 1968 году Фрэнк Лукас работает на криминального авторитета Гарлема по имени Элсуэрта "Бампи" Джонсона. Гуляя по Гарлему Бампи возмущается, что в Гарлеме много негативных на его счет изменений. Они заходят в магазин бытовой техники, где Бампи выражает Фрэнку свое мнение по поводу торговли без посредника "-Кто им право дал?.. Торгуют напрямую..." В этом же магазине Бампи умирает от сердечного приступа на руках у Фрэнка. На похоронах Бампи Джонсона Френка не считают за равного и не уважают, но у многих из присутствующих остались долги перед Бампи и Фрэнк про них не забыл.

Принципиальный детектив полиции Ричи Робертс учится на юриста, и планирует стать адвокатом. Разнося повестки со своим напарником они получают наводку на букмекера, который нелегально занимается азартными играми. Он припарковывает машину на стоянке. Полицейские считают что в машине не легальные лотерейные билеты и решают ждать. В конце концов они вскрывают машину, где в багажнике обнаруживают миллион долларов. Ричи сдает в полицейский участок найденные деньги, чем вызывает у своих коллег недоверие и презрение "Копы убивают копов которым не верят...".

Покупая очередную партию наркотиков у итальянского мафиози Лукас узнает что Копы наладили поставку героина через французский канал, разбавляют его и перепродают его местным наркоторговцам, тем самым подмяв под себя весь бизнес. Фрэнк встречается с двумя знакомыми наркоманами, служившими ранее во Вьетнаме и интересуется своим кузеном Нэйтом служившим там офицером и осевшим в Бангкоке. К Фрэнку приходит один из авторитетов Гарлема - Танго и начинает качать права, требуя 20% от прибыли. Но Фрэнк дает понять что платить не собирается. Вскоре Фрэнк решает позвонить своему кузену Нэйту в Бангкок и договаривается о встрече. Берет кредит на 400 000$ поделившись с менеджером. Он едет в Бангкок к Нэйту, который ведет его к синдикату производящему героин и договаривается о первой пробной партии в 100кг, без посредников. Налаживает поставку наркотиков в США в цинковых гробах вместе с возвращаемыми на родину останками павших солдат. В лабаротории его фасуют и начинают продавать товар "...лучше чем у конкурентов по цене ниже чем у конкурентов..." под брендом "Блю Мэджик". Дела пошли в гору и Фрэнк перевозит семью из Северной Каролины в элитный район Нью-Йорка в большой особняк. Своих братьев и кузенов он подключает к своему делу. На глазах у всех, в том числе и своих братьев он убивает Танго, за его долги. С помощью своих братьев Фрэнк выстраивает сеть торговых точек в Бруклине, Квинсе, Нью-Джерси и в Бронксе - "...от реки до реки...".

Напарник Риччи крепко подсел на наркоту и попадает в передрягу. Пытаясь украсть очередную дозу он убивает торговца. На выстрелы сбегаются жители коммуналки. Он звонит Риччи и просит его о помощи. Риччи приезжает на место и разруливает ситуацию, но уже по дороге в машине скорой помощи понимает что, напарник-наркоман и дает ему понять что сдаст его. Напарник сбегает от Риччи. Вскоре его находят мертвым, Всему виной новый наркотик на улицах - Блю-Мэджик.

На пути становления Боссом на одной из вечеринок Фрэнк знакомиться с Мисс Пуэрто-Рико - Евой и влюбляется в нее. Позже он знакомит ее со своей матерью и женится на ней.

Жена Детектива Риччи подает на развод и собирается уезжать, в следующие разы они будут видеться только в суде. Жена пытается увезти сына, так как считает, что окружение отца будет плохо влиять на сына. Кроме того у Риччи есть старый друг, который имеет отношение к криминальному миру. Позже когда Риччи начинает угрожать опасность к нему приходит понимание что из за него может пострадать семья. В суде он уступает жене, просит извинения у суда за потраченное время и уходит из зала суда. В полиции открывают спецотдел по борьбе с наркотиками, который будет подчинятся только шефу полиции и прокурору штата. Шефф полиции предлагает Риччи возглавлять отдел и он соглашается. Он набирает себе в команду самых честных полицейских и снимает офис. Отдел начинает работу с улиц. Они выходят на одну из точек продаж. Берут под расчет 20 000$ из казны, и покупают на них партию Блю-Мэджик, что бы выйти на поставщика. Меченные деньги случайно попадают в руки специальных агентов среди которых детектив Трупо. Трупо отдает Ричи его деньги, но при этом предупреждает, что бы тот не лез на его территорию. Риччи успешно сдает Экзамен и становится лицензированным адвокатом.

Фрэнк встречается с итальянским авторитетом Домеником Каттано, который договаривается с ним на оптовую поставку товара по сниженной цене и распространение по всей стране, предлагая в замен свои связи и "покой".

8-го марта 1971 года Фрэнк делает предложение Еве, а она в свою очередь дарит ему шубу из шиншилла. В тот же день, в этой же шубе они с женой идут на бой Джо Фрейзера с Мохаммедом Али и садится в первых рядах зрительского зала, где он попадает в поле зрения как продажного детектива отдела специальных расследований Ника Трупо, так и детектив Риччи, который начинает собирать информацию на Лукаса.

После своей свадьбы с Евой их кортеж останавливает Трупо, и просит 10 000$ за спокойствие. В ответ на это Фрэнк на день благодарения присылает ему индейку в клетке и взрывает его любимый автомобиль - Шелби.

Фрэнк узнает что один из авторитетов Гарлема Ники Барнс продает разбавленный товар под брендом Блю-Мэджик. И он едет к нему в клуб и просит его сменить название. Между Ники и Френком возникают разногласия. Недовольный Трупо ловит Фрэнка и его брата Хьюи Лукаса с небольшим остатком товара, который и забирает. При этом Лукас уже находится под наблюдением Риччи и его парней. Риччи хорошо сел на хвост Фрэнку. Ему звонит его друг и просит о встрече. На встрече просит его отстать от Фрэнка Лукаса, предлагая ему в замен дом в Аспене и даже намекая на угрозу. Естественно Риччи отказывается от дома и не боится угроз. Он понимает что поставщиком дури в страну является Фрэнк Лукас, ставит его на первый план и принимает решение взять его.

На Лукаса и его жену совершают покушение, при котором Фрэнк получает ранение в правую руку. Жена предлагает уехать по дальше, но Фрэнк ни от кого бегать не собирается. По этому поводу Ник Трупо приходит к Риччи и предлагает работать вместе по организации безопасности "доиной коровы" - Фрэнка Лукаса, но понимает что ошибся. Риччи ему отвечает "В Нью-Джерси все сумасшедшие... Копы ловят бандитов". 27-го января 1973г. объявляется перемирие во Вьетнаме. Это означает конец каналу Лукаса. Фрэнк звонит Нэйту и получает дурные вести. Фрэнк летит во Вьетнам, и снова договаривается о новых партиях. В это время кузена Френка Джимми ловят на покушении на убийство и вербуют его. Вешают на него микрофон, благодаря чему получают важную информацию о планируемой поставке. Тем временем Трупо нелегально начинает обыск в доме Лукаса, избивает родных, убивает его собаку и под конурой пса находит свои "наградные". Риччи Робертс получает ордер на обыск самолета на котором груз должен был быть доставлен в США, но к сожалению ему не дают обыскать гробы с останками тел погибших американцев. По возвращению из Вьетнама Фрэнк намеревается убить Трупо, но его мать понимая, что сын будет мстить за вторжение и надругательство над родными, запрещает ему этого делать. Ребята Риччи следят за перемещением гробов. Глубокой ночью за грузом приезжает фургон из химчистки Байона. В фургоне замечают бейсболиста Стиви Лукаса - племянника Фрэнка. В фургон загружают груз и он едет в сторону города. Риччи запрашивает ордер на задержание, и собирает людей для проведения операции. Операция по задержанию начинается уже под утро. Толпа полицейских поднимается на этаж и врывается в лабораторию. При задержании убивают Стиви и ловят Хьюи Лукаса. Остальных братьев вяжут на точках по всему городу. Самого Фрэнка берут в тот момент, когда он выходит из церкви с матерью. Когда арестованный Фрэнк остается наедине с Риччи у них происходит диалог где Фрэнк сначало предлагает Робертсу взятку. Но Риччи отказывается и предлагает сотрудничество. У Фрэнка свои счеты с полицией и он соглашается с условием, что Риччи посадит всех грязных копов, которых он сдаст. Они приходят к соглашению и начинается работа по задержанию копов. В результате работы были задержаны три четверти агентства по борьбе с незаконным оборотом наркотиков Нью-Йорка. Фрэнку Лукасу дали 70 лет тюремного заключения. Благодаря тому что он сотрудничал с властями, а так же благодаря работе самого Риччи Робертса в качестве адвоката мистера Лукаса, его срок сократился до 15 лет. Фрэнк Лукас был выпущен на свободу в 1991 году. В финальной сцене показывают как одинокий и пожилой Фрэнк Лукас выходит из тюрьмы и никто его не встречает. В режиссерской версии в финальном эпизоде когда Лукас выходит из тюрьмы его встречает Риччи и они вместе идут по улицам Гарлема болтая и попивая кофе.

Фильм основан на реальных событиях, со слов самого Лукаса.

В ролях

Актёр Роль
Дензел Вашингтон Фрэнк Лукас Фрэнк Лукас
Рассел Кроу Ричи Робертс детектив Ричи Робертс
Чиветел Эджиофор Хью Лукас Хью Лукас
Джош Бролин Рено Трупо детектив Рено Трупо
Джон Ортис Хавьер Ривьера детектив Хавьер Ривьера
Лимари Надаль Ева Ева
Тед Левайн Лу Тобак капитан Лу Тобак
Роджер Гуэнвёр Смит Нэйт Нэйт
Джон Хоукс Фредди Спирман детектив Фредди Спирман
RZA Мозес Джонс детектив Мозес Джонс
Юл Васкес Альфонсо Абруццо детектив Альфонсо Абруццо
Кьюба Гудинг-младший Никки Барнс Никки Барнс
Руби Ди Лукас мама Лукас
Карла Гуджино Лори Робертс Лори Робертс
Арманд Ассанте Доминик Каттано Доминик Каттано
T.I. Стиви Лукас Стиви Лукас
Common Тёрнер Лукас Тёрнер Лукас
Рубен Сантьяго-Хадсон Док Док
Идрис Эльба Танго Танго
Джо Мортон Чарли Уильямс Чарли Уильямс
Джон Полито Росси Росси
Малкольм Гудвин Джимми Зи Джимми Зи
Рик Янг Кхун Са Кхун Са
Кларенс Уильямс III Эллсуорт «Бампи» Джонсон Эллсуорт «Бампи» Джонсон
Норман Ридус детектив в морге

Награды и номинации

  • 2008 — 2 номинации на премию «Оскар»: лучшая женская роль второго плана (Руби Ди), лучшая работа художника—постановщика (Артур Макс, Бет А. Рубино)
  • 2008 — премия «Спутник» за лучший монтаж (Пьетро Скалия), а также 3 номинации: лучшая мужская роль — драма (Дензел Вашингтон), лучшая женская роль второго плана — драма (Руби Ди), лучшая песня («Do You Feel Me»)
  • 2008 — 3 номинации на премию «Золотой глобус»: лучший фильм — драма, лучший режиссёр (Ридли Скотт), лучшая мужская роль — драма (Дензел Вашингтон)
  • 2008 — 5 номинаций на премию BAFTA: лучший фильм (Брайан Грейзер, Ридли Скотт), лучший оригинальный сценарий (Стивен Заиллян), лучшая музыка к фильму (Марк Стрейтенфелд), лучшая операторская работа (Харрис Савидис), лучший монтаж (Пьетро Скалия)
  • 2008 — премия Гильдии киноактёров США за лучшую женскую роль второго плана (Руби Ди), а также номинация за лучший актёрский состав
  • 2008 — 2 номинации на премию канала MTV: лучшая мужская роль (Дензел Вашингтон), лучший злодей (Дензел Вашингтон)

Релиз

Домашние носители

Фильм был выпущен в формате DVD и HD DVD 19 февраля 2008 года. За первую неделю было продано 2 400 000 копий, что составило 40 600 000 долларов[2]. Во вторую неделю продажи упали на 68%, и составили 758 838 копий и 12 500 000 долларов[2]. В итоге, «Гангстер» разошёлся тиражом в 4 100 000 копий, что дало прибыль в размере 67 800 000 долларов[2].

Цитаты

  • Кто орёт громче других, тот слабее всех.
  • «Брат мой» и «Мой ниггер» часто использовались в фильме «Тренировочный день».
  • Не пусти дурь в страну, людям нечем будет на хлеб заработать.[3]
  • Я продаю товар лучше чем у конкурентов по цене ниже чем у конкурентов.
  • У системы нет сердца, нож некуда всадить.
  • Самое ужасное для человека не страх смерти а публичное выступление.
  • Я вышибу страх иначе мне не быть.
  • Уйти по своей воле, не то что по принуждению.

Напишите отзыв о статье "Гангстер (фильм, 2007)"

Примечания

  1. 1 2 [www.boxofficemojo.com/movies/?id=americangangster.htm American Gangster (2007)], Box Office Mojo. Проверено 25 апреля 2009.
  2. 1 2 3 [www.the-numbers.com/movies/2007/AMGST-DVD.php American Gangster - DVD Sales]. The Numbers. Проверено 6 ноября 2011.
  3. [baskino.club/films/biograficheskie/900-gangster.html Гангстер (2007) смотреть онлайн бесплатно в хорошем качестве | Baskino.club]. baskino.club. Проверено 14 июня 2016.

Ссылки

  • [www.americangangster.net/ Официальный сайт фильма «American Gangster»]
  • «Гангстер» (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.allmovie.com/movie/v1:358717 Гангстер] (англ.) на сайте allmovie

Отрывок, характеризующий Гангстер (фильм, 2007)

Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.