Гангтей-гомпа
Поделись знанием:
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
(перенаправлено с «Гангте Гомпа»)
Координаты: 27°29′04″ с. ш. 90°09′53″ в. д. / 27.48444° с. ш. 90.16472° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=27.48444&mlon=90.16472&zoom=14 (O)] (Я)
Гангтей-гомпа (Монастырь гомпа Гангтен, тиб. སྒང་སྟེང་གསང་སྔགས་ཆོས་གླིང་) — известный монастырь школы ньингма тибетского буддизма, расположенный в одноимённой деревне Гангтей-гонпа в Центральном Бутане в ледниковой долине Пхобжикха под перевалом Пеле-Ла, самый большой монастырь школы ньингма в Бутане. Монастырь и долина принадлежат дзонгхагу Вангди-Пходранг, а к востоку за перевалом находится дзонгхаг Тонгса.
Долина — уникальный уголок природы, знаменита также редкими журавлями с чёрной шеей, которые здесь останавливаются.
Монастырь основал Гьялсе Пема Тинлей, умерший около 1640, внук знаменитого бутанского учителя Пемы Лингпа (1450—1521). Сейчас монастырь находится в собственности Гангтен Тулку Римпоче, перерожденца Пемы Лингпа и открыт для ограниченного посещения туристами. Монастырь владеет огромной коллекцией буддийских манускриптов, в том числе 100-томным Канджуром.
Настоятели монастыря
- Гьялсе Пема Тинлей (Gyalsé Pema Thinley, རྒྱལ་སྲས་པདྨ་ཕྲིན་ལས) — (1564–1642)
- Тензин Легпе Дёндруп (Tenzin Legpé Döndrup, བསྟན་འཛིན་ལེགས་པའི་དོན་གྲུབ) — (1645–1727)
- Кунзанг Тинлей Намгьял (Kunzang Thinley Namgyal, ཀུན་བཟང་ཕྲིན་ལས་རྣམ་རྒྱལ) — (1727–1758)
- Тензин Сижи Намгьял (Tenzin Sizhi Namgyal, བསྟན་འཛིན་སྲིད་ཞི་རྣམ་རྒྱལ) — (1759–1790)
- Угьен Гелек Намгьял (Ugyen Gelek Namgyal, ཨོ་རྒྱན་དགེ་ལེགས་རྣམ་རྒྱལ) — (1791–1840)
- Тенпай Ньима (Tenpai Nyima, བསྟན་པའི་ཉི་མ) — (1838–1874)
- Тенпай Ньиндже (Tenpai Nyinjé, བསྟན་པའི་ཉིན་བྱེད) — (1875–1905)
- Угьен Тинлей Дорджи (Ugyen Thinley Dorji, ཨོ་རྒྱན་ཕྲིན་ལས་རྡོ་རྗེ) — (1906–1949)
- Кунзанг Ригдзин Пема Намгьял (Kunzang Rigdzin Pema Namgyal, རིག་འཛིན་པདྨ་རྣམ་རྒྱལ) — (рожд. 1955)
Напишите отзыв о статье "Гангтей-гомпа"
Ссылки
- [www.strannik.de/travel/bhutan.htm Бутан на странице Безумного Странника]
- [www.maplandia.com/bhutan/wangdiphodrang/gangtey-gonpa/ Gangtey Gonpa Map — Satellite Images of Gangtey Gonpa] (англ.)
- [www.landmarksfoundation.org/projects_bhutan.shtml Landmarks Foundation page on Gangteng Gonpa] (англ.)(недоступная ссылка)
|
Это заготовка статьи о здании или сооружении в Бутане. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Гангтей-гомпа
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
