Ганиды

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бану Гания
Страна: Испания
Титулы: амир
Основатель: Али I ибн Али
Последний правитель: Яхья
Год основания: 1126

Ганиды (Бану Гания) — средневековая берберская династия, правившая на Балеарских островах в 1126—1205 годах.

Основатель династии амир Али I ибн Али ибн Юсуф аль-Манифи по отцу происходил из берберского племени Санхаджа, а по матери приходился ближайшим родственником династии Альморавидов (Гания, его мать, была дочерью брата самого амира уль-муслимин Йусуфа ибн Ташфина). Это несомненно предопределило успешную политическую карьеру Али и его брата Яхьи (последний являлся альморавидским наместником в Испании в 1126—1147 годах). Став амиром Балеарских островов под сюзеренитетом Альморавидов в 1126 году, Али I основал династию, которая при его наследнике Мухаммаде I в 1146 году (541 г.х.) добилась положения независимого государства.

Однако вскоре Ганиды столкнулись с новой силой в регионе — быстро набирающим мощь государством Альмохадов. В завязавшейся схватке успех первоначально сопутствовал балеарским амирам: в 1184 году им даже удалось захватить Марракеш, Беджаю и часть Туниса. Однако в том же году войска Ганидов были разбиты и в 1185/1186 году (581 г.х.) Ганиды вынуждены были признать себя вассалами Альмохадов.

В 1205 году (601 г.х.) Альмохады низложили последнего амира Яхью, который после этого в течение нескольких десятилетий вел с ними упорную борьбу в Северной Африке вплоть до своей смерти в 1237 году (635 г.х.).



Амиры Бану Гания

  • 1126—1131 гг. Али I
  • 1131—1151 гг. Мухаммад I
  • 1151—1183 гг. Исхак
  • 1183—1184 гг. Мухаммад II
  • 1184—1184 гг. Али II
  • 1184—1204 гг. Тальха
  • 1204—1205 гг. Яхья

Напишите отзыв о статье "Ганиды"

Литература

  • Айдын Ариф оглы Али-заде. Хроника мусульманских государств I-VII веков хиджры. — 2-е, испр. и доп.. — М.: Умма, 2007. — С. 252-253. — 445 с. — 3000 экз. — ISBN 5-94824-111-4.

Отрывок, характеризующий Ганиды

В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.