Ганц, Рудольф

Рудольф Ганц

Рудольф Ганц (нем. Rudolph Ganz; 24 февраля 1877, Цюрих — 2 августа 1972, Чикаго) — швейцарско-американский пианист, дирижёр, композитор и музыкальный педагог.

Учился в Цюрихской консерватории игре на фортепиано (у Роберта Фройнда) и виолончели (у Иоганнеса Хегара) и Лозанне, затем перебрался в Лозанну, где его учителями стали его двоюродный дед Карл Эшман-Дюмюр (фортепиано) и Шарль Бланше (композиция), и наконец в 1899 г. в Берлин, где изучал композицию у Генриха Урбана и фортепиано под руководством Ферруччо Бузони. В 1900 г. дебютировал как дирижёр, с Берлинским симфоническим оркестром исполнив собственную симфонию. Затем отправился в США и с 1901 г. преподавал в Чикагском музыкальном колледже. В 1921—1927 гг. Ганц был главным дирижёром Сент-Луисского симфонического оркестра, одновременно гастролируя в Америке и Европе как пианист. Затем Ганц вернулся в Чикаго и был связан с Чикагским музыкальным колледжем до конца своих дней, а в 1934—1958 гг. возглавлял его.

Ганц был видным пропагандистом французской музыки — прежде всего, Дебюсси и Равеля — в США, за что был удостоен французского Ордена Почётного легиона; Равель посвятил ему пьесу «Скарбо» из цикла «Ночной Гаспар». Среди других композиторов, чью музыку Ганц охотно исполнял, популяризируя её в Америке, — Бела Барток, Антон Веберн, Артюр Онеггер, Пьер Булез.

Ссылки

• [www.amica.org/Live/Organization/HOF/Ganz.htm Биография на сайте Automatic Musical Instrument Collectors' Association]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Ганц, Рудольф

– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.