Гарабурда, Михаил Богданович
| Михаил Богданович Гарабурда | |
Михаи́л Богда́нович Гарабурда (ум. 12 июля 1586) — государственный деятель Великого княжества Литовского, дипломат, писарь великий литовский (1566), каштелян минский (1584), староста свислочский. Отец печатника Василия Гарабурды.
Биография
С 1559 года состоял дьяком в канцелярии Великого княжества Литовского, с 1566 — писарем[1] и одновременно с 1584 года занимал должность каштеляна минского[2].
Активно выполнял дипломатические поручения во время Ливонской войны. В 1559 и 1561 годах ездил к крымскому хану с целью заручиться его поддержкой против Москвы. В 1563—1564 (посольство Юрия Ходкевича) и 1566 годах входил в посольства в Россию, был секретарём, в 1571 и 1572—1573 годах — послом.
При заключении Люблинской унии в 1569 году в знак протеста против польского давления литовская депутация под руководством Николая Радзивилла Рыжего в ночь на 1 марта тайком покинула Люблин. Михаил Гарабурда был одним из немногих литовских чиновников, оставшихся в Люблине и подписавших унию. Ян Кохановский упомянул его в апофегме «Гарабурда и война».
Литовцы заключили с нами хорошую унию!
Убежали, оставив Гарабурду и Войну.Оригинальный текст (польск.)Litwa z nami uniją uczyniła strojną,
Uciekli, zostawiwszy Haraburdę z Woyną.[3]
«Это были тогда два Литовские секретаря, оставшиеся (в Люблине) при литовской канцелярии. Эпиграмма значила: вместо унии (единения) Литовцы оставили смятение и войну»[4].
Занимался ведением переговоров о возможном избрании на трон Речи Посполитой царевича Фёдора Ивановича в случае его перехода в католицизм. За успешную дипломатическую деятельность (заключение перемирия) был избран писарем, позже по обвинению в стремлении передать России Ливонию в обмен на Полоцк был отстранён от дипломатической службы. В 1579—1581 годах был в войсках. В 1582 году участвовал в заключении Ям-Запольского перемирия, входил в состав посольства в Москву. Был сторонником идеи о подчинении России Речи Посполитой дипломатическими методами. В качестве посла был в Москве в 1585—1586 годах, где вёл переговоры о формировании антитурецкой унии[2].
Владел имениями Остров, Климовичи и Угрин в Слонимском повете, путными слугами в Полоцком воеводстве, был державцей свислочским в 1566—1568 годах. В 1567 году выставлял в войско 17 конных воинов. В 1568 году вступил во владение Слонимской волостью с двенадцатью деревнями[2].
Будучи в Москве, купил рукописные книги, многие из которых впоследствии были изданы в Великом княжестве Литовском. Купленную там же Библию передал князю Константину Острожскому, эта рукопись стала основой так называемой Острожской Библии, изданной в 1581 году[2].
Напишите отзыв о статье "Гарабурда, Михаил Богданович"
Примечания
- ↑ Гарабурда, Михаил // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 4 Пазднякоў В. Гарабурда Міхаіл Багданавіч // Вялікае Княства Літоўскае. Энцыклапедыя у 3 т. — Мн.: БелЭн, 2005. — Т. 1: Абаленскі — Кадэнцыя. — С. 495. — 684 с. — ISBN 985-11-0314-4.
- ↑ Jan Kochanowski. Jana Kochanowskiego Dzieła polskie / wydanie kompletne, opracowane przez Jana Lorentowicza. — Warszawa: Tow. Akc. S. Orgelbranda S-ów, 1919.
- ↑ [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Litva/XVI/1560-1580/Dnevnik_Sejma_1569/pred.phtml?id=2287 Дневник Люблинского сейма 1569 г. Соединение Великого княжества Литовского с королевством Польским. СПб. 1869].
| ||||||
Отрывок, характеризующий Гарабурда, Михаил Богданович
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
