Гарбе, Герберт

Герберт Гарбе (нем. Herbert Garbe; 1 июня 1888, Берлин — 17 июля 1945, Ренн, в лагере для интернированных) — немецкий скульптор.

Жизнь и творчество

После окончания Первой мировой войны Герберт Гарбе как скульптор оказался под влиянием экспрессионизма. Позднее он всё более отдаёт предпочтение реалистическому направлению. В начале 20-х годов ХХ века он был членом авангардистской, революционной «Ноябрьской группы», участвовал в разработке памятника Революции на берлинском кладбище Фридрихсфельде. В 1920-х — начале 1930-х годов состоял членом СДПГ. В январе 1919 года Гарбе женился на Эми Рёдер, впоследствии также известном скульпторе экспрессионистского направления. В 1920-е годы Гарбе и его жена, проживавшие в Берлине, были широко известны в художественно-интеллектуальных кругах немецкой столицы. Создаваемые ими скульптурные работы пользовались успехом у критики. Среди их близких знакомых следует назвать таких мастеров, как Кете Кольвиц, Эрнст Барлах и Карл Шмидт-Ротлуф.

В 1933 году, после прихода нацистов к власти в Германии, Гарбе вышел из Социал-демократической партии и добровольно вступил в НСДАП. В 1933 году Гарбе с женой уехал в Рим и работал в предоставленном ему ателье на Вилла Массимо. В 1934 году он создал портрет Муссолини. В том же году Гарбе расстался с женой и вернулся в Берлин. В 1936 году Герберт Гарбе получил должность художественного директора Высшей школы изобразительных искусств во Франкфурте-на-Майне. Позднее проживал в Эльзасе, где создал серию женских скульптурных работ.

После занятия Эльзаса французскими войсками был арестован и заключён в лагерь военнопленных, где и скончался в 1945 году.

Литература

• Emil Szittya: Herbert Garbe et la Sculpture Allemande. Paris (1932?).
• Simone Lindenstädt: Der Bildhauer Herbert Garbe. Freie Univ., Diss., Berlin 1994.
• Christian Tümpel [Hrsg.], Deutsche Bildhauer, 1900—1945, entartet, Königstein im Taunus : Langewiesche , 1992 ISBN 3-7845-7180-8

Отрывок, характеризующий Гарбе, Герберт

– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.