Гарболово

Деревня Гарболово фин. Harpala Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Всеволожский район Сельское поселение Куйвозовское Координаты 60°20′25″ с. ш. 30°29′39″ в. д.60.340314° с. ш. 30.494071° в. д. / 60.340314; 30.494071    Первое упоминание 1500 год Прежние названия Гарбола, Горбола, Харпала, Горболово, Гарбалово, Харболова Население ▲ 4030 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81370 Почтовый индекс 188658 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41212820005 41 212 820 005]

Га́рболово (фин. Harpala) — деревня в Куйвозовском сельском поселении Всеволожского района Ленинградской области.

Название

Название Гарболово происходит от карельского «гарбало» (клюква).

История

Дореволюционный период

Впервые упоминается в Писцовой книге Водской пятины 1500 года. В переписной книге говорится о девяти деревнях Гарбола (Горбола). Одна из них — «деревня Горбола на озере Горбольском».

В XVII веке шведы, захватившие территорию Карельского перешейка почти на 100 лет, переселяют сюда часть карело-финских племён савакот и эурямёйсет, так как коренное население бежит из этих мест. К концу XVII века 80 % населения становится финноязычным.

В конце XVIII века мыза Харполова была владением графа П. А. Шувалова (1771—1808), генерал-адъютанта императора Павла I. В первой половине XIX века мызой владели родственники П. А. Шувалова, позже — жена генерал-майора Надежда Кандиб и жена губернского секретаря Анна Даниловна Ильина. Так, на карте Ф. Ф. Шуберта 1834 года поместье обозначено как «Гарболово пом. Кандиб».

На карте окружности Санкт-Петербурга 1810 года упоминается мыза Харболова и к северу от неё две деревни под тем же названием.

ГАРБАЛОВО — мыза, состоящая из деревень:
а) Гарбалово, жителей 174 м. п., 170 ж. п.;
б) Ангелово, жителей 22 м. п., 24 ж. п.;
в) Перямяки, жителей 22 м. п., 24 ж. п.;
принадлежит Надежде Кандибе, Генерал-Майорше;
При оной:
г) Детская больница Императорского воспитательного дома
д) Чугунно-плавильный завод
е) Часовня каменная. (1838 год)

В 1844 году, согласно карте Ф. Ф. Шуберта, деревня называлась Горболово и насчитывала 24 двора.

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, она упомянута как деревня «Harpala», населённая ингерманландцами-эурямёйсет.

В пояснительном тексте к этнографической карте деревня названа Harpala (Гарбалово) и указано количество жителей деревни на 1848 год: ингерманландцев-эурямёйсет — 127 м. п., 137 ж. п., ижоры — 23 м. п., 25 ж. п., а также финнов-суоми — 9 м. п., 6 ж. п., всего 327 человек.

На карте С. С. Куторги 1852 года, деревня снова обозначена, как Горболово.

ГАРБОЛОВО — деревня жены губернского секретаря Ильиной, по просёлочной дороге, 46 дворов, 157 душ м. п. (1856 год)

В середине XIX века в результате продажи мызы по частям возникают два имения: Большое Гарболово и Малое Гарболово, где располагается современная деревня Гарболово. Усадьба в Малом Гарболове была более благоустроенной, в ней находились каменные строения, регулярный сад, пейзажный парк на берегу пруда. Первое имение продолжало принадлежать семье Ильиных до 1902 года, а второе — купцам Меркурьеву и Ершову (до 1890-х гг.).

БОЛЬШОЕ ГАРБОЛОВО — мыза владельческая, при озере Паксоярви, 1 двор, 7 м. п., 8 ж. п.;
МАЛОЕ ГАРБОЛОВО — мыза владельческая, при озере, 1 двор, 13 м. п., 7 ж. п., часовня;
МЕРКУРЬЕВА — мыза владельческая, при озере Банном, 3 двора, 11 м. п., 5 ж. п.;
СЕЛЬСКИЙ ЛАЗАРЕТ — заречного округа Императорского воспитательного дома, при озере Белом, 1 двор, 10 м. п., 14 ж. п., часовня. (1862 год)

На карте 1885 года мыза Малая Гарболова упомянута как Маркелова.

БОЛЬШОЕ ГАРБОЛОВО — мыза Ильиной, при просёлочной дороге, при озере 1 двор, 2 м. п., 4 ж. п., всего 6 чел.;
МАЛОЕ ГАРБОЛОВО — мыза землевладельца Ершова, при Куйвозовской (Гарболовской) земской дороге, при прудах 1 двор, 16 м. п., 21 ж. п., всего 37 чел. часовня;
МАРКЕЛОВО — деревня, Гарболовского сельского общества, при проселочной дороге, при колодцах 7 дворов, 24 м. п., 23 ж. п., всего 47 чел.;
ГАРБОЛОВСКИЙ ЛАЗАРЕТ — С. Петербургского воспитательного дома. (1896 год).

По переписи 1896 года, в Большом Гарболове проживало 6 человек, и оно считалось мызой, или поместьем. Малое Гарболово также было мызой, но населено было плотнее — 37 жителей. Кроме того, в Малом Гарболове находилась каменная часовня, построенная «бывшим помещиком Кандибою». В то же время был известен гарболовский лазарет Петербургского воспитательного дома, располагавшийся на берегу Больничного (ныне Тракторного) озера.

В конце 1890-х гг. Малое Гарболово, а в 1902 году и Большое Гарболово перешли во владение лейб-хирурга императорского двора, профессора Военно-медицинской академии академика Н. А. Вельяминова (1855—1920), всего ему принадлежало 1784 десятины земли.

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Куйвозовской волости 4-го стана Санкт-Петербургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

В 1904 году в деревне открылась земская школа (Гарболовское училище).

На карте 1909 года, мыза Малое Гарболово носит название — мыза Васильевка.

В 1911 году в Большом Гарболове было 3 двора, где проживало 7 мужчин и 9 женщин. В Малом Гарболове тоже имелось 3 двора, но населяли их 34 мужчины и 27 женщин.

По данным 1914 года учителем в Гарболовской земской школе работал Евгений Елевфериевич Локонов.

Советское время

После Великой Октябрьской социалистической революции и отделения Финляндии от РСФСР Гарболово оказалось в приграничной зоне, а летом и осенью 1919 года — и в полосе боевых действий между отрядами шюцкора (или, как их тогда называли, белофиннов) и красноармейцев.

«ГАРБОЛОВО» — совхоз в Гарболовском сельсовете, 4 хозяйства, 10 душ.
Из них: русских — 2 хозяйства, 4 души; финнов-ингерманландцев — 2 хозяйства, 6 душ.
ГАРБОЛОВСКАЯ — больница в Гарболовском сельсовете, 14 хозяйств, 26 душ.
Из них: русских — 10 хозяйств, 15 душ; финнов-ингерманландцев — 3 хозяйства, 10 душ. (1926 год)

В том же 1926 году был организован Гарболовский финский национальный сельсовет, население которого составляли: финны — 360, русские — 516, другие нац. меньшинства — 21 человек.

В состав сельсовета, по данным переписи населения 1926 года, входили: деревни Маркелово, Маттиламяrки, Перемяки, Никитолово; посёлки Лавоземякки, Сеппелемяки, Хантулово; совхоз «Гарболово» и больница Гарболовская. Сельсовет находился в составе Куйвозовской волости Ленинградского уезда.

С 1929 года в окрестностях Гарболова стали организовывать колхозы.

По административным данным 1933 года, Гарболовский сельсовет Куйвозовского финского национального района состоял из деревень: Гарболово, Матыломяки, Лавоземяки, Хантулово, Красная Деревня, Никитолово, Маркелово и Вуолы, общей численностью населения 1224 человека.

В 1930-х гг. в Куйвозовском районе, как и вдоль всей границы с Финляндией, стали создаваться укреплённые районы. В 1935 году по распоряжению М. Н. Тухачевского началось строительство военного городка Гарболово. На территории Куйвозовского сельсовета действовал 22-й УР. Первыми строениями военного городка Гарболово стали три казармы, два четырёхэтажных дома, баня и водокачка у пруда (здания сохранились до настоящего времени).

По административным данным 1936 года, деревня Гарболово являлась центром Гарболовского сельсовета Токсовского района. В сельсовете было 4 населённых пункта, 287 хозяйств и 6 колхозов.

В 1937 году были построены двухэтажная финская школа (действовавшая до 1939 г.) и одноэтажное здание русской начальной школы (сгорело в 1996 г.). В те же годы была построена подстанция.

Национальный район был ликвидирован зимой, а национальный сельсовет — весной 1939 года.

ГАРБОЛОВО — деревня Гарболовского сельсовета, 348 чел. (1939 год)

В ходе Советско-финской войны 1939—1940 гг. в гарболовских казармах располагался госпиталь.

С 5 по 29 декабря 1939 года, в деревне располагался эвакуационный госпиталь № 627.

Во время Великой Отечественной войны, в 1941—1942 годах, в Гарболове находился штаб 142-й стрелковой дивизии, воевавшей в составе Ленинградского фронта. В 1943—1944 годах здесь находилось управление 1-й гвардейской морской железнодорожной артиллерийской Красносельской Краснознамённой бригады, принимавшей участие в прорыве и снятии блокады Ленинграда.

После войны в окрестностях Куйвозовской волости находилось множество воинских кладбищ и захоронений. Кроме того, 21 июня — 17 июля 1944 года в Гарболове располагался 56-й эвакогоспиталь, а с 1 октября 1944 по 15 февраля 1945 года — 4177-й госпиталь легкораненых. В 1950-х гг. останки погибших стали перезахоранивать в большие братские могилы. Так появилась братская могила на перекрёстке дорог, ведущих в Гарболово и пос. Заводской. Здесь захоронено 517 бойцов и офицеров, погибших в боях и умерших в госпиталях от ран. На могиле был установлен памятник — статуя советского солдата в плащ-палатке с автоматом ППШ на груди, скорбно держащего на левом бедре снятую с головы каску. В 1975 году скульптурное изображение было дополнено надмогильной звездой, в центре которой в памятные дни стал вспыхивать огонь, а в 2005 году — стоящими вертикально плитами, на которых выбиты имена всех похороненных здесь воинов. Решением Ленинградского облисполкома № 189 от 16 мая 1988 года находящаяся в Гарболове братская могила советских воинов, погибших в борьбе с фашистами, признана памятником истории.

В 1958 году население деревни составляло 134 человека.

До 1976 года в деревне Гарболово дислоцировалась 2-я гвардейская Тацинская Краснознамённая ордена Суворова II степени танковая дивизия (штаб дивизии и некоторые штабные подразделения; сама Тацинская дивизия (основные части и подразделения) дислоцировалась во Владимирском Лагере под Лугой (ЛенВО)). До 24 сентября 1996 года здесь базировалась 36-я отдельная десантно-штурмовая бригада (в советский период — десантно-штурмовая бригада Сухопутных войск ВС СССР; в российский — 36-я отдельная воздушно-десантная бригада ВДВ России).

Современность

По данным 1966 и 1990 годов, деревня Гарболово входила в состав Куйвозовского сельсовета.

В деревне находится 321-я школа сержантов (в/ч 44551; до ликвидации института прапорщиков в 2009 году — 321-я школа прапорщиков, готовившая специалистов войскового хозяйства тыла Сухопутных войск и старшин подразделений), осуществляющая выпуск специалистов для частей связи, артиллерийских и радиотехнических частей Западного военного округа.

В списке ценных природных объектов, подлежащих охране во Всеволожском районе, утверждённом решением Всеволожского городского Совета народных депутатов от 8 апреля 1993 года, за № 27 значится: усадьба Ильиной «Гарболово», 15 га, в деревне Гарболово.

В 1997 году в деревне проживали 4275 человек, в 2002 году — 3849 человек (русских — 85%), в 2007 году — 3620.

В настоящее время в Гарболове действует православный храм-часовня в честь великомученика и целителя Пантелеимона, находящийся в здании магазина возле автобусной остановки. Также стараниями местной православной общины отведено место под строительство нового храма в честь этого же святого. Настоятелем нового прихода назначен священник о. Виктор Стягайло.

В сентябре 2009 года в Гарболове открыта новая среднеобразовательная школа на 400 учеников.

География

Деревня расположена в северной части района на автодороге А120 (41А-189).

Расстояние до административного центра поселения 4 км.

Расстояние до ближайшей железнодорожной станции Грузино — 6 км.

Население

Численность населения
2002	2007	2010
3849	↘3620	↗4030

<timeline> ImageSize = width:470 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:4275 ScaleMajor = unit:year increment:1000 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1 
  from:0 till:344 width:15  text:344 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1 
  from:0 till:327 width:15  text:327 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1 
  from:0 till:75 width:15  text:75 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1896 color:gray1 width:1 
  from:0 till:90 width:15  text:90 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1911 color:gray1 width:1 
  from:0 till:77 width:15 text:77 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1926 color:gray1 width:1 
  from:0 till:36 width:15 text:36 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:348 width:15 text:348 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1958 color:gray1 width:1 
  from:0 till:134 width:15 text:134 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4275 width:15  text:4275 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2002 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3849 width:15  text:3849 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1 
  from:0 till:3620 width:15  text:3620 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:4030 width:15  text:4030 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Жилищное строительство

В деревне 54 многоквартирных жилых дома.

Из них 2 дома 1937 года постройки, 9 домов 1956—1960 годов постройки, 5 домов 1964—1970 годов постройки, 3 дома 1975—1980 годов постройки, 5 домов 1982—1987 годов постройки и 30 домов 1993—1996 годов постройки.

Этажность: 5 домов одноэтажных, 33 дома двухэтажных, 2 дома четырёхэтажных и 12 домов пятиэтажных.

Транспорт

С другими населёнными пунктами Гарболово связывают автобусные маршруты:
№ 614 до ст. Грузино, протяжённость 5,9 км.
№ 619 до ст. метро «Девяткино», протяжённость 48 км.
№ 622 до г. Всеволожска, протяжённость 72,48 км.
№ 675 до. ст. метро Проспект Просвещения

Литература

• Ильина Н. Б. История п. Гарболово и его окрестностей, или история Куйвозовской волости Всеволожского района Ленинградской области. — СПб, 2007. — 126 с.

Отрывок, характеризующий Гарболово

– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.