Гарвардская обсерватория
Поделись знанием:
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
 Обсерватория в 1899 году | |
| Оригинал названия |
Harvard College Observatory |
|---|---|
| Тип | |
| Код |
802 ([newton.dm.unipi.it/neodys/index.php?pc=2.1.2&o=802&ab=0 наблюдения]) |
| Расположение | |
| Координаты |
42°22′53″ с. ш. 71°07′42″ з. д. / 42.38139° с. ш. 71.12833° з. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=42.38139&mlon=-71.12833&zoom=18 (O)] (Я)
|
| Высота |
22 м |
| Дата открытия | |
| Сайт: |
www.cfa.harvard.edu/hco/ |
Гарвардская обсерватория — астрономическая обсерватория, основанная в 1839 году в Кембридж, штат Массачусетс, США. Так же носит название «Обсерватория Гарвардского колледжа». Является учреждением, управляющим комплексом из нескольких зданий и инструментов, используемых для астрономических исследований кафедры астрономии Гарвардского университета. С 1973 года вместе с астрофизической обсерваторией Смитсоновского института она является частью Гарвард-Смитсоновского центра астрофизики.
Содержание
Руководители обсерватории
- 1839—1859 — Бонд, Уильям Крэнч
- 1859—1865 — Бонд, Джордж Филлипс
- 1866—1875 — en:Joseph Winlock (astronomer)
- 1877—1919 — Пикеринг, Эдуард Чарлз
- 1919—1921 — en:Solon Irving Bailey
- 1921—1952 — Шепли, Харлоу
- 1952—1966 — Мензел, Дональд Говард
- 1966—1970 — Голдберг, Лео
- en:Alexander Dalgarno
- 1971—1972 — en:George B. Field
Образование Гарвард-Смитсоновского центра астрофизики.
- 1973—1982 — Джордж Б. Филд
- 1982—2004 — Шапиро, Ирвин[1]
- с 2004 года — Чарльз Р. Элкок[2]
История обсерватории
На 15-дюймовом телескопе с 1847 по 1852 Бонд, Уильям Крэнч и en:John Adams Whipple сделали первые качественные снимки Луны, а в ночь 16/17 июля 1850 года ими же был сделан первый дагеротип звезды (Веги). В 1890 году была создана южная наблюдательная станция в Перу около города Арекипа. Два 60-дюймовых телескопа были переданы Гарвардской обсерватории после смерти их владельца en:Andrew Ainslie Common. В 1927 году наблюдательная станция в Перу переехала в ЮАР и получила название Обсерватория Бойдена. На территории Гарвардской обсерватории с 1911 по 1956 года располагалась Американская Ассоциация наблюдателей переменных звёзд (AAVSO).
Инструменты обсерватории
- 15-дюймовый Великий рефрактор (D=38 см, F = ?, 1847 год, производители: Merz и Mahle) — 20 лет самый крупный телескоп в США. Заказан у Merz and Mahler of Munich. Является «братом-близнецом» телескопа, заказанного для Пулковской обсерватории в 1839 году.
Отделы обсерватории
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Направления исследований
- Спектральная классификация звезд
- Астрофотография
- Создание каталогов
- Изучение переменных звезд (фотометрия)
Основные достижения
- Первые фотографии Луны и звезды (Вега)
- Открытие астероидов из первой сотни: (66) Майя и (73) Клития — открыватель Таттл, Хорас Парнелл
- Открытие трех периодических комет Хорасом Парнелл Таттлом: 8P/Туттля, 55P/Темпеля — Туттля и 109P/Свифта — Туттля
- Открытие RR Лиры и EX Волка
- Открытие ярчайшей катаклизмической переменной SS Лебедя — открыла Louisa D. Wells
- Восьмой спутник Сатурна Гиперион (спутник) открыли в 1848 году Бонд, Уильям Крэнч и его сыном Бонд, Джордж Филлипс при помощи 15-дюймового рефрактора.
- Креповое или внутреннее кольцо Сатурна было обнаружено в 1850 году опять же Бондами.
- В обсерватории содержится коллекция из 500 000 отснятых стеклянных пластинок звездного неба с середины 1880 годов по 1989 год (с перерывом на 1953—1968 года). Это уникальные данные для исследования изменений на протяжении более 100 лет. Сейчас данная стеклотека находится в процессе оцифровки (сканирования).
- Создание спектральной классификации звезд
- Публикация в 1908 году «Harvard Revised Photometry Catalogue», который впоследствии явился прародителем каталога Каталог ярких звёзд (HR).
- Каталог Генри Дрейпера
- Открытие зависимости «Период-светимость» для Цейфеид — Ливитт, Генриетта Суон
- Участие в проектах HEAO-1, en:OSO 6 и en:OSO 4
- 6 комет открыл Уиппл, Фред Лоуренс: en:36P/Whipple и ещё 5 не периодических комет.
- Гарвардская морфологическая классификация галактик
Известные сотрудники
- Расселл, Генри Норрис
- Росселанд, Свен
- Таттл, Хорас Парнелл
- Ливитт, Генриетта Суон
- Пейн-Гапошкина, Сесилия Хелена
- Койпер, Джерард Петер
- Лэнгли, Сэмюэл Пирпонт
- Холл, Асаф
- Леметр, Жорж
- Саймон Ньюком — ему предложили должность директора обсерватории Гарвардского колледжа в 1875 году, но он отказался, имея уже решение, что его интересы лежат в области математики, а не астрономических наблюдений.
- Уиппл, Фред Лоуренс
- Брюс, Кэтрин — меценат, покровительница астрономии, пожертвовала средства Гарвардской обсерватории
- Вокулёр, Жерар Анри де
- Мори, Антония Каэтана
- Лейтен, Виллем Якоб
- Линдблад, Бертиль — проходил стажировку в Гарвардской обсерватории
- Чандлер, Сет Карло
- Герасимович, Борис Петрович — в 1926—1931 годах был в научной командировке в Гарвардской обсерватории
- Шварцшильд, Мартин
- Делайл Стюарт
- en:Helen Sawyer Hogg
- en:John S. Paraskevopoulos
- en:Richard Prager
- en:Bryan Gaensler
- en:Edward Skinner King
- en:Robert E. Cox
- en:Guy Consolmagno
- en:James Gilbert Baker
- en:Leon Campbell
- en:Royal Harwood Frost — работал в Гарвардской обсерватории и в Перу
- en:Jay Pasachoff
- en:Joseph Lovering
- en:Herbert Gursky
- en:Eric Chaisson
- en:Uriah A. Boyden — меценат, завещал своё состояние Гарвардской обсерватории
- Копал, Зденек
- en:Dorrit Hoffleit
- Кэннон, Энни Джамп
- Вильямина Флеминг
- en:Theodore Dunham, Jr.
- en:Mary E. Byrd
- Louisa D. Wells
Интересные факты
- 15-дюймовый Великий рефрактор был самым крупным телескопом в Америке в течение 20 лет[3].
- При Гарвардской обсерватории с конца 1880-х годов работало подразделение «Гарвардские вычислители[en]» (также широко известно его шуточное название — «Гарем Пикеринга»). Эдуард Пикеринг нанял несколько способных девушек (в то время жалованье женщин было в несколько раз меньше, чем у мужчин на той же работе), которые занимались механическими астрономическими вычислениями. Несколько из этих сотрудниц позднее стали известными астрономами: это — Энни Кэннон, Вильямина Флеминг, Генриетта Ливитт, Антония Мори, Анна Уинлок[en].
См. также
- Гарвардский университет
- Гарвард-Смитсоновский центр астрофизики
- Смитсонианская астрофизическая обсерватория
- Центр малых планет
- Астрофотография
- en:Sears Tower – Harvard Observatory — обсерватория, ранее входившая в состав Гарвардской обсерватории
- en:Central Bureau for Astronomical Telegrams
- Список астрономических инструментов
Напишите отзыв о статье "Гарвардская обсерватория"
Примечания
- ↑ [news.harvard.edu/gazette/1998/10.15/Harvard-Smithso.html Harvard-Smithsonian Center for Astrophysics Celebrates 25 Years], Harvard University Gazette (15 октября 1998). Проверено 26 февраля 2007.
- ↑ [www.news.harvard.edu/gazette/2004/05.20/01-alcock.html Alcock to lead the CfA:Astrophysicist noted for 'dark matter' studies to take helm at observatories], Harvard Gazette (20 мая 2004). Проверено 25 декабря 2007.
- ↑ [amazing-space.stsci.edu/resources/explorations//groundup/lesson/scopes/harvard/index.php Harvard 15-inch Refractor]
Ссылки
- [www.cfa.harvard.edu/ Harvard-Smithsonian Center for Astrophysics]
Публикации наблюдений в Центре малых планет:
- [hamilton.dm.unipi.it/~astdys/mpcobs/sites/802.rwo Астрометрические наблюдения малых планет]
Публикации в базе данных NASA ADS:
- [adsabs.harvard.edu/cgi-bin/basic_connect?qsearch=Harvard+College+Observatory&version=1 Поиск по слову «Harvard College Observatory»]
Наблюдения комет и спутников планет после 1870 года:
- [www.minorplanetcenter.org/iau/ECS/MPCAT-OBS/MPCAT-OBS.html Архивы наблюдений], MPC
Отрывок, характеризующий Гарвардская обсерватория
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
