Гардемарины III

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Гардемарины — III»)
Перейти к: навигация, поиск
Гардемарины — III
Жанр

приключенческий фильм
исторический фильм
мелодрама

Режиссёр

Светлана Дружинина

Автор
сценария

Нина Соротокина
Юрий Нагибин
Светлана Дружинина

В главных
ролях

Евгений Евстигнеев
Дмитрий Харатьян
Кристина Орбакайте
Людмила Гурченко
Наталья Гундарева

Оператор

Анатолий Мукасей

Композитор

Виктор Лебедев

Кинокомпания

Киностудия «Мосфильм».
Киностудия «Жанр»
ЦЦЦ-Фильмкунст ГмбХ (Германия)

Длительность

107 мин.

Страна

СССР СССР=>
=>Россия Россия
Германия Германия

Год

1992

Предыдущий фильм

Виват, гардемарины!

Следующий фильм

Гардемарины IV (2017)

IMDb

ID 0135427

К:Фильмы 1992 года

«Гардемарины — III» — 3-й фильм о гардемаринах, продолжение фильмов «Гардемарины, вперёд!» и «Виват, гардемарины!». Премьера состоялась в 1992 году.





Сюжет

Россия, 1757 год. Идёт Семилетняя война, в которой у России нет своих выгод — русские солдаты вынуждены сражаться за интересы Австрии и Франции против Пруссии Фридриха Великого.

Наши старые друзья — гардемарины — исправно служат Родине, хотя и не в той мере, в какой они себе представляли. Александр Белов — с отрядом на Аляске, Никита Оленев — при дворе, Алексей Корсак — послан императрицей в Венецию за муранским стеклом.

Во время путешествия в Венецию капитан Корсак спасает якобы потерпевшего кораблекрушение немецкого офицера. Капитан не знает, что это — бежавший из-под ареста прусский шпион барон фон Брокдорф: его подрывная деятельность на территории России была раскрыта, но он умудрился совершить побег. Цель фон Брокдорфа — тоже Венеция: там его ждёт возлюбленная и одновременно резидент прусской шпионской сети — королева Елизавета-Христина (в исторической реальности этого не было).

Никиту Оленева судьба тоже испытывает на прочность — канцлер Бестужев убеждён, что Корсак намеренно помог Брокдорфу бежать, будучи его сообщником. Кроме того, Никита искушаем любовью. Хитрая и вероломная Екатерина Алексеевна, супруга наследника престола, замешана в «шпионских играх» своего дядюшки Фридриха. Чтобы передать резиденту — прусской королеве — сведения о положении дел в русской армии, она использует влюблённого в неё Никиту. С виду всё выглядит вполне буднично: Никите велено передать Елизавете-Христине коробочку с украшением… Никита отправляется в Венецию в компании своего друга — Павла Горина.

А в это время Корсак благополучно прибывает в место назначения. В Венеции — традиционный карнавал, и никто не предполагает, что из-под маски за капитаном Корсаком наблюдает некая дама. Это — мать Екатерины, герцогиня Иоганна-Елизавета, высланная из России за связь с прусской разведкой. Она тоже спешит к шпионке-королеве со своими донесениями. Герцогиня подсылает убийц для расправы с Корсаком — она убеждена, что он послан ей на беду. Капитан успешно отражает все атаки наёмников, но его самого арестовывают по обвинению в убийстве.

Никита Оленев доставляет королеве подарок Екатерины. В подкладку коробочки зашита шифрограмма, повествующая о том, что Елизавета при смерти, а фельдмаршал Апраксин не склонен воевать с Пруссией…

Иоганна Ангальт-Цербстская спешно едет в Потсдам, к своему благодетелю, Фридриху Великому. Тот встречает её, как всегда, холодно и насмешливо: ему важны такие люди, как Иоганна, но он их искренне презирает.

Оленев и Горин узнают, что их друг безвинно заточён в тюрьму: их цель — его освобождение. Параллельно выясняется, что Екатерина использовала Никиту в своих шпионских играх. Друзья захватывают Брокдорфа, но ему удаётся скрыться.

По прибытии в Петербург Оленев передаёт императрице ответную шифрограмму, предназначенную Екатерине. Не без его помощи, хитрая и умная великая княгиня умудряется ловко провести стареющую Елизавету.

А в это время Фридрих наносит удар по русским войскам — ему, победителю Европы, не страшны «какие-то варвары». Он заявляет, что ключ к победе — всего лишь один лишний выстрел в минуту у пруссаков. Гардемарины вопреки приказу Апраксина увлекают за собой кавалерию и разбивают Фридриха, он вынужден спасаться бегством. Среди преследователей Фридриха — Корсак, Оленев и Горин. В лесу происходит и последняя дуэль Корсака и Брокдорфа. Несмотря на решительную победу, Апраксин приказывает играть отступление и ссылает попытавшегося этому воспрепятствовать Горина за своеволие на Камчатку.

В ролях

Съёмочная группа

Песни, прозвучавшие в фильме

Напишите отзыв о статье "Гардемарины III"

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Гардемарины — III

Отрывок, характеризующий Гардемарины III

«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.