Гардецкий, Зигмунт

Зигмунт Гардецкий
польск. Zygmunt Gardecki
Дата рождения:	17 января 1885(1885-01-17)
Место рождения:	Варшава
Дата смерти:	15 мая 1942(1942-05-15) (57 лет)
Место смерти:	Освенцим
Гражданство:	Российская империя Российская империя, Польша Польша
Партия:	Польская социалистическая партия, ППС — революционная фракция, ППС—Прежняя революционная фракция, Беспартийный блок сотрудничества с правительством
Основные идеи:	социализм, пилсудчина
Род деятельности:	штукатур, подпольщик, политик, депутат сейма, профсоюзный оргнизатор, жилищный кооператор
Награды:

Зи́гмунт Гарде́цкий (польск. Zygmunt Gardecki; 17 января 1885, Варшава — 15 мая 1942, Освенцим) — польский социалистический политик и профсоюзный деятель, сторонник Юзефа Пилсудского. Участник борьбы за независимость Польши. Активист ППС, ППС—Прежняя революционная фракция и Беспартийного блока. Депутат сейма Второй Речи Посполитой. Видный деятель «санационных» профобъединений CZKZZ и ZZZ. При нацистской оккупации погиб в Освенциме.

В подполье

Окончил муниципальную школу в Варшаве. Работал штукатуром в Большом театре. В 1902 вступил в подпольную Польскую социалистическая партию. В январе 1903 был арестован и заключён в Варшавскую цитадель. Два года находился в Житомире под надзором царской полиции.

В 1905 вернулся в Варшаву. На следующий год примкнул к ППС — революционная фракция, вновь был арестован. Более полугода провёл в тюрьме, после чего выслан из Российской империи. До 1909 жил в Германии. Нелегально вернулся в Польшу.

В Соцпартии

С 1915 Зигмунт Гардецкий — член Варшавского комитета ППС. В 1917 вступил в партийную группу боевой тревоги. В польско-советскую войну 1920 был членом Рабочего комитета обороны Варшавы.

Идеологически Гардецкий придерживался радикально-социалистических и антикоммунистических взглядов. Политически поддерживал Юзефа Пилсудского и Раймунда Яворовского. Участвовал в рабочем профсоюзном и жилищно-кооперативном движении, с 1927 возглавлял варшавское объединение жилищных кооперативов. Дома, построенные при организующем участии Гардецкого до сих пор состоят в жилищном фонде Варшавы. Избирался в сейм по списку ППС на выборах 1922 и выборах 1928.

Зигмунт Гардецкий поддержал Майский переворот 1926 и возвращение к власти Юзефа Пилсудского. После перехода ППС в оппозицию режиму Санации Гардецкий принял участие в создании партии социалистов-пилсудчиков — ППС—Прежняя революционная фракция. Входил в руководящие органы партии и Центрального объединения классовых профсоюзов (CZKZZ).

В Беспартийном блоке

В 1931 при конфликте в руководстве партии между Раймундом Яворовским (выступал с идеологизированных социалистических позиций) и Енджеем Морачевским (выступал за полную лояльность «санационному» режиму) Гардецкий взял сторону Морачевского. Вместе с группой Морачевского присоединился к Беспартийному блоку сотрудничества с правительством. При разделении CZKZZ участвовал в создании ZZZ, до 1936 был заместителем генерального секретаря профобъединения.

На выборах 1935 был вновь избран в сейм. Как депутат занимался социально-трудовыми вопросами, а также регулированием цен на сельскохозяйственную продукцию и организацией местного самоуправления в Варшаве.

В 1931 году Зигмунт Гардецкий был награждён Крестом Независимости и Рыцарским крестом ордена Возрождения Польши.

В концлагере

При нацистской оккупации в 1941 был арестован гестапо и помещён в тюрьму Павяк. Затем депортирован в Освенцим, где скончался год спустя.

См. также

• Адам Щипёрский
• Ромуальд Ярмулович

Отрывок, характеризующий Гардецкий, Зигмунт

– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.