Гарифуна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гарифуна
Самоназвание

Garifuna, мн. ч. Garinagu

Численность и ареал

Всего: 175 000 — 500 000[1][2]
Гондурас Гондурас:
125 тыс. чел
Гватемала Гватемала:
25 тыс. чел
Белиз Белиз:
16 тыс. чел
Гваделупа Гваделупа:
3,3 тыс. чел
Никарагуа Никарагуа:
2,5 тыс. чел
Сент-Винсент и Гренадины Сент-Винсент и Гренадины:
2,4 тыс. чел
США США:
800 чел

Язык

гарифуна, английский, испанский

Религия

христианство (преимущественно католичество), синкретические верования

Родственные народы

карибы

Гарифу́на (гарифона, гарифу, гарибы, гаринагу, карибу, чёрные карибы, самоназвание гаринагу является формой множественного числа от гарифуна) — народ на Карибском побережье Центральной Америки и на островах Карибского моря.

60 % гарифуна — католики, есть протестанты (англикане и методисты), приверженцы синкретических верований.





Язык

Говорят на языке гарифуна та-майпурской группы приморской ветви аравакских языков, письменность на основе латинского алфавита. Распространены также испанский язык, в Белизе и Никарагуа — англо-креольские языки.

История

Гарифуна — потомки карибов (калипуна), живших на острове Сент-Винсент (как и на других Малых Антильских островах) и смешавшихся с коренными жителями-араваками (усвоив их язык), и негров, попавших на остров в 1635 с потерпевших крушение испанских невольничьих кораблей. Позднее на остров переселялись группы вест-индских негров с Барбадоса, Сент-Люсии и др.

На культуру гарифуна влияли также французские поселенцы Сент-Винсента. Вождь гарифуна Чатуайе в союзе с французами воевал с английскими колонизаторами (т. н. Вторая карибская война), в 1797 часть уцелевших от истребления гарифуна вывезены англичанами на о. Роатан у побережья совр. Гондураса, откуда вскоре расселились по побережью Центральной Америки; основали поселения на территории современных городов Ливингстон, Пунта-Горда, Дангрига. Другая часть — т. н. «желтые карибы», которые были больше похожи на индейцев, были оставлены англичанами на о. Сент-Винсент и дожили до наших дней.

Основное традиционное занятие — морское рыболовство; выращивают маниок, кукурузу, рис, бананы, развито отходничество, многие живут в городах. Основная пища — маниоковые лепёшки, рис, рыба. Традиционная семья — большая материнская. Африканские и индейские традиции сохраняются в религии (ритуалы в честь предков под руководством шамана-буйаэ и др.), музыке (танцевальный жанр пунта, театрализованный танец чарикави, мужские и женские песни и др.); основные музыкальные инструменты — ансамбль из трёх барабанов и гитары. В Гватемале, Белизе, Сент-Винсенте и Гренадинах борются за свои права и сохранение традиционной культуры.

Население

Численность в Гондурасе (125 тыс. чел. — 2006, оценка), Гватемале (25 тыс. чел.), Белизе (в р-не г. Пунта-Горда и Дангрига — 16 тыс. чел.), Никарагуа (2,5 тыс. чел.), Гваделупе (3,3 тыс. чел.), Сент-Винсенте и Гренадинах (2,4 тыс. чел.); небольшие группы живут в США (гг. Лос-Анджелес, Новый Орлеан, Нью-Йорк).

Напишите отзыв о статье "Гарифуна"

Примечания

  1. en:Garifuna ссылается на Sarah England. Afro Central Americans in New York City: Garifuna Tales of Transnational Movements in Racialized Space. — Gainesville: University Press of Florida. — ISBN 0813029880.
  2. en:Garifuna ссылается на [www.mnsu.edu/emuseum/cultural/mesoamerica/garifuna.html Garifuna], Minnesota State University. Проверено 27 сентября 2007.

Литература

  • Taylor D.M. The Black Caribs of British Honduras. N.Y., 1951.

Ссылки

  • [www.garifuna.com/ Garifuna.com]
  • [sidewalkmystic.com/Garifuna.htm Garifuna of Honduras]
  • [magma.nationalgeographic.com/ngm/data/2001/09/01/html/ft_20010901.6.html The Garifuna on NationalGeographic.com]
  • [www.garifuna.org/ Garifuna.org]
  • [www.buenolatina.ru/news.php?id=1153 BuenoLatina. Народ гарифуна готовится отметить Garifuna Settlement Day]

Отрывок, характеризующий Гарифуна

На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.