Гарнич, Николай Фёдорович

Николай Федорович Гарнич
Дата рождения	6 января 1901(1901-01-06)
Место рождения	городе Санкт-Петербург Россия
Дата смерти	18 ноября 1961(1961-11-18) (60 лет)
Место смерти	Москва Россия
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1917—1951
Звание
Командовал	14-я Московская стрелковая дивизия народного ополчения (Первомайского района) 269-я стрелковая дивизия 148-я стрелковая дивизия Штаб 50-й армии
Сражения/войны	Октябрьская революция, Гражданская война в Финляндии, Гражданская война в России Советско-польская война (1919—1921) Тамбовское восстание Великая Отечественная война
Награды и премии

Николай Федорович Гарнич (6 января 1901 — 18 ноября 1961) —  советский военачальник и военный историк, генерал-майор (07.10.1943)

Биография

Родился в городе Санкт-Петербург. Русский.

В мае 1917 года вступил Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков) (РСДРП(б)).

С сентября 1917 года Гарнич состоял рядовым бойцом в отряде Красной гвардии в Петрограде.

Революция и Гражданская война

Принимал участие во взятии Зимнего дворца.

Участвовал в походе в Финляндию, где воевал против войск генерала К. Г.-Э. Маннергейма

В феврале 1918 года Гарнич записался в Красную армию и служил красноармейцем в боевом отряде Петросовета 2-го подрайона. В мае был направлен на Уральский фронт, где с августа назначен командиром 1-й коммунистической Петроградской авто-самокатной роты 30-й стрелковой дивизии, которой командовал В.К. Блюхер. Воевал против войск адмирала А. В. Колчака на красноуфимском и кунгурском направлениях, под городами Красноуфимск и Пермь.

В январе — марте 1919 года после контузии находился в госпитале, затем назначен военкомом штаба 2-й Таращанской бригады в 1-ю Украинскую советскую дивизию под командованием Н.А. Щорса. С августа исполнял должность комиссара этой бригады. Воевал против петлюровцев под Проскуровом и Жмеринкой, а также с польскими легионерами, наступавшими на Новоград-Волынский, Сарны, Житомир и Коростень.

С октября 1919 по апрель 1920 года учился в Высшей школе штабной службы РККА в Москве. После её окончания направлен в 57-ю стрелковую дивизию на Западный фронт и воевал с ней против белополяков старшим помощником начальника штаба по оперативной части, военкомом штаба дивизии, начальником разведки 169-й бригады.

20 августа 1920 года после разгрома дивизии был захвачен в плен и отконвоирован в Варшаву. С 20 октября находился в лагере военнопленных под Краковом. 11 апреля 1921 года на станции Негорелая по обмену военнопленными освобожден и по прибытии на родину назначен инспектором Инспекции Политуправления Республики.

В том же году участвовал в подавлении восстания А. С. Антонова в Тамбовской губернии.

Межвоенный период

С февраля 1922 года занимал должность комиссара Управления снабжения артиллерии особого назначения РККА, а с апреля был комиссаром Воздушного флота ПВО Петрограда и в Высшей теоретической школе авиации в городе Егорьевск. С января 1923 года находился на оперативной работе в ОГПУ в Москве и в Карелии. Одновременно в этот же период учился в 1-м Московском государственном университете.

С июня 1932 года был помощником начальника 3-го отдела Главного управления лагерей НКВД, с января 1933 года — помощником начальника Беломоро-Балтийского лагеря НКВД.

С августа 1933 года — слушатель особого факультета Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. В ноябре 1935 года окончил её и был назначен командиром и комиссаром 5-го Донского мотомеханизированного отдельного полка НКВД.

В декабре 1938 года переведен на преподавательскую работу в Военную академию РККА им. М. В. Фрунзе и назначен преподавателем кафедры истории военного искусства.

С декабря 1939 года учился в Академии Генштаба РККА.

Великая Отечественная война

С началом войны полковник Гарнич 2 июля 1941 года назначается командиром 14-й стрелковой дивизии народного ополчения Первомайского района Москвы, затем через неделю переводится командиром 269-й стрелковой дивизии, формировавшейся в районе городе Коломна. С 5 по 16 августа 1941 года дивизия была передислоцирована в район Брянска и с 16 августа включена в 3-ю армию, входившую в состав Центрального фронта (с 25 августа — Брянского фронта). 21 августа она была выдвинута в район города Почеп и 25 августа приняла первый бой. 27 августа 1941 года, находясь на НП 1018-го стрелкового полка, полковник Гарнич был тяжело контужен и эвакуирован в госпиталь.

После выздоровления 8 сентября он допущен к командованию 148-й стрелковой дивизией. 17 сентября Гарнич отстранен от исполнения должности и выведен в распоряжение Военных советов 3-й армии.

В ходе начавшейся Орловско-Брянской оборонительной операции в начале октября он назначается начальником гарнизона города Карачев. 5 октября во время уличных боев за город, выполняя приказ заместителя командующего войсками фронта генерал-лейтенанта М. А. Рейтера, взорвал занятый противником фронтовой склад ГСМ, получив при этом контузию, после чего был эвакуирован в тыл.

В начале февраля 1942 года зачислен в распоряжение Военного совета МВО, затем назначен врид заместителя начальника группы офицеров Генштаба Красной армии. С апреля исполнял должность начальника оперативного отдела и заместителя начальника штаба 41-й, а с 10 мая — 3-й резервной армий.

В июне 1942 года вновь направлен в распоряжение Генштаба Красной армии, где проходил службу старшим офицером при штабе 24-й армии. В этой должности участвовал в Сталинградской битве на Сталинградском и Донском фронтах.

С февраля 1943 года переведен старшим офицером Генштаба при штабе Северо-Кавказского фронта. Участвовал в Северо-Кавказской и Краснодарской наступательных операциях.

С июля 1943 года исполнял должность старшего офицера и представителя Генштаба при штабе Западного фронта.

В мае 1944 года генерал-майор Гарнич направлен в распоряжение Военного совета 1-го Белорусского фронта и с 18 июня допущен к исполнению должности начальника оперативного отдела штаба 3-й армии. С 5 июля армия входила в состав 2-го Белорусского фронта и участвовала в Белорусской, Минской и Белостокской наступательных операциях.

С сентября Гарнич был врид заместителя начальника и начальника оперативного управления штаба 2-го Белорусского фронта.

С января 1945 года и до конца войны служил начальником штаба 50-й армии. В составе войск 2-го, а с 11 февраля — 3-го Белорусских фронтов участвовал в Восточно-Прусской наступательной операции, в штурме Кенигсберга и выходе на побережье залива Фришес-Хафф.

Послевоенная карьера

После войны с 30 июля по декабрь 1945 года находился на лечении по болезни и в распоряжении ГУК НКО, затем был назначен старшим преподавателем кафедры истории военного искусства Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова.

2 марта 1951 года уволен в отставку по болезни.

На протяжении своей жизни активно занимался исследованием истории Отечественной войны 1812 года, автор целого ряда монографий и книг по военной истории, в том числе: «Осьмнадцатый» (1932), «Таращанцы» (1933), «Батько Боженко» (1933), «Бородинское сражение» (1949, стенограмма лекции, прочитанной 7.9.1948 г.), «Отечественная война 1812 года» (1951), «Штурм Измаила» (1952), «1812 год» (1956).

Умер 18 ноября 1961 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (Колумбарий, 121 секция)

Награды

• орден Ленина (21.02.1945)
• шесть орденов Красного Знамени (1920, 03.07.1943, 14.09.1944, 03.11.1944, 29.06.1945, 1948)
• орден Суворова II степени (19.05.1945)
• два ордена Отечественной войны I степени (1943, 21.02.1945)
• Медали СССР в т.ч:
  • «ХХ лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»
  • «За оборону Москвы»
  • «За оборону Сталинграда»
  • «За оборону Кавказа»
  • «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
  • «За взятие Кенигсберга»
  • «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Н. Ф. Гарнич

• За овладение штурмом городами Вормдитт и Мельзак — важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев. 17 февраля 1945 года. № 282.
• За овладение штурмом крепостью и главным городом Восточной Пруссии Кёнигсберг — стратегически важным узлом обороны немцев на Балтийском море. 9 апреля 1945 года. № 333

Ссылки

• [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 3. — С. 572—574. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0382-3.

Отрывок, характеризующий Гарнич, Николай Фёдорович

– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.