Гарни (храм)

Достопримечательность
Гарни
Языческий храм в Гарни
Страна	Армения

Гарни

Географическая локализация храма

Храм в Гарни́ (арм. Գառնիի Միհրի տաճար, [garʼni]) — языческий храм I в. н. э. в Армении. Находится в 28 км от Еревана в Котайкской области, в долине реки Азат, рядом с селом Гарни. Храм был восстановлен из руин в советское время.

История

Крепость Гарни упоминается Тацитом в связи с событиями в Арме­нии ещё в первой половине I в. н. э. Была построена армянским царём Трдатом I (66—88 гг.) в 76 г., о чём свидетельствует обнаруженная там же его над­пись на греческом языке:

«Гелиос! Трдат Великий, Великой Армении (Μεγαλη Αρμενια) государь, когда властитель построил агарак царице (и) эту неприступную крепость в год одиннадцатый своего царствования…»

Об этой надписи имеются упоминания у Мовсеса Хоренаци, который приписывал её, как и перестройку крепости, Трдату III Великому (286—330 г.). Крепость Гарни одно из ярких свидетельств многовековой культуры дохристианского периода Армении. Крепость Гарни начали строить еще во II веке до нашей эры и продолжали застраивать в течение античной эпохи и частично в средние века. В конечном итоге армянские правители сделали её неприступной. Цитадель защищала жителей от иноземных нашествий более 1000 лет.

Армянские цари очень любили это место — и не только из-за её неприступности, но и по причине хорошего климата — и превратили его в свою летнюю резиденцию. Крепость Гарни находится в 28 км от столицы Армении — Еревана. В стратегическом отношении местоположение Гарни было выбрано чрезвычайно удачно. Согласно найденной на территории Гарни урартской клинописи крепость эта была завоевана урартским царем Аргишти в первой половине VIII века до нашей эры, после чего он собрал население Гарни в качестве рабочей силы и направился в сторону современного Еревана, где построил крепость Эребуни, впоследствии ставшей Ереваном.

Крепость Гарни занимает господствующий над прилегающей местностью треугольный мыс, огибаемый рекой Азат с двух сторон, глубокое ущелье, а отвесные склоны служат неприступным естественным рубежом. Ущелье примечательно своими изумительными, кажущимися искусственными склонами, которые состоят из правильных шестигранных призм. Последние тянутся от подножья до верха ущелья и имеют название «Симфония камней». В остальной части крепости создана мощная оборонительная система — могучая крепостная стена с четырнадцатью башнями.

На том участке, где подход к крепости был осложнён природными условиями, башен меньше, они поставлены на расстоянии 25-32 м друг от друга. А там, где противник мог сравнительно беспрепятственно подойти к стенам, башни возведены чаще и находятся на расстоянии 10-13,5 м друг от друга. Башни имели прямоугольную форму. На Армянском нагорье прямоугольные башни существовали еще с урартских времен.

Как крепостные стены, так и башни построены из больших глыб местного голубоватого базальта, без раствора и соединены железными скобами, углы соединения залиты свинцом. Крепостные стены имеют толщину 2,07-2,12 м и длину по всему периметру (вместе с башнями) 314,28 м. В отдельных местах сохранилось 12-14 рядов высотой до 6-7 м. Внутрь крепости можно было попасть лишь через одни ворота шириной с одну колесницу. При этом численность войск в крепости была огромной.

Дворцовый комплекс

Историко-архитектурный комплекс Гарни находится рядом с одноимённым современным посёлком. Храм Гарни — единственный сохранившийся на территории Армении памятник, относящийся к эпохе язычества и эллинизма.

Храм сложен из блоков гладкотесанного базальта. Камни длиной около двух метров, скреплены скобами и штырями. Храм выстроен в эллинистических архитектурных формах. По всей ширине фасада тянутся девять массивных ступеней высотой 30 сантиметров, которые придают сооружению величественность и торжественность. Пилоны по сторонам лестницы украшены рельефами. На них изображены обнаженные атланты, стоящие на одном колене, с воздетыми вверх руками, поддерживающие жертвенники. Храм по всей своей композиции является периптером. План представляет собой прямоугольный зал с портиком, снаружи он окружен колоннами. Детали храма, в отличие от единообразия, имеющего место в греко-римских сооружениях, разработаны с многообразием, присущим местному искусству. В орнаменты наряду с многочисленными вариантами акантового листа введены армянские мотивы: гранат, виноград, листья орешника, цветы. Резьба по базальту свидетельствует о первоклассной работе армянских мастеров. В прямоугольное святилище, перекрытое сводом, ведут неглубокие сени, вход украшен богато орнаментированным наличником. Размеры святилища невелики. Здесь находилась только статуя божества. Этот небольшой храм обслуживал царя и его семью.

В результате сильного землетрясения в 1679 г. храм был почти полностью разрушен, его восстановили в 1966—1976 г. Возле храма сохранились остатки древней крепости и царского дворца, а также здание бани, сооружённое в III веке. Дворцовый комплекс находился на южной, удаленной от входа, части крепости. На северной же крепостной территории размещались царское войско и обслуживающий персонал. К западу от храма, у края обрыва, помещался парадный зал. С севера к нему примыкал двухэтажный жилой корпус. Сохранившиеся на штукатурке следы розовой и красной краски напоминают о богатом убранстве жилых и парадных покоев дворца. Здание бани включало не менее пяти помещений различного назначения, из которых четыре имели по торцам апсиды. Полы украшены эллинистической мозаикой.

В XIX веке развалины храма привлекали к себе внимание многочисленных ученых и путешественников, таких как Шарден, Мориер, Кер-Портер, Телфер, Шантр, Шнаазе, Марр, Смирнов, Романов, Буниатян, Тревер, Манандян. Французский учёный Дюбуа де Монпере в 1834 году попытался с приблизительной точностью сделать проект реконструкции храма. В конце XIX века возникла идея перевезти все детали храма в Тифлис — центр Кавказского наместничества и сложить здесь перед дворцом царского наместника. К счастью, эта затея провалилась из-за отсутствия соответствующих средств перевозки.

В начале XX века проводились археологические работы по обнаружению деталей и обмерам храма небольшой экспедицией под руководством Н. Я. Марра. В начале 30-х годов главный архитектор Еревана Н. Г. Буниатян обследовал Гарнийский храм и уже в 1933 году дал проект реконструкции его первоначального вида. Вопрос восстановления языческого храма в Гарни интересовал и академика И. А. Орбели. В середине 1960-х годов работы по восстановлению были поручены архитектору А. А. Саиняну. Через несколько лет кропотливой работы гарнийский храм был полностью восстановлен в 1976 году.

• Garni, Pagan Temple & Fortress01.jpg

  Языческий храм и крепость Гарни

• Garni, Pagan Temple & Fortress02.jpg

  Языческий храм, фрагмент фриза

• Garni Fortress, Ruins of Surb Sion Church.jpg

  Руины храма Святого Сиона (VII в.)

• Banya near Garni temple-1.jpg

  Устройство пола в бане

• Garni temple-2.jpg

  Фрагмент орнамента

• Garni temple-1.jpg

  Алтарь

Премия ЮНЕСКО

28 апреля 2011 года стало известно, что историко-культурный комплекс «Гарни» удостоен премии ЮНЕСКО-Греция 2011 года им. Мелины Меркури.

См. также

• Гарни (село)
• Жрица (фильм)

Литература

• Буниатов Н. Г. Языческий храм при дворце Трдата в крепости Гарни. — 1933. — 122 с.
• Гарни. Крепость и поселение, т. 1-2, Ер. 1951-57.
• Манандян, Я. А. (1951). «[basss.asj-oa.am/588/ Новые заметки о греческой надписи и языческом храме Гарни]». Bulletin of the Academy of Sciences of the Armenian SSR: Social Sciences (4): 9-36.
• Саинян А. А. Архитектурные памятники Гарни и Гегарда. — 1969.
• Саинян А. А. Теория Витрувия о строении храмов и античный храм в Гарни // II Международный симпозиум по армянскому искусству. — АН АрмССР, 1978.
• Мурадян, Г. С. (1981). «[hpj.asj-oa.am/3465/ Греческая надпись Трдата I, найденная в Гарни]». Patma-Banasirakan Handes (3): 81–94.
• Саинян А. А. Архитектура античных сооружений Гарни. — Советакан грох, 1988. — 228 с.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Гарни
• [garni-geghard-armenia.blogspot.com/2010/03/about-garni-tample.html О храме Гарни]  (англ.)
• [www.armeniapedia.org/index.php?title=Garni_Temple Храм Гарни]  (англ.)
• [hostikyan.com/ru/7-chudes-armenii Гарни, Звартноц, Татев, Хор Вирап, Эчмиадзин в железе — панно «7 чудес Армении»]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Гарни (храм)

– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.