Гарретт, Августус
Поделись знанием:
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
| Августус Гарретт Augustus Garrett 
| ||
| ||
|---|---|---|
| 1843 — 1844 | ||
| Предшественник: | Бенджамин Райт Реймонд | |
| Преемник: | Элсон Шерман | |
| ||
| 1845 — 1846 | ||
| Предшественник: | Элсон Шерман | |
| Преемник: | Джон Путнэм Чапин | |
| Рождение: | 1801 (дата и месяц неизвестны) штат Нью-Йорк, США | |
| Смерть: | 30 ноября 1848 Чикаго, Иллинойс, США | |
| Супруга: | Элиза Кларк | |
| Партия: | Демократическая партия | |
Августус Гарретт (англ. Augustus Garrett; 1801, штат Нью-Йорк, — 30 ноября 1848, Чикаго) — американский политик, дважды мэр Чикаго (в 1843—1844 и 1845—1846 годах) от Демократической партии.
Биография
Августус Гарретт родился в 1801 году в штате Нью-Йорк. В 1825 году женился на Элизе Кларк, и вместе они переехали в Чикаго в 1834 году. Он имел небольшой аукционный дом рядом с рекой Чикаго, и уже в 1835 году создал партнёрство совместно с Brown Brothers, что позволило ему стать ведущим аукционером и совершать сделки с землёй. В октябре 1836 года он продал на более чем 1,8 млн долларов.
Был избран мэром в 1843 году, а в 1844 году был переизбран, но выборы признали недействительными. На год место мэра занял Элсон Шерман. В 1845 году снова выиграл выборы. На посту мэра Гарретт начал строительство первой кирпичной школы в Чикаго, однако потом отказались от этой задумки, так как здание получилось слишком большим для школы[1].
После его смерти жена Элиза основала Гарреттский библейский институт, в настоящее время Гарретская евангелистская теологическая семинария, находящаяся недалеко от Чикаго в Эванстоне.
Умер в 1848 году и похоронен на кладбище «Роусхилл» в Чикаго[2].
Напишите отзыв о статье "Гарретт, Августус"
Примечания
- ↑ Edwin O. Gale. Reminiscences of Early Chicago and Vicinity. — Chicago: Revell, 1902. — С. 384.
- ↑ [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=5294031 Могила Августа Гарретта на findagrave.com] (англ.). Find a Grave. Проверено 4 марта 2012. [www.webcitation.org/6AfPmcHuT Архивировано из первоисточника 14 сентября 2012].
Ссылки
- [www.chipublib.org/cplbooksmovies/cplarchive/mayors/garrett_inaug_1843.php Инаугурационная речь 1843 года]
- [www.chipublib.org/cplbooksmovies/cplarchive/mayors/garrett_inaug_1844.php Инаугурационная речь 1844 года]
- [www.chipublib.org/cplbooksmovies/cplarchive/mayors/garrett_inaug_1845.php Инаугурационная речь 1845 года]
|
Это заготовка статьи о политическом деятеле США. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Гарретт, Августус
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.
