Гаррик, Эдгар
Эдгар Гаррик | |
Имя при рождении: |
Эдгар Евгеньевич Гренцион |
---|---|
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Профессия: | |
Гражданство: |
Эдгар Гаррик (псевдоним; настоящее имя Эдгар Евгеньевич Гренцион, 1906, Москва — 1957, Ленинград) — советский актёр.
Сын Анны Ивановны Чулковой (сестры поэта Георгия Чулкова) и журналиста Евгения Карловича Гренциона. Назван в честь Эдгара По. С 1911 года Чулкова стала женой Владислава Ходасевича, и ближайшие 11 лет, до отъезда Ходасевича за границу в 1922 году, Эдгар прожил в семье поэта — в Москве, а потом в Доме искусств в Петрограде, в 1921 году ездил с матерью и отчимом в колонию Дома искусств Холомки в Порховском уезде Псковской губернии. Неоднократно упоминается в его переписке и воспоминаниях.
В детстве Эдгара называли уменьшительным именем Гарик, впоследствии это имя стало его псевдонимом (с удвоением «р», как в фамилии актёра Дэвида Гаррика). Ему посвящены две строчки из «Антологии житейской глупости» Осипа Мандельштама: «Это Гарик Ходасевич, по фамильи Гренцион, // Несмотря что Альциона есть элегия Шенье». Эдгар Гренцион изображён на картине племянницы Ходасевича Валентины Ходасевич «Портрет мальчика» (1911, частное собрание)[1].
Эдгар Гренцион стал актёром агиттеатра при областном политпросвете[2] Затем снимался в кино под именем Эдгар Гаррик. Самая известная его роль — Карл XII в фильме «Пётр Первый» (1937). Снимался также в фильме «Герои Шипки» (1954) в роли генерала Левицкого.
Жил в Ленинграде по адресу ул. Герцена (Б. Морская), 14, скончался от рака в 1957 году. Был дважды женат: на Лидии Антоновне Яковлевой и Ляле Мандельштам. От первого брака имел дочь Наталью (1925-1995).
Напишите отзыв о статье "Гаррик, Эдгар"
Примечания
Отрывок, характеризующий Гаррик, Эдгар
– Староста где? – кричал Ростов.Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.