Гаррисон, Джим
| Джим Гаррисон | |
| Jim Garrison | |
 | |
| Имя при рождении: |
Earling Carothers Garrison |
|---|---|
| Род деятельности: |
окружной прокурор Нового Орлеана |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
21 октября 1992 (70 лет) |
Эрлинг Карузерс Гаррисон (англ. Earling Carothers Garrison, 20 ноября 1921 — 21 октября 1992, позже официально сменил имя на Джим) — окружной прокурор Нового Орлеана, знаменитый расследованием убийства президента США Джона Кеннеди. Гаррисон выдвинул теорию, отличавшуюся от официальной версии об убийце-одиночке, и довёл дело до суда, но присяжные оправдали обвиняемого. Доказательства и выводы Гаррисона оцениваются неоднозначно и остаются предметом споров.
Содержание
Юность и начало карьеры
Гаррисон родился в городе Денисон (штат Айова), через несколько лет его семья переехала в Новый Орлеан. Во время Второй мировой войны он служил в Национальной гвардии и воевал во Франции и Германии. После войны поступил на юридический факультет в Тулейнский университет в Новом Орлеане, который окончил в 1949 году. Гаррисон в течение двух лет служил в ФБР в Сиэтле, затем вернулся в Национальную гвардию, а с 1954 по 1958 год работал в юридической фирме Deutsch, Kerrigan & Stiles.
В 1958 году Гаррисон перешёл на государственную службу на должность помощника окружного прокурора. В следующем году он предпринял попытку баллотироваться на должность судьи по уголовным делам, но проиграл выборы. Тогда же он сменил имя на «Джим».[1] В 1961 году Гаррисон выдвинул кандидатуру на выборы окружного прокурора. На праймериз своей Демократической партии он победил действующего прокурора Ричарда Доулинга, а затем выиграл основные выборы.
Окружной прокурор
Вступив в должность, Гаррисон начал борьбу с проституцией и незаконным бизнесом в индустрии развлечений. Он прославился регулярными рейдами во Французском квартале (историческом районе, в котором расположено много баров, ресторанов и отелей). Кроме этого Гаррисон получил громкую известность благодаря обвинениям в коррупции, взяточничестве и других преступлениях, которые он выдвигал против различных должностных лиц (судей, полицейских, депутатов законодательного собрания), но ни разу не мог довести до обвинительных приговоров. В 1965 году он был успешно переизбран.
Убийство Кеннеди и процесс Клея Шоу
В 1966 году Гаррисон начал расследование убийства Джона Кеннеди. Несколько свидетелей дали показания о том, что существовал заговор с участием бывшего частного детектива и пилота гражданской авиации Дэвида Ферри и бизнесмена Клея Шоу, которые планировали убийство президента и с которыми был знаком Ли Харви Освальд. Ферри умер до суда, как было установлено, от естественных причин (хотя смерть вскоре после утечки в прессу информации о расследовании и обнаруженные предсмертные записки породили почву для слухов о самоубийстве или убийстве), поэтому обвинение было предъявлено только Шоу. По версии Гаррисона убийство было организовано группировкой, объединявшей ультраправых активистов, подготовленных ЦРУ диверсантов из числа кубинских эмигрантов — противников режима Кастро и бывших и действующих сотрудников ЦРУ. Целью убийства были дестабилизация обстановки внутри страны и изменение курса внешней политики в отношении социалистического лагеря на более жёсткий.[2] Гаррисон отвергал выводы комиссии Уоррена о том, что смертельный выстрел был сделан Освальдом, и считал, что убийство было совершено несколькими профессионалами, стрелявшими с разных точек, и доказательства против Освальда были сфальсифицированы, после чего от него избавились.[2]
Позиция Гаррисона держалась во многом на показаниях основного свидетеля, Перри Руссо, верность которых оспаривается многими исследователями. В результате Шоу был оправдан судом присяжных. Часть сведений о взаимоотношениях Освальда и Ферри была подтверждена в докладе Комитета Палаты представителей США по убийствам, хотя никаких определённых выводов о причастности Ферри или Шоу к убийству Кеннеди в докладе нет.
После суда пресса начала масштабную кампанию против Гаррисона, обвиняя того в безосновательном преследовании уважаемого человека.[3] Тем не менее, в 1969 году Гаррисон неожиданно победил на выборах, набрав 53 % голосов, и сохранил должность прокурора. Гаррисон предпринимал попытки обвинить Шоу в даче ложных показаний, пока федеральный судья не потребовал в официальном постановлении, чтобы Гаррисон «прекратил преследование Шоу», так как Гаррисон «имел существенный финансовый интерес в продолжении преследования и расследования убийства Кеннеди» (предположительно имелся в виду ажиотаж вокруг недавно вышедшей книги Гаррисона).[3]
Последующие события
В 1971 году Гаррисон был обвинён в получении взяток от владельцев нелегальных автоматов для игры в пинбол.[3] Линия защиты Гаррисона сводилась к тому, что ему мстят за расследование убийства Кеннеди и конкретно участия в нём спецслужб. Гаррисон был оправдан, но в 1973 году проиграл на очередных выборах прокурора. В 1978 году он стал судьёй Апелляционного суда округа и оставался им до самой смерти.
После суда над Шоу Гаррисон написал три книги о своём расследовании: A Heritage of Stone (1970), «Звёздно-полосатый контракт» (The Star Spangled Contract, политический детектив об убийстве президента, сюжет которого перекликается с убийством Кеннеди) и биографическую «По следам убийц» (On The Trail of The Assassins, 1988). «По следам убийц» стала бестселлером и вместе с книгой Джима Маррса «Перекрестный огонь: заговор, убивший Кеннеди» легла в основу фильма Оливера Стоуна «Джон Ф. Кеннеди. Выстрелы в Далласе». В этом фильме роль Гаррисона сыграл Кевин Костнер, а сам Гаррисон появился в эпизодической роли Председателя Верховного суда США Эрла Уоррена.
Напишите отзыв о статье "Гаррисон, Джим"
Примечания
- ↑ Edward Jay Epstein. [www.edwardjayepstein.com/archived/garrison.htm Epitaph For Jim Garrison: Romancing the Assassination], The New Yorker (30 ноября 1992). Проверено 30 октября 2008.
- ↑ 1 2 [www.jfklancer.com/Garrison3.html Интервью Гаррисона] журналу Playboy, #10, октябрь 1967 года
- ↑ 1 2 3 Peter R. Whitmey [karws.gso.uri.edu/JFK/the_critics/Whitmey/Gervais.html Pershing Gervais and the Attempt to Frame Jim Garrison] // The Fourth Decade. — 1994. — Т. 1, № 4. — С. 3—7.
Ссылки
- [www.jfk-online.com/garrison.html Материалы по расследованию Гаррисона]
- [mcadams.posc.mu.edu/garrison.htm Скептическая статья о расследовании Гаррисона] на The Kennedy Assassination Site
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гаррисон, Джим
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
