Гарри Поттер и Орден Феникса

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Гарри Поттер и Орден Феникса
Harry Potter and the Order of the Phoenix
Автор:	Дж. К. Роулинг
Жанр:	фэнтези, Роман
Язык оригинала:	английский
Оригинал издан:	21 июня 2003 (Великобритания) 7 февраля 2004 (Россия)
Серия:	Гарри Поттер (серия романов)
Издатель:	Bloomsbury Scholastic Raincoast Росмэн-Издат
Выпуск:	2004
Страниц:	766 870 826
ISBN:	ISBN 5-353-01435-9
Предыдущая:	Гарри Поттер и Кубок огня
Следующая:	Гарри Поттер и Принц-полукровка

Гарри Поттер и Орден Феникса (англ. Harry Potter and the Order of the Phoenix) — пятая книга английской писательницы Дж. К. Роулинг о Гарри Поттере. Мировая премьера книги состоялась в Англии летом 2003 года, а российская премьера — в начале 2004.

Сюжет

События книги начинаются летом 1995 года, через месяц после окончания действия предыдущей книги. Гарри Поттер проводит летние каникулы у Дурслей. Гуляя по парку вечером, Гарри видит Дадли в компании друзей. Они подходят к Гарри. Последний с насмешкой заговаривает об их хобби — драках с одинокими подростками. Дадли угрожает Гарри и вынуждает его вытащить волшебную палочку, чем вызывает улыбку у компании. Неожиданно погода портится, и друзья Дадли разбегаются. Гарри и Дадли бегут в переход, где на них нападают дементоры. Гарри удаётся вызвать Патронуса, прогнать дементоров и тем самым спасти себя и Дадли. Затем в переход заходит миссис Фигг, которая признаётся, что она — сквиб. Она помогает Гарри и истощенному Дадли добраться до дома. Когда Дадли и Гарри вернулись домой, приходит письмо о том, что Гарри исключён из Хогвартса. Дамблдору удаётся отменить исключение, но Гарри вызывают на дисциплинарное слушание.

Несколько дней спустя, по поручению Дамблдора волшебники забирают Гарри Поттера из дома в охраняемый волшебством дом 12 на Площади Гриммо. Там Гарри встречает Рона с Гермионой. От них Гарри узнаёт об Ордене Феникса. Там же он встречает и Сириуса Блэка, который вынужден скрываться от Министерства. Гарри остаётся жить в этом доме до конца лета. Он узнаёт, что Фадж и Министерство считает его и Дамблдора ненормальными и не верят в возвращение Волан-де-Морта.

Слушание

12 августа он с Артуром Уизли отправляется в Министерство Магии на слушание. На слушании министр магии Корнелиус Фадж настаивает на исключении Поттера, но благодаря заступничеству Дамблдора и свидетельству миссис Фигг, Гарри оправдывают. Остаток лета он спокойно живёт в штаб-квартире Ордена Феникса. Гермиону и Рона назначают старостами Гриффиндора, а Гарри, к его разочарованию, нет.

Пятый курс в Хогвартсе

1 сентября Гарри, Гермиона и семья Уизли отправляются в школу. Их провожают несколько членов Ордена, в том числе анимаг Сириус, превратившийся в собаку. По пути в Хогвартс Гарри и его друзья знакомятся с Полумной Лавгуд.

Хагрид некоторое время отсутствует: его заменяет профессор Грабли-Дёрг.

В связи с тем, что Дамблдор не находит преподавателя Защиты от Тёмных Искусств, Министерство Магии назначает на этот пост заместителя Фаджа Долорес Амбридж, которая преподаёт на своих уроках только теоретическую часть, полностью отказываясь от практических занятий. Она отрицает, что Тёмный Лорд вернулся. Когда Гарри Поттер пытается с ней спорить, она заставляет его отбывать наказание — каждый вечер ходить к ней в кабинет и по нескольку часов писать слова «Я не должен лгать», которые отпечатываются у него на коже путём разрезания. Поттер не говорит об этом никому из преподавателей. Позже Долорес Амбридж назначается генеральным инспектором Хогвартса.

Гарри с друзьями втайне основывают Отряд Дамблдора (ОД) целью которого является самостоятельное обучение защитным и боевым заклинаниям. После этого Амбридж издаёт декрет, согласно которому все коллективы студентов (команды, клубы и т. д.) обязаны проходить у неё сертификацию. Этот приказ делает Отряд Дамблдора незаконным. Сириус одобряет идею Гермионы, мать Рона Уизли — нет. Добби предлагает Гарри проводить занятия в Выручай-комнате, где их не смогут найти. Амбридж берет все каналы связи в Хогвартсе под наблюдение.

Рон становится вратарём Гриффиндора по квиддичу. Первый матч для него прошел неудачно, но Гарри вырвал победу у команды Слизерина, поймав снитч. После окончания игры Малфой спровоцировал драку и Амбридж пожизненно дисквалифицировала Гарри и близнецов Уизли из команды Грифиндора.

Возвращается Хагрид и рассказывает, где был всё это время. Примечательно то, что его лицо в шрамах и синяках. В дальнейшем у Хагрида по непонятным причинам время от времени появляются новые синяки.

Перед рождеством Поттеру снится, что он — змея Волан-де-Морта. Змея почти до смерти кусает Артура Уизли, находящегося на дежурстве в таинственном месте (как потом оказывается, в Отделе Тайн Министерства Магии). Гарри сообщает о своём видении Дамблдору, благодаря этому Артура находят в тяжелейшем состоянии и отправляют в больницу святого Мунго на лечение.

На Рождество Гарри и Уизли отправляются в штаб-квартиру Ордена Феникса. Там они ждут выздоровления Артура Уизли и даже ходят к нему в гости в больницу. Вскоре Артура выписывают, он очень благодарен Гарри.

Снегг сообщает Гарри, что по требованию Дамблдора он будет тайно учить Гарри окклюменции (защите своих мыслей). Причина: между сознанием Волан-де-Морта и Гарри есть связь, которую Тёмный Лорд может использовать, чтобы проникать в мысли Гарри. На уроках окклюменции Снегг пытается проникнуть в сознание Гарри, а тот должен научится защищать его. У Гарри ничего не получается. Несмотря на уроки, Гарри видит всё больше снов глазами Волан-де-Морта, где он, будучи Волан-де-Мортом, идёт по коридору Министерства Магии, с каждым сном всё ближе подбираясь к Отделу Тайн.

Из Азкабана совершён массовый побег — сбегают 10 Пожирателей Смерти (включая Беллатрису Лестрейндж, Августа Руквуда и Антонина Долохова). Гарри Поттер даёт интервью «Придире», где сообщает свою версию событий. Амбридж запрещает газету в школе. Запрет приводит к обратному результату: все студенты находят способ прочитать запрещённое интервью Поттера, в результате Амбридж снова заставляет Поттера писать своей кровью «я не должен лгать».

Тренировки Отряда Дамблдора идут очень успешно, но из-за предательства Мэриэтты Эджком Амбридж узнаёт о тренировках Отряда Дамблдора и о его составе. Дамблдор берёт вину на себя. Министр магии решает посадить Дамблдора в Азкабан, но тот покидает школу не пойманным. Директором Хогвартса становится Долорес Амбридж.

Гарри Поттеру снится, что он в Отделе Тайн, и ему очень нужна какая-то вещь.

Во время занятий окклюменцией Снега вызывают к директору. Гарри задерживается в кабинете Снегга и ненарочно заглядывает в память Снегга. Там он видит, как во время учёбы в школе его отец вместе с друзьями Сириусом и Петтигрю издевается над Снеггом. Но мать Гарри, Лили Поттер, его защищает, хотя и не получает от Снегга благодарности. В этот момент за просмотром воспоминания Снегг останавливает Гарри Поттера. На этом уроки окклюменции прекращаются, а Снегг в дальнейшем относится к Гарри хуже, чем до этого. Гарри разочарован поведением отца. Ему стыдно и немного жаль Снегга. Он решает поговорить об этом с Сириусом. Единственным способом связи с ним является камин в кабинете Амбридж. Близнецы Уизли помогают отвлечь Амбридж — устраивают в школе погром и покидают Хогвартс.

Хагрид рассказывает Гарри и Гермионе, что он привёз от великанов своего брата по матери (его отец был волшебником) — великана Грохха, и показывает его в Запретном Лесу. Тот весьма глуп и агрессивен, именно он наносил Хагриду травмы.

Амбридж с пятью помощниками (в том числе Долишем) приходят к Хагриду и атакуют его оглушающими заклятиями. На помощь к Хагриду спешит Минерва Макгонагалл. В итоге Хагриду удаётся скрыться, а Макгонагалл, сражённая четырьмя Оглушающими заклинаниями, попадает в Больницу Святого Мунго.

Во время последнего из экзаменов СОВ (история магии), Гарри прямо на экзамене засыпает и видит себя Волан-де-Мортом пытающим в Отделе Тайн Сириуса, чтобы заполучить какое-то пророчество. Гарри решает связаться с домом Сириуса, проверить, там ли Сириус находится. Рон выманивает Амбридж из кабинета, и Гарри успешно связывается с домом. Эльф-домовик Кикимер сообщает, что Сириуса нет. В кабинет возвращается Амбридж с членами Инспекционной дружины, ловит их всех и разоружает Гарри и Гермиону. Когда приходит Снегг, Гарри намекает ему о том, что видел во сне. Снегг делает вид, что не понимает. Амбридж признаётся, что это она наслала дементоров на Гарри и Дадли. Затем после попытки Амбридж узнать, с кем связывался Гарри, Гермиона уводит Гарри и Амбридж в Запретный Лес. Кентавры преграждают им путь и спрашивают Амбридж, кто она такая. Поскольку Амбридж относится к кентаврам неуважительно, а затем уже как к врагам, они атакуют Амбридж, ломают её волшебную палочку, а саму Амбридж уносят в чащу. Также они пытаются наказать Гарри и Гермиону, но последним помогает Грохх.

Появляются Рон, Джинни, Полумна и Невилл, сумевшие освободиться от дружинников. Они возвращают Гарри и Гермионе палочки. Появляются фестралы, привлечённые запахом крови Грохха. Все шестеро студентов летят на фестралах в Министерство магии. Атриум пуст. Не встретив ни души, шестеро попадают в Отдел Тайн. Их внимание привлекает занавес в арке, за которым слышатся голоса.

Битва в Отделе тайн

Сириуса не находят, но на полке в Зале Пророчеств лежит шарик с именем Гарри и Тёмного лорда. Гарри становится интересно, что это, и он берёт его. Их окружают Пожиратели Смерти (12 человек) во главе с Люциусом Малфоем и просят отдать пророчество, так как сами они взять его не могли, и Тёмный Лорд специально показал Гарри видение, будто он пытает Сириуса, чтобы Гарри пришёл сюда и взял пророчество своими руками. Завязывается бой. Студентам довольно долго удаётся сопротивляться Пожирателям Смерти. Когда положение становится отчаянным, появляются члены Ордена Феникса: Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Кингсли Бруствер, Аластор Грюм и Сириус Блэк. Бой продолжается. Невилл нечаянно разбивает пророчество. Появляется Дамблдор и побеждает врагов. Но Беллатриса успевает атаковать Сириуса Блэка и он падает за занавес. Люпин объясняет Гарри, что упавшие за занавес не возвращаются. Сириус Блэк убит.

Поттер гонится за Беллатрисой, единственной, кого не удалось пленить Дамблдору. Он ненавидит её за убийство Блэка и пытается атаковать заклинанием Круциатус, но заклинание не работает. Беллатриса объясняет, что для успешного применения заклинания «надо хотеть причинить боль и получать от этого удовольствие, а праведный гнев для меня — пустяки!» Беллатриса требует пророчество, Гарри сообщает, что пророчество разбито. Она обвиняет Гарри во лжи, но появляется Волан-де-Морт и, к ужасу Беллатрисы, признаёт, что Гарри говорит правду. Беллатриса умоляет Тёмного Лорда о прощении, но тщетно. Волан-де-морт хочет убить Поттера, но снова появляется Дамблдор и спасает его. Начинается дуэль между Дамблдором и Волан-де-Мортом. Дамблдор сообщает, что не собирается убивать Волан-де-Морта, потому что «есть другие способы погубить человека». «Твоя неспособность понять, что в мире есть вещи, которые гораздо хуже смерти, всегда была твоей главной слабостью», — объясняет Дамблдор Волан-де-Морту. Волан-де-Морт исчезает из зала, но он по-прежнему жив и не пойман.

Появляются служащие министерства магии во главе с Фаджем. Дуэль они видели своими глазами, и теперь отрицать возвращение Волан-де-Морта невозможно. Дамблдор приказывает Фаджу удалить из Хогвартса Долорес Амбридж и прекратить преследование Хагрида. Он создаёт портал, возвращающий Гарри Поттера в Хогвартс, прямо в кабинет директора. Через полчаса возвращается и сам Дамблдор.

Беседа Дамблдора с Гарри Поттером

В ярости из-за гибели Блэка Гарри громит кабинет директора, ломая приборы и мебель. Затем Дамблдор беседует с Гарри. Он заявляет, что в смерти Сириуса Блэка виноват главным образом он, Дамблдор. Весь год Дамблдор избегал общения с Поттером, чтобы не провоцировать Волан-де-Морта использовать Гарри для шпионажа за Дамблдором. По этой причине Дамблдор вовремя не предупредил Поттера, что Волан-де-Морт может попытаться заманить его в Отдел тайн. По той же причине Дамблдор не стал заниматься окклюменцией с Поттером сам, а поручил это Снеггу. Членов Ордена Феникса вызвал Снегг, он же предупредил Дамблдора.

Кикимер солгал Поттеру, что Блэк в Отделе тайн. О планах Ордена на будущее или о его адресе Кикимер рассказать не мог (прямой запрет Сириуса), но Кикимер выдал Пожирателям Смерти, как дорог Блэку Поттер и как дорог Блэк Поттеру (запретить говорить об этом Сириус забыл). Дамблдор предупреждал Сириуса Блэка, что Кикимер может быть опасен и к нему надо относиться мягко и с уважением, но тот не внял совету.

Далее Дамблдор рассказывает Поттеру о том, что пока он может назвать своим домом тот, в котором обитают кровные родственники его матери, любовь матери даёт ему магическую защиту. Это и было причиной, почему Дамблдор отдал годовалого Гарри именно тёте и дяде.

Дамблдор сообщает Поттеру пророчество, за которым охотился Волан-де-Морт:

Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой… тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца…

Пророчество произнесла в его присутствии Сивилла Трелони шестнадцать лет назад, ночью, в комнате над трактиром «Кабанья голова». Её подслушивали, но подслушивающего почти сразу вытолкали взашей. В итоге Волан-де-Морту стала известна лишь часть пророчества:

Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда… рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца…

Под эту часть пророчества подходил как Гарри Поттер, так и Невилл Долгопупс, но напав на Гарри, Волан-де-Морт отметил его как равного себе, и теперь оно относится только к Тёмному Лорду и Гарри Поттеру. В конце концов один из них должен убить другого.

Наконец, Дамблдор объясняет Гарри, почему не выбрал его старостой. Он считал, что груз ответственности, который приходится нести Гарри Поттеру, и так чересчур велик.

Следующие дни

Ну конечно, теперь он у них снова «Мальчик Который Выжил», — мрачно заметил Рон. — Быстро же они забыли, как обзывали его выскочкой с мозгами набекрень!

Корнелиус Фадж официально признаёт возвращение Волан-де-Морта.

Дамблдора восстанавливают в должностях директора Хогвартса и верховного чародея Визенгамота.

Дементоры разбегаются со своих постов. Они больше не служат министерству магии и, по-видимому, служат Волан-де-Морту.

«Ежедневный пророк» полностью меняет тон, которым он пишет о Гарри Поттере. Теперь Гарри Поттер — герой, который «ни разу не дрогнул под градом насмешек и клеветнических заявлений».

Дамблдор спасает полуживую Амбридж от кентавров. С нервным срывом она попадает в больничное крыло Хогвартса. За день до конца семестра Амбридж покидает Хогвартс. За ней с улюлюканием гонится Пивз, осыпая её ударами трости и набитого песком носка. Макгонагалл выражает сожаление, что она сама не может сделать того же, поскольку одолжила Пивзу свою трость.

Люциус Малфой попадает в Азкабан. За это Драко Малфой начинает ненавидеть Гарри пуще прежнего.

Гарри Поттер достаёт подарок Блэка, полученный от него, когда Снегг объявил Гарри об уроках окклюменции. Это Сквозное зеркальце, в котором Гарри мог бы увидеть его. Другая половинка у Блэка, в ней он может увидеть Гарри. Сквозное зеркальце использовал Сириус Блэк для общения с Джеймсом. Сейчас оно не работает: Гарри видит в нём лишь собственное отражение.

Гарри обращается к Почти Безголовому Нику, надеясь повстречаться с Блэком в виде привидения. Тот объясняет, что Блэк не вернётся, а он сам боялся смерти, поэтому выбрал убогую имитацию жизни, и теперь о тайнах смерти ничего не знает.

Гарри Поттера утешает Полумна, сама потерявшая мать в 9 лет («ей нравилось экспериментировать, и с одним заклятием вышла беда»). По мнению Полумны, она вполне может встретиться с матерью, ведь за занавесом есть люди. «Их просто не видно, вот и всё. Но ты их слышал.»

Хагрид продолжает ухаживать за Гроххом.

Драко Малфой, Крэбб и Гойл устраивают Поттеру засаду в поезде. Их замечают шестеро членов Отряда Дамблдора и пробуют на них всевозможные заклинания. Трое слизеринцев становятся похожи на гигантских слизняков в школьной форме. Их оставляют на багажной полке истекать коричневой жижей.

Поттер чувствует, что его желание нравиться Чжоу Чанг осталось в прошлом. Джинни даёт отставку своему парню, Майклу Корнеру из Когтеврана. Чжоу Чанг становится подругой Майкла Корнера.

На вокзале Поттера встречают, кроме троих Дурслей, Грюм, Римус Люпин, Нимфадора Тонкс, Фред с Джорджем и мистер и миссис Уизли. Волшебники предупреждают Вернона, что если он попробует притеснять Гарри, они об этом узнают и заставят его пожалеть.

Ссылки

• [ru.harrypotter.wikia.com/wiki/Гарри_Поттер_и_Орден_Феникса Гарри Поттер и Орден Феникса на Поттеромания Викия]

Отрывок, характеризующий Гарри Поттер и Орден Феникса

– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.
Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.