Гарсия II Санчес (король Наварры)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гарсия II Санчес Дрожащий
баск. Gartzea II.a Santxez Ikaratia
исп. García Sánchez II El Temblón
Король Наварры
994 — 1000
Предшественник: Санчо II Абарка
Преемник: Санчо III Великий
 
Вероисповедание: Христианство
Рождение: около 964
Смерть: 29 июля 1000(1000-07-29)
Род: Хименес
Отец: Санчо II Абарка
Мать: Уррака Фернандес
Дети: сыновья: Санчо III Великий и Гарсия
дочери: Уррака и Эльвира

Гарси́я II[1] Са́нчес Дрожащий (баск. Gartzea II.a Santxez Ikaratia, исп. García Sánchez II El Temblón; ок. 964 — 29 июля 1000[2]) — король Наварры[3] (994—1000). Принимал активное участие в Реконкисте и, вероятно, погиб в битве при Сервере.





Биография

Гарсия II был старшим сыном короля Санчо II Абарки из династии Хименес и его жены Урраки Фернандес. После смерти своего отца в декабре 994 года Гарсия Санчес взошёл на престол королевства Наварра и сразу же разорвал заключённый его предшественником мир с Кордовским халифатом, отказавшись выплачивать халифу Хишаму II ежегодную дань. Новый король заключил союз против мавров с графом Кастилии Гарсией Фернандесом, однако тот в 995 году в битве при Пьедрасильяде потерпел поражение от фактического правителя халифата аль-Мансура и вскоре скончался в плену. Новый граф Кастилии, Санчо Гарсия, был вынужден заключить мир с маврами на условиях признания себя вассалом Кордовского халифата. В этом же году дать согласие выплачивать халифу дань был принуждён аль-Мансуром и король Леона Бермудо III. Оставшись без союзников, король Гарсия II в 996 году также заключил мир с мусульманами. Для этого он лично прибыл в Кордову, где поклялся быть верным халифу и платить тому ежегодную дань. В начале следующего года в Памплону прибыло посольство от халифа, которое ещё раз получило от короля подтверждение условий мира и потребовало от Гарсии Санчеса освободить всех пленников-мусульман, находившихся в Наварре.

Мир с маврами не был продолжительным: в этом же, 997 году, король Гарсия II Санчес напал на принадлежавший мусульманам Калатаюд, взял город и убил местного правителя, брата аль-Мансура. В ответ аль-Мансур приказал казнить 50 знатных наваррских заложников (в том числе и членов королевской семьи), содержавшихся в Кордове, и предполагал казнить ещё множество христиан. Только ходатайство за них сына аль-Мансура Абд ар-Рахмана Санчуэло, племянника по матери короля Гарсии II Санчеса, остановило казни. Весной 999 года аль-Мансур с большим войском вторгся в Наварру, взял и разрушил Памплону, вынудив короля Гарсию II вновь признать себя данником Кордовского халифата. Но и на этот раз, как только войско мавров покинуло его владения, король Наварры отказался от выполнения своей клятвы и снова заключил союз с графом Кастилии. В 1000 году объединённое войско короля Наварры Гарсии II, графа Кастилии Санчо Гарсии и графа Сальдании Гарсии Гомеса выступило навстречу направлявшемуся с войском в Кастилию аль-Мансуру. В битве при Сервере, состоявшейся 29 июля, перевес сначала был на стороне войска союзников, однако затем из-за неожиданно возникшей в рядах христиан паники, превратившейся во всеобщее бегство христианских воинов с поля боя, аль-Мансуру удалось одержать победу. Обе стороны понесли значительные потери. Среди погибших, как предполагает большинство историков, находился и король Гарсия II Санчес. Однако среди историков существует и другое мнение о дате смерти короля Гарсии II. Согласно этому мнению, несмотря на то, что ни один из достоверных исторических источников не говорит об этом короле после 1000 года, Гарсия Санчес мог скончаться от естественных причин в 1004 году. Доводом для такого утверждения является факт, что хотя последняя хартия, подписанная Гарсией II датирована 8 декабря 999 года, первая хартия, в которой упоминается имя его преемника на престоле Наварры, короля Санчо III Великого, датирована только 3 ноября 1004 года. Таким образом, к правлению Гарсии Санчеса могут быть также отнесены ещё одно взятие Памплоны маврами (1001 год), участие в битве при Калатаньясоре и последовавшая за этим смерть аль-Мансура (1002 год).

Как и его предшественники король Гарсия II оказывал покровительство христианским церквям и монастырям, находившимся в его владениях. Известны несколько хартий, выданных им этим королём. В правление короля Гарсии в монастыре Сан-Мильян-де-Коголья (в конце 994 года), а затем в монастыре Сан-Мартин-де-Альбельда состоялись два церковных собора, в которых приняли участие прелаты Наварры.

Своё прозвище — «Дрожащий» — Гарсия II получил, по свидетельству средневековых хроник, по той дрожи, которая охватывала его перед каждым боем. Однако хронисты добавляют, что это было не проявление трусости, а свидетельство его желания как можно скорее сразиться с врагами христианской веры, и что эта дрожь пропадала сразу же, как только король вступал в битву.

Король Гарсия II Санчес не ранее 981 года вступил в брак с Хименой (умерла после 1035 года), дочерью графа Сеа Фернандо Бермудеса. Детьми от этого брака были:

Напишите отзыв о статье "Гарсия II Санчес (король Наварры)"

Примечания

  1. В трудах современных историков Гарсия Санчес фигурирует как Гарсия II, Гарсия III или Гарсия IV. Гарсией II его называют те, которые начинают отсчёт королей Наварры с момента вступления на престол короля Санчо I Гарсеса, объединившего две династии ранних королей Наварры — династию Ариста и династию Хименес. Это преобладающая в исторической науке точка зрения. Гарсией III он называется, если ведут счёт королей с этим именем, происходившим только из династии Хименес (прямых предков Гарсии Санчеса по мужской линии); Гарсией IV — если так же учитывают короля Гарсию I Иньигеса, представителя династии Ариста.
  2. По другим данным, в 1004 году.
  3. В документах IX—начала X веков правители государства басков употребляли титул «граф (или король) Памплоны», а после разрушения Памплоны маврами в 924 году и перенесения столицы в Нахеру — «король Нахеры и Памплоны». Титул «король Наварры», впервые упоминаемый в хартиях короля Санчо I Гарсеса, стал постоянно использоваться только после восхождения на престол королей из Шампанской династии (XIII век). Однако в русскоязычной исторической литературе титул «король Наварры» принято использовать в отношении всех монархов этого государства.

Карты

  • [www.covadonga.narod.ru/Almanzor.html Походы Альманзора (981—1002)]

Литература

  • García Prado. El Reino de Nájera // Historia de La Rioja. Edad Media. — Logroño: Edita Caja Rioja, 1983. — Т. II.
  • Martínez Díez G. [books.google.com/books?id=VGdKDh-faJMC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_summary_r&cad=0#PPA31,M1 Sancho III el Mayor: Rey de Pamplona, Rex Ibericus]. — Marcíal Pons Historia, 2007. — P. 31—32. — 285 p. — ISBN 978-8496467477.

Ссылки

  • [www.covadonga.narod.ru/Navarra.html Наварра]. Реконкиста. Проверено 9 мая 2009. [www.webcitation.org/65eT2FmkM Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
  • [www.fmg.ac/Projects/MedLands/NAVARRE.htm#_Toc206999124 Navarre, kings] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 9 мая 2009. [www.webcitation.org/65QCGWSJR Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
  • [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/mittelalter/koenige/navarra/garcias_4_der_zitternde_koenig_999.html Garcias IV der Zitternde] (нем.). Genealogia Mittelalter. Проверено 9 мая 2009. [www.webcitation.org/66ZA81BRe Архивировано из первоисточника 31 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Гарсия II Санчес (король Наварры)

– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]