Гарсия I Санчес (король Наварры)

Гарсия I Санчес исп. García Sánchez I
Король Наварры
925 — 970
Соправитель:	Химено II Гарсес
Предшественник:	Санчо I Гарсес
Преемник:	Санчо II Абарка
Граф Арагона
943 — 970
Предшественник:	Андрегота Галиндес
Преемник:	в составе Королевства Наварра
Вероисповедание:	Христианство
Рождение:	ок. 919
Смерть:	22 февраля 970(0970-02-22)
Место погребения:	Церковь Сан-Эстебан, Монхардин
Род:	Хименес
Отец:	Санчо I Гарсес
Мать:	Тода Аснарес
Супруга:	1-я: Андрегота Галиндес Арагонская 2-я:Тереза Рамирес
Дети:	От 1-го брака сын: Санчо II Абарка От 2-го брака: сыновья: Рамиро и Химено дочь: Уррака

Гарси́я I Са́нчес (исп. García Sánchez I; ок. 919 — 22 февраля 970) — король Наварры (925—970; самостоятельно — с 934), граф Арагона (с 943). Всё своё правление он был вынужден вести борьбу с маврами, в которой и одерживал победы, и терпел поражения. К концу правления Гарсии I Наварра стала значительно сильнее, чем при его вступлении на престол, что послужило основанием для доминирования Наварры среди христианских государей севера Пиренейского полуострова, которое будет достигнуто при его правнуке, короле Санчо III Великом.

Первоисточники

Сведения источников о истории Наварры X века немногочисленны и крайне противоречивы. Особенно это касается первой половины правления короля Гарсии I. Современных ему наваррских хроник и анналов нет. Основная масса информации содержится в более поздних хрониках (как из Наварры, так и из Королевства Леон и Кастилии), генеалогических записях, приведённых в Кодексе Роды, а также в различных хартиях, дошедших до наших дней. Это заставляет историков опираться в своих исследованиях на некоторые косвенные данные, что приводит к выдвижению ими различных версий в области фактов и хронологии.

Биография

Наследник престола

Гарсия I был единственным сыном короля Санчо I Гарсеса и его второй жены Тоды Аснарес. Его отец происходил из семьи Хименес, а мать — из семьи Ариста. Представители этих династий почти век совместно управляли Наваррой, хотя первым по значению всегда был король из семьи Ариста. В 905 году Санчо I, член семьи Хименес, сверг короля Фортуна Гарсеса и сам занял престол. Его женой к этому времени уже была Тода Аснарес, что позволило новому королю легитимизировать свою власть над Наваррой в глазах сторонников семьи Ариста. Рождение Гарсии, в своём лице объединившего две наваррские королевские семьи, ещё больше укрепило власть короля Санчо.

Во время своего правления король Санчо I Гарсес, в союзе с королём Леона Ордоньо II, вёл успешные войны с маврами, результатом которых стало значительное усиление роли Наварры среди христианских государств севера Пиренейского полуострова. Несмотря на поражение от халифа Кордовы Абд ар-Рахмана III в битве при Вальдехункере в 920 году, Санчо I продолжил наступление на владения мусульман. К этому времени (дата точно неизвестна) относится присвоение им своему малолетнему сыну титула король Нахеры, хотя тогда этот город ещё находился в руках мавров и был взят христианами только в 923 году. С этого момента Нахера стала одной из королевских резиденций, а с 924 года, после разрушения Памплоны Абд ар-Рахманом III, и столицей Наварры.

Период регентства

Король Санчо I Гарсес умер 10 декабря 925 года. О дальнейшей истории Наварры источники приводят противоречивые сообщения. Согласно одним данным, преемником Санчо I стал его 6-летний сын Гарсия I, в связи с малолетством которого страной как регенты стали управлять его дядя Химено Гарсес и мать Тода. Согласно другим данным, Химено Гарсес сам вступил на престол под именем Химено II. По поводу этих противоречий среди историков идут дискуссии. Во всяком случае, Химено II официально использовал королевский титул в своих хартиях, в то время как Гарсия Санчес впервые употребляет такой титул только в 930 году, в последний год жизни Химено.

Химено II Гарсес скончался 29 мая 931 года, после чего регентство захватил Иньиго Гарсес, родственник королевской семьи. Его считают одним лицом с королём Иньиго II Гарсесом, уже правившим Наваррой в 882—905 годах. В 933 году мать Гарсии I, Тода Аснарес, обратилась за помощью против Иньиго Гарсеса к своему племяннику, халифу Кордовы Абд ар-Рахману III, который вынудил Иньиго передать регентство Тоде.

Всё это время Гарсия I Санчес, ещё несовершеннолетний, не обладал какой-либо реальной властью, однако его подписи стоят под рядом дарственных хартий этого периода, в том числе под хартией, данной около 930 года, в которой он передаёт своей матери богатый и очень почитаемый королями Наварры монастырь Сан-Мильян-де-Коголья.

В 932 году королева Тода и Гарсия заключили сразу два политически выгодных брака: одна из дочерей Тоды, Уррака, была выдана замуж за короля Леона Рамиро II, а другая, Санча, за графа Кастилии Фернана Гонсалеса. Эти браки позволили укрепить связи между семьёй Гарсии и сильнейшими на тот момент христианскими владетелями Испании.

К этому же периоду относится и женитьба Гарсии I Санчеса на Андреготе Галиндес, дочери и наследнице графа Арагона Галиндо II Аснареса, умершего ещё в 922 году. Сразу же после смерти графа отцу Гарсии I, Санчо I Гарсесу, удалось поставить Арагон под свой контроль и добиться в 924 году помолвки своего сына с Андреготой. С тех пор Арагон находился под властью королей Наварры, однако официально правительницей графства считалась Андрегота Галиндес. Точная дата бракосочетения Гарсии Санчеса и Андреготы неизвестна, однако историки высказывают предположения, что брак мог быть заключён либо в 925 году (об этом сообщают позднейшие наваррские хроники), либо не ранее 933 года, так как в данной 9 марта этого года хартии Андрегота Галиндес как супруга Гарсии I ещё не упоминается.

В июле — августе 934 года Абд ар-Рахман III, недовольный сближением королевы Тоды с королём Леона Рамиро II, врагом мавров, совершил поход на Памплону. Дойдя до Калаорры, халиф потребовал, чтобы Тода Аснарес прибыла в его лагерь, что та была вынуждена сделать. Здесь она была принята с почётом и уважением, однако должна была принести клятву, что не будет больше союзницей Рамиро II, освободит всех пленников-мусульман и передаст правление своему сыну. Одновременно Тода признала верховную власть халифа Кордовы над Наваррой. Мир был скреплён письменным документом, который затем был утверждён Гарсией I. После подчинения Наварры войско Абд ар-Рахмана III прошло через владения короля Гарсии и вторглось в королевство Леон, разорив Кастилию и Алаву.

Самостоятельное правление

Наварра в 934 году

В момент начала самостоятельного правления короля Гарсии I Санчеса Наварра была ослаблена неудачными войнами с маврами, в результате которых она потеряла ряд ранее завоёванных городов и была вынуждена признать себя вассалом Кордовского халифата.

Столицей Наварры в это время был город Нахера, который продолжал ей оставаться вплоть до раздела Наварры между Кастилией и Арагоном в 1076 году. Поэтому в испанской исторической науке принято называть наваррских королей с Гарсии I по Санчо IV включительно королями Нахеры.

Несмотря на то, что королева Тода была отстранена от регентства, она и впоследствии продолжала оказывать значительное влияние на правление своего сына. Ряд историков считают, что все решения, принятые Гарсией I до смерти матери, были инициированы ею или принимались при её непосредственном участии. В основном эта касается политики короля Гарсии Санчеса, направленной на укрепление союза с другими христианскими государствами Испании, в первую очередь с Королевством Леон.

Сражение при Симанкасе

Уже в 937 году король Гарсия I Санчес разорвал свои вассальные отношения с Кордовским халифатом и заключил союз с королём Леона Рамиро II. В этом же году Рамиро II поддержал мятеж вали Сарагосы Мухаммада бан Хасима против халифа Абд ар-Рахмана III, взял с него клятву верности и разместил по подчинённым Мухаммаду городам отряды наваррцев. В ответ Абд ар-Рахман III совершил поход на Калатаюд и принудил Мухаммада бен Хасима вновь признать власть халифа. Все наваррцы, находившиеся в городах, подчинённых вали Сарагосы, были перебиты. Затем был предпринят поход против Наварры, во время которого мавры разорили Нижнюю Риоху и Риберу, в результате чего Гарсия I должен был возобновить свою вассальную клятву по отношению к Абд ар-Рахману III.

В 939 году Абд ар-Рахман III организовал большой поход против Королевства Леон, собрав в своё войско около 100 000 воинов. В ответ король Рамиро II собрал своё войско, к которому присоединились отряды графа Кастилии Фернана Гонсалеса, графа Монсона Ансура Фернандеса и воины из Наварры. Несмотря на то, что войско мавров намного превосходило по численности войско христиан, 6 августа при Симанкасе, а затем 21 августа при Аландеге Абд ар-Рахман III потерпел сокрушительные поражения, потеряв убитыми более 50 000 человек. Победа позволила христианам перейти в наступление на земли мавров и начать заселение обширных пустующих пограничных областей.

О том, кто командовал войском из Наварры в сражении при Симанкасе, источники приводят противоречивые сведения. Большинство историков считает, что наваррцев возглавлял король Гарсия I, но целый ряд учёных предполагает, опираясь на сведения «Больших Санкт-Галленских анналов» и наваррские народные предания, что войско возглавляла королева Тода.

Гарсия I использовал поражение мавров, чтобы расширить границы своего королевства, которые в ближайшие годы достигли реки Дуэро. Укрепляя свою власть в этом регионе, король Наварры повелел подчинить эти земли (в том числе и Симанкас) церковной юрисдикции образованного в 938 году епископства с центром в Нахере.

В ответ на военные успехи христиан халиф Абд ар-Рахман III в 940 году, при подписании 2-летнего перемирия с графом Барселоны Сунийе I, добился, чтобы граф ввёл запрет для своих купцов на торговлю с Наваррой.

В марте 941 года Санчо, упоминаемый с титулом граф Арагона, совершил поход во владения вали Уэски, захватил несколько крепостей и привёл в Наварру много переселенцев-христиан, которые мае 942 года поселились в долине Гальего, основав здесь несколько церквей и монастырей.

Возможно, между 943 и 948 годом к королевству Наварра была присоединена область Собрарбе, перешедшая от графства Рибагорса. Подтверждением этого служит отсутствие начиная с этого времени в местных документах имени графа Рибагорсы Берната I и упоминание короля Гарсии I Санчеса как правителя этих земель.

Развод с Андреготой

Главным событием истории Наварры 940-х годов стал развод короля Гарсии I Санчеса с Андреготой Галиндес. О причинах развода исторические источники умалчивают, однако историки отмечают, что Андрегота была старше супруга почти на 20 лет и что второй брак Гарсии I способствовал укреплению его союза с Королевством Леон.

В 943 году король Наварры потребовал от епископов своего королевства признать его брак с Андреготой недействительным, как нарушающий церковный запрет о браках между близкими родственниками (Гарсия и Андрегота были двоюродными братом и сестрой). Епископы признали незаконность брака, был произведён развод супругов, после чего Андрегота удалилась в подаренный ей Гарсией I монастырь в Айбаре, где прожила до самой своей смерти. Позднее в этом же году король Гарсия Санчес вступил в брак с Терезой Рамирес, дочерью короля Леона Рамиро II. В качестве приданого она принесла своему мужу город Вигеру с окрестностями.

Несмотря на развод с Андреготой, Гарсия I не возвратил ей графство Арагон, возложив на себя власть над этим владением и приняв титул Король Нахеры и Арагона. Таким образом Арагон окончательно вошёл в состав Наварры. Сын короля Гарсии и Андреготы, Санчо, сохранил за собой статус наследника престола и впоследствии стал преемником отца.

Вмешательство в дела Королевства Леон

Одной из отличительных черт политики королевы Тоды было стремление связать свою семью брачными узами с наиболее сильными правителями христианской части Пиренейского полуострова, в первую очередь с королями Леона: три её дочери в разное время были жёнами леонских королей. Санчо, сын одной из них, Урраки, супруги короля Рамиро II, стал любимым внуком Тоды и имел тесные связи с королевской семьёй Наварры.

Когда в 951 году Рамиро II умер и на престол взошёл сводный брат Санчо, король Ордоньо III, Санчо объявил о своём неповиновении брату, уехал в Наварру и стал готовить здесь мятеж против короля Леона. В 953 году, когда к мятежникам присоединился граф Кастилии Фернан Гонсалес, союзники (Гарсия I, Санчо и Феранан Гонсалес) собрали войско и выступили в поход на Леон, но у Сан-Эстебан-де-Гормас были разбиты королём Ордоньо III. После этого союз мятежников распался: Фернан Гонсалес примирился с королём Леона, а Гарсия Санчес возвратился в Наварру. Сюда же бежал и Санчо Рамирес.

В 956 году Санчо сам взошёл на престол Леона под именем Санчо I. Сын короля Гарсии I, Санчо Абарка, присутствовал на коронации нового короля, состоявшейся в Сантьяго-де-Компостела 13 ноября этого года. Однако уже вскоре выяснилось, что Санчо I не имеет способностей к управлению государством, а его излишний вес, из-за которого он получил прозвище Толстый, ещё больше способствовал падению его авторитета среди вассалов. В 958 году против Санчо I начался мятеж, который возглавил граф Фернан Гонсалес. Видя свою неспособность противостоять мятежу, Санчо бежал в Наварру. Новым королём Леона был провозглашён Ордоньо IV, зять графа Кастилии. В Наварре Санчо I попросил военной помощи у короля Гарсии I и Тоды, но те не смогли её оказать из-за недостатка средств. Тогда королева Тода приняла решение обратиться за помощью к халифу Кордовы Абд ар-Рахману III, который прислал в Памплону своего посла, знатного еврея Хасдая ибн Шафрута. Тот обговорил с просителями условия соглашения, но потребовал, чтобы для его заключения Гарсия I, Тода и Санчо I прибыли в Кордову, что те и сделали осенью 958 года. Здесь они с почётом были приняты халифом и согласились, в обмен на предоставление Абд ар-Рахманом III войска мавров, что Санчо I передаст халифу 10 христианских крепостей и выдаст ему Фернана Гонсалеса.

Заключение соглашение с халифом Кордовы стало последним событием в жизни королевы Тоды: она скончалась в октябре этого года. Король Гарсия I стал полностью самостоятельным в управлении государством, продолжив политику своих отца и матери, направленную на укрепление союза с королями Леона.

Санчо I пробыл в Кордове до весны 959 года. О том до какого времени здесь оставался король Гарсия I, ничего неизвестно. Военная помощь, оказанная Абд ар-Рахманом III Санчо I, позволила тому в 959—960 годах возвратить под свой контроль бо́льшую часть Королевства Леон. В 960 году в восточные районы королевства, всё ещё контролируемые мятежниками, вторглось наваррское войско во главе с королём Гарсией I. В бою при Сируэнии король Наварры разбил войско графа Кастилии Фернана Гонсалеса и пленил его. Местом заключения графа был избрана крепость Клавихо (это первое документальное свидетельство об этом городе). В 961 году, после бегства Ордоньо IV в Кордову, состоялось примирение короля Санчо I и графа Фернана Гонсалеса. Вопреки соглашению с Абд ар-Рахманом III, Гарсия I не передал Фернана Гонсалеса халифу, а, получив от графа Кастилии в качестве компенсации Верхнюю Нахеру, освободил графа. Мир с Кастилией был в 962 году скреплён женитьбой сына короля Наварры, Санчо Абарки, на дочери Фернана Гонсалеса, Урраке.

Война с маврами

После смерти халифа Кордовы Абд ар-Рахмана III осенью 961 года и Ордоньо IV в следующем году, король Леона Санчо I Толстый принял решение не передавать маврам 10 крепостей, как это было условлено по соглашению 958 года. Он отверг все требования нового халифа ал-Хакама II и стал готовиться к войне. В 962 году между сильнейшими правителями христианской Испании был заключён союз. В него вошли сам Санчо I, король Наварры Гарсия I, граф Кастилии Фернан Гонсалес и графы Барселоны Боррель II и Миро (это первый случай, когда для войны с маврами графы Барселоны вступили в союз с другими христианскими правителями Пиренейского полуострова).

В 963 году халиф ал-Хакам II лично возглавил поход против Королевства Леон. Полководец халифа, Тошиби Йахъя ибн Мухаммад разбил войско королей Санчо I и Гарсии I. Другие военачальники, Галиб и Саид, взяли Калаорру и укрепили её, а вали Уэски разграбил приграничные земли Наварры и захватил много пленных. Также маврам удалось овладеть Сан-Эстебан-де-Гормасом и Атьенсой. Граф Фернан Гонсалес немедленно заключил с ал-Хакамом II мир, в то время как остальные христианские правители ещё несколько лет продолжали войну. Однако и они в 965 году вынуждены были заключить с Кордовским халифатом мир, согласно которому, король Санчо I передавал маврам 10 крепостей вдоль реки Дуэро и все союзники (королевства Леон и Наварра и графства Кастилия и Барселона) начинали выплачивать ал-Хакаму дань.

Чтобы ускорить выполнение Гарсией I условий мира, ал-Хакам II в 966 году совершил поход в Наварру, в результате которого Гарсия Санчес должен был согласиться на отторжение от своих владений Калаорры и долины Сидакос. Ещё одно нападение мавров на территорию Наварры зафиксировано в 968 году, когда атаке подвергся монастырь Сан-Мартин-де-Альбельда.

Последние годы

В конце 966 года скончался король Леона Санчо I и на престол взошёл его 5-летний сын Рамиро III. Регентство было возложено на мать нового короля, Терезу Ансурес, и на его тетку, Эльвиру Рамирес, которая приходилась племянницей королю Гарсии I. Близкие родственные связи королевских семей Леона и Наварры привели к тому, что король Гарсия Санчес стал оказывать поддержку и покровительство Рамиро III и его регентам. При королевском дворе в Леоне появилось много выходцев из Наварры, некоторые из которых стали наиболее приближёнными лицами к Эльвире и Терезе. Именно поддержке короля Наварры Рамиро III обязан сохранению своей власти в первые годы своего правления.

Конец своей жизни Гарсия I провёл в устраивании дел своего королевства. Его вторая жена, Тереза Рамирес, настаивала на том, что престол Наварры должен перейти к её сыну Рамиро, так как старший сын короля Гарсии, Санчо Абарка, происходил от брака, осуждённого церковью. Однако Гарсия I отверг все требования своей жены, но в завещании указал, что Рамиро должно быть выделено своё владение, включающее в себя область с центром в Вигере, присоединённую к Наварре в качестве приданого Терезы. Гарсия I Санчес скончался 22 февраля 970 года. Он был похоронен в портике церкви Сан-Эстебан в замке Монхардин, рядом с могилой своего отца. Преемником Гарсии I на престоле Наварры стал его старший сын Санчо II Абарка. Его второй сын, Рамиро Гарсес, получил Вигеру с титулом короля.

Средневековые наваррские хроники с большим почтением отзываются о личности короля Гарсии I, ставя ему в заслугу его щедрость к монастырям и церквям. Сохранилось значительное число дарственных хартий, данных королём различным монастырям, из которых наиболее почитаемыми Гарсией Санчесом были монастыри Сан-Мартин-де-Альбельда и Сан-Мильян-де-Коголья. В правление Гарсии I в монастыри Наварры начинает проникать бенедиктинство: впервые о следовании бенедиктинским правилам упоминается в 955 году в отношении монастыря Сан-Мартин-де-Альбельда. В 954 году король Гарсия строит первый в Наварре монастырь с мосарабским обрядом (монастырь Сан-Мильян-де-Суса в Нахере).

Так же хроники одобрительно говорят и об успехах Гарсии I в войнах с маврами. Несмотря на ряд поражений в последние годы жизни, королю Гарсии удалось значительно расширить свои владения, как за счёт владений, отнятых у мусульман, так и за счёт сохранения в своих руках власти над графством Арагон. О присоединении к Наварре новых территорий и их развитии свидетельствуют факты первого упоминания в исторических источниках ряда местностей и поселений. В том числе в хартиях, данных Гарсией I, впервые упоминаются города Клавихо (960 год) и Логроньо (965 год), а также горы Камерос (953 год).

Семья

Король Гарсия I Санчес был женат два раза.

Первой его женой (в 933 (?)—943 годах) была Андрегота Галиндес Арагонская (ок. 900—972), дочь графа Галиндо II Аснареса и его 2-й жены Санчи Гарсес Наваррской. Единственный сын от этого брака:

• Санчо II Абарка (935/940—декабрь 994) — король Наварры (с 970 года).

В 943 году, после развода с Андреготой, Гарсия I вступил в брак с Терезой (умерла после ноября 957), дочерью короля Леона Рамиро II. Дети от этого брака:

• Рамиро (умер 8 июля 981) — король Вигеры (с 970 года)
• Уррака (умерла ранее 3 апреля 1009 (?) или 12 июля 1041) — замужем: 1. (ранее 26 декабря 955) граф Кастилии Фернан Гонсалес (910—970); 2. (ранее 14 июня 972) герцог Гаскони Гильом II Санш (умер в 996)
• Химено (умер после 15 февраля 979).

Карты

• [www.allmonarchs.net/maps/showmap.php?MapName=navarra_x-xi.jpg&List=1 Наварра в X — начале XI вв]. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/66H6pqFpG Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Ссылки

• [www.covadonga.narod.ru/Navarra.html Реконкиста. Наварра]. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/65eT2FmkM Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
• [www.covadonga.narod.ru/Aragon/Aragon.html Реконкиста. Арагон]. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/66HBQk81C Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.vallenajerilla.com/berceo/jgarciaprado/reinodenajera.htm El reino de Najera] (исп.). J. García Prado. Gonzalo de Berceo. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/66HBRcV1P Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.vallenajerilla.com/berceo/moralessetien/dominacionmusulmanaenlarioja.htm La dominacio musulmana en La Rioja (711—1031)] (исп.). J. M. de Setién y García. Gonzalo de Berceo. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/66HBSUxDp Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.fmg.ac/Projects/MedLands/NAVARRE.htm#_Toc206999123 Foundation for Medieval Genealogy] (англ.). Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/65QCGWSJR Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/mittelalter/koenige/navarra/garcias_3_koenig_970.html Garcias III.] (нем.). Genealogie Mittelalter. Проверено 16 октября 2008. [www.webcitation.org/66HBTXK2F Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Гарсия I Санчес (король Наварры)

– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.
Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.
В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.
Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.
По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.
Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.
Вице король овладеет деревней [Бородиным] и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками армии.
Все это должно быть исполнено в порядке (le tout se fera avec ordre et methode), сохраняя по возможности войска в резерве.
В императорском лагере, близ Можайска, 6 го сентября, 1812 года».
Диспозиция эта, весьма неясно и спутанно написанная, – ежели позволить себе без религиозного ужаса к гениальности Наполеона относиться к распоряжениям его, – заключала в себе четыре пункта – четыре распоряжения. Ни одно из этих распоряжений не могло быть и не было исполнено.
В диспозиции сказано, первое: чтобы устроенные на выбранном Наполеоном месте батареи с имеющими выравняться с ними орудиями Пернетти и Фуше, всего сто два орудия, открыли огонь и засыпали русские флеши и редут снарядами. Это не могло быть сделано, так как с назначенных Наполеоном мест снаряды не долетали до русских работ, и эти сто два орудия стреляли по пустому до тех пор, пока ближайший начальник, противно приказанию Наполеона, не выдвинул их вперед.
Второе распоряжение состояло в том, чтобы Понятовский, направясь на деревню в лес, обошел левое крыло русских. Это не могло быть и не было сделано потому, что Понятовский, направясь на деревню в лес, встретил там загораживающего ему дорогу Тучкова и не мог обойти и не обошел русской позиции.
Третье распоряжение: Генерал Компан двинется в лес, чтоб овладеть первым укреплением. Дивизия Компана не овладела первым укреплением, а была отбита, потому что, выходя из леса, она должна была строиться под картечным огнем, чего не знал Наполеон.
Четвертое: Вице король овладеет деревнею (Бородиным) и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Марана и Фриана (о которых не сказано: куда и когда они будут двигаться), которые под его предводительством направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками.