Гартли, Дэвид (младший)
| Дэвид Гартли (младший) англ. David Hartley (the Younger) | ||
| ||
|---|---|---|
| 1774 — 1780 | ||
| ||
| 1782 — 1784 | ||
| ||
| Рождение: | 1732 Бат, Сомерсет, Англия | |
| Смерть: | 19 декабря 1813 Бат, Сомерсет, Англия | |
| Отец: | Дэвид Гартли | |
| Партия: | Виги | |
| Образование: | Оксфордский университет | |
| Учёная степень: | Бакалавр искусств | |
| Научная деятельность | ||
| Научная сфера: | химия, механика | |
| Место работы: | Мертонский колледж, Оксфорд | |
| Известен как: | труд «Описание метода защиты зданий и кораблей от огня» | |
Дэвид Гартли (младший) (англ. David Hartley (the Younger)) — (1732 — 19 декабря 1813) — британский государственный деятель, учёный и изобретатель, сын философа Дэвида Гартли.
Карьера в политике
Депутат британского парламента от Кингстон-апон-Халл.
Был назначен королём Георгом III на должность Полномочного Посла их Британских Величеств, представлять Британскую сторону на переговорах с Соединенными Штатами Америки. Подписал Парижский мирный договор (1783 года) от лица Великобритании.
Гартли был первым депутатом британского парламента, предложившим законопроект о запрете торговли рабами.[1]
Биография
Гартли родился в городе Бат в графстве Сомерсет, Англия в 1732 году. 6 апреля 1747 года в возрасте 15 лет он поступает в Corpus Christi колледж, Оксфорд, где получает звание Бакалавр искусств 14 марта 1759 года.
В 1759 году становится студентом Линкольнс-Инн — одного из Судебных Иннов, адвокатских сообществ Великобритании.
Был другом и активно переписывался с Бенджамином Франклинным. Яростный противник войны c Америкой.
Изобретения
Гартли изучал химию и механику. В 1785 году он опубликовал книгу «Описание метода защиты зданий и кораблей от огня» («Account of a Method of Securing Buildings and Ships against Fire»), в которой описал способ прокладки стен и перекрытий зданий железными листами, препятствующими распространению пламени и проникновению воздуха. Для демонстрации своей технологии построил дом в пригороде Лондона и пригласил в этот дом короля Георга и его жену Шарлотту. Пока они завтракали на втором этаже дома, изобретатель поджег под ними первый этаж. Демонстрация пожароустойчивости здания прошла успешно и королевская чета осталась довольна.
Недалеко от места, где происходила демонстрация был воздвигнут обелиск с памятной надписью (получил статус охраняемого памятника). К обелиску можно пройти от ближайшего паба Телеграф (The Telegraph Pub).[2]
Напишите отзыв о статье "Гартли, Дэвид (младший)"
Примечания
- ↑ The History of the Rise, Progress and Abolition of the African Slave-Trade (1839), Thomas Clarkson (available at [www.gutenberg.org/etext/10633 Project Gutenberg])
- ↑ www.britishlistedbuildings.co.uk/en-207057-hartley-memorial-obelisk-north-east-of-w Hartley Memorial Obelisk (north East of Wildcroft Manor), Putney
См. также
Отрывок, характеризующий Гартли, Дэвид (младший)
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.
Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
