Гартман, Мориц

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мориц Гартман
Moritz Hartmann
Дата рождения:

13 ноября 1821(1821-11-13)

Место рождения:

Душник, Богемия

Дата смерти:

13 мая 1872(1872-05-13) (50 лет)

Место смерти:

Обердёблинг, Австрия

Род деятельности:

австрийский поэт

Мо́риц Га́ртман (нем. Moritz Hartmann; 15 ноября 1821, Душник, Богемия — 13 мая 1872, Обердёблинг, Австрия) — австрийский поэт, журналист и политик; участник революции 1848 года.





Биография

Родился в еврейской семье в Душнике, впоследствии принял христианство[1]. Учился в Праге и Вене. Вступил на литературное поприще сборником стихотворений «Чаша и меч» („Kelch und Schwert“; 1845), в котором развивал идеи свободы личности, обнаруживая блестящую фантазию и страстный темперамент.

В поэме «Рифмованная хроника попа Маурициуса» („Reimchronik des Pfaffen Mauritius“; 1849) воспевал национально-освободительную борьбу венгерского народа. После 1848 года был вынужден поселиться в Париже, откуда посылал в «Кёльнскую газету» политические корреспонденции. В 1851 г. вместе с Фридьешем Сарвади опубликовал сборник переводов Шандора Петёфи на немецкий язык.

Во время Крымской войны состоял корреспондентом той же «Кёльнской газеты», находясь вблизи театра военных действий. Отсюда он переехал в Константинополь, но вскоре, изгнанный оттуда, вернулся опять во Францию, а затем поселился близ Вены, где и умер.

Творчество

Помимо стихотворений и разнообразных газетных материалов, написал идиллическую поэму «Адам и Ева» („Adam und Eva“; 1851), а также поэтические рассказы и романы. Автор романов «Война в лесу» („Der Krieg um den Wald“; 1850), «Драгоценности баронессы» („Die Diamanten der Baronin“; 1868), сборников рассказов «Тени» („Schatten“; 1851), «С натуры» („Nach der Natur“; 1866). Собрание его сочинений издавались в 18731874 годах в 10 томах.

Некоторые стихи и песни Гартмана в переводах М. Л. Михайлова, А. Н. Плещеева, П. И. Вейнберга пользовались популярностью в России, среди них, в частности, баллада «Белое покрывало».

Белое покрывало

Позорной казни обречённый,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетённой
Хотел помочь он: гордый нрав
В нём возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом —
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присуждён врагами.

Едва двадцатая весна
Настала для него — и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться…
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.

Поу́тру, грустно мать лаская,
Он говорил: «Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное моё.
Ах, пожалей дитя своё!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне».

Перевод М. Л. Михайлова (1859; отрывок)

Напишите отзыв о статье "Гартман, Мориц"

Литература

  • Шиллер Ф. Гартман // [feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le2/le2-3971.htm Литературная энциклопедия в 11 томах]. — М.: Издательство Ком. Акад., 1929. — Т. 2.

Примечания

  1. [www.eleven.co.il/article/12949 Электронная еврейская энциклопедия]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Гартман, Мориц

– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.