Гарц

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
ГарцГарц

</tt>


Гарц
Карта Гарца
51°45′ с. ш. 10°38′ в. д. / 51.750° с. ш. 10.633° в. д. / 51.750; 10.633 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.750&mlon=10.633&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 51°45′ с. ш. 10°38′ в. д. / 51.750° с. ш. 10.633° в. д. / 51.750; 10.633 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.750&mlon=10.633&zoom=9 (O)] (Я)
СтранаГермания Германия
РегионыНижняя Саксония, Саксония-Анхальт, Тюрингия
Период образованияпалеозой
Длина110 км км
Ширина30-40 км км
Высочайшая вершинаБрокен
Высшая точка1 142 м
Гарц

Горы Гарц или Харц (нем. Harz от средневекового немецкого Hart — «горный лес») — самые северные горы средней высоты в Германии и наивысшие горы Северной Германии.

Гарц располагается на территории земель Нижняя Саксония, Саксония-Анхальт и Тюрингия. Брокен, 1141 м над уровнем моря — наивысшая гора Гарца, считается с позднего средневековья самым известным «местом встречи ведьм» в Европе. Эту гору также описал Гёте в своем «Фаусте».





География

Гарц — герцинские горы в составе Немецкого среднегорья.

Горы длиной 110 км и шириной 30-40 км, покрывают площадь 2226 км² и простираются от линии Зальцгиттер-Геттинген до города Айслебен. Они делятся на Нижний Гарц на юго-востоке с высотами до 400 м — на которых развивается также сельское хозяйство, и более высокую преимущественно лесистую часть Верхний Гарц на северо-западе, вершины которой достигают высот до 800 м.

Верхний и Нижний Гарц разделены линией, которая тянется между городами Вернигероде и Бад Лаутенберг. Брокенский массив поднимается на высоту более 1000 м. Его наивысшая гора — Брокен (1141 м).

Гарц — глыбовые горы, они спадают на запад и северо-восток относительно круто и на юг сглаживаются постепенно. Горы разделены несколькими глубокими долинами. В Гарце находится национальный парк Гарц, первый в Германии национальный парк, находящийся на территории двух земель. Он организован в 2006 г. слиянием национальных парков Гарц (Нижняя Саксония) и Высокого Гарца (Саксония-Анхальт).






История

После 174 г. началось большое переселение Свевов, которые жили в регионе от Хафеля до Гарца. В область, оставленную Свебами, переселились Варины и Герулы из Сконе в Швеции. Они основали поселения, названия которых оканчиваются на -лебен. Они достигли восточного края Гарца, что подтверждают названия таких городов, как Веддерслебен, Гарслебен, Вегелебен.

Первое упоминание о Гарце найдено в грамоте императора Людовика I Благочестивого от 814. Согласно летописи из Фульды, 852, в Гарце поселилось племя Харудов, от имени которых названа область (Харуд — лес, горный лес).

Укреплённый район Гарц

Укрепленный район Гарц был одним из самых больших районов окружения в конце войны в Германии в 1945. В феврале-марте 1945 рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер отдал приказ Укрепрайону Гарц оборонять центральную Германию от западных союзников. Штаб-квартира находилась около Бланкенбурга. К мобильным частям относились 11 Армия, дивизии войск СС и Фольксштурма. Как только 1 Армия войск США достигла Нордхаузена и хотела продолжить наступление на север, она встретила сопротивление, особенно в горах в районе городов Ильфельд и Элльрих. Лишь 7 мая 1945 последние подразделения 11 Армии и войск СС капитулировали. Так как командиры некоторых отрядов Фольксштурма не знали об окончании войны, они продолжали борьбу в мае 1945 против американских войск.

Бывшая немецко-немецкая граница

Через западную треть Гарца до 1990 года шла немецко-немецкая граница между Восточной и Западной Германией. Плато Брокен и соседние вершины Гарца являлись большой военной закрытой областью, в которую впервые только 3 декабря 1989 пришли туристы-демонстранты. С тех пор туризм на Брокен стал интенсивно развиваться, в то время как другие вершины и природные достопримечательности почти забыты: реликтовые и берёзовые леса, озера, сталактитовые пещеры и родники.

Экономика Гарца

Горное дело

Благодаря горному делу и металлургии возникли с 16 века семь горных городов Верхнего Гарца и около 30 городков во внутреннем Гарце, а также другие многочисленные населённые пункты, среди которых выделяется бывший имперский город Гослар, находящийся около рудной шахты Раммельсберг. Горное дело в значительной степени определило хозяйственную жизнь Гарца и его ландшафт. Была разработана система водного хозяйства Верхнего Гарца, из которой до сих пор применяются около 60 км канав и 68 прудов общим объёмом 8 млн м³. Без энергии, которую обеспечила эта система, добыча руды должна бы была закончиться к концу 16 века.

В восточных предгорьях Гарца до 1990 года происходила добыча медной руды, о начале которой упоминалось в 1199 году. Также в Зондерхаузене и Тойшентале находятся шахты по добыче калийных солей, построенные благодаря разработке месторождений горного воска около Рёблингена.

Последний завод по переработке руды в Верхнем Гарце в Бад Грунде закрылся в 1992 году из-за нерентабельности. Со свёртыванием этого производства, открытого ещё в Средние Века, и непрекращающегося с XVI века, добыча серебра, свинца и цинка подошла к концу.

Транспорт

В Гарце расположена сеть узкоколейных железных дорог Harzer Schmalspurbahnen общей протяжённостью 140 км. Одна из линий этой сети достигает вершины горы Брокен.

Экономика в наши дни

Цветущая в прошедшие века добыча серебра, железа, меди, свинца и мышьяка закончена. Однако, значительная добыча меди ведется в области Мансфельда. Последние основные районы горнодобычи были Раммельсберг у Гослара (до 1988 г.) и рудник у Бад Грунда (до 1992).

Важным работодателем является Клаустальский технический университет. Кроме классических специальностей — горное дело и металлургия, здесь готовятся специалисты по всем инженерным специальностям и естественным наукам.

Важную роль играет также лесное хозяйство и сопутствующее производство. Однако, для бумажной промышленности (Бад Гандерсхайм и Герцберг) ресурсов недостает.

Также развито семеноводство, особенно в городе Кведлинбург.

Туризм

Туризм в Гарце широко развит в большинстве городов в горах, таких как Санкт Андреасберг, Браунлаге на юг от Брокена. Кроме того, популярны также города у подножья гор — Гослар, Вернигероде, Ширке и оздоровительные курорты — Алексисбад, Бад Грунд, Бад Гарцбург.

Зимние виды спорта

Зимний спорт в Гарце не так значителен, как в других горных областях Германии, таких как Шварцвальд, Рудные горы, и тем более в Альпах. Однако, инфраструктура для лыжного спорта широко развита в городах Беннекенштайн, Браунлаге, Ганенклее, Гассельфельде, Санкт Андреасберг и Ширке. Международные соревнования проходят на горных трассах Вурмберг у Браунлаге и на биатлонных дорожках около Зонненберга.

Достойны упоминания многочисленные лыжни.

За безопасностью на лыжнях, горнолыжных трассах, подъёмниках следит спасательная служба Гарца.

Летние виды спорта

Летом прежде всего популярен пешеходный туризм, в последнее время развивается также «скандинавская ходьба». На большинстве водохранилищ в Гарце занимаются различными видами водного спорта — яхтный спорт, гребля. Благодаря горному рельефу местности, дельтапланеризм получил широкое распространение, в частности, в Раммельсберге у Гослара. В Гарце находятся многочисленные области скалолазания.

Горы

Реки

Города

Замки и крепости


Напишите отзыв о статье "Гарц"

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Гарц
  • [www.harztourismus.com/ Туризм в Гарце]
  • [www.nationalpark-harz.de/ Национальный парк Гарц]
  • [www.harz.ucoz.ru/ Информационный портал региона Гарц на русском языке]



Отрывок, характеризующий Гарц

Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.