Гасанзаде, Нариман Алимамед оглы

Нариман Гасанзаде
азерб. Nəriman Həsənzadə
Дата рождения:	18 февраля 1931(1931-02-18) (93 года)
Место рождения:	посёлок Пойлу, Газахский район, Азербайджанская ССР
Гражданство:	Азербайджан Азербайджан
Род деятельности:	поэт, драматург, прозаик, переводчик
Язык произведений:	азербайджанский
Награды:
[anl.az/el/emb/N.Hesenzade/index.html el/emb/N.Hesenzade/index.html]

Нариман Алимамед оглы Гасанзаде (азерб. Nəriman Əliməmməd oğlu Həsənzadə; род. 18 февраля 1931) — азербайджанский поэт и драматург, кандидат филологических наук (1965), Заслуженный деятель искусств Азербайджанской ССР (1981), Народный поэт Азербайджана (2005).

Биография

Нариман Гасанзаде родился 18 февраля 1931 года в посёлке Пойлу Газахского района (ныне — в Агстафинском районе Азербайджана). С 1954 года являлся членом КПСС. Гасанзаде является автором таких поэтических сборников, как «Друзья меня ждут» (1956), «Душа моя хочет стиха» (1964), «Моя ночь, мой день» (1973), «Изумрудная птица» (1976), «Ты простила» (1979), «Не переживай» (1982) и др.

Перу Гасанзаде принадлежат также поэма «Нариман» (1968), посвящённая Нариману Нариманову, и «Нуру Паша», пьеса «Пусть знает весь Восток» (1981), драма «Атабеки» (1983), повествующая о жизни на территории Азербайджана в XII веке, повесть «Хлеб тётушки Набат» (1974), ставший первым прозаическим произведением Наримана Гасанзаде.

Произведения Наримана Гасанзаде были переведены на языки народов СССР. Сам Гасанзаде перевёл на азербайджанский язык произведения Александра Пушкина, Тараса Шевченко, Николая Некрасова, Ивана Франко, Леси Украинка и др. Также Гасанзаде вёл исследования в области азербайджано-украинских отношений.

С 1978 года Нариман Гасанзаде — главный редактор газеты «Литература и искусство». Награждён орденами «Знак Почёта» и «Шохрат».

Гасанзаде является заведующим кафедрой азербайджанского языка и литературы Национальной авиационной академии. Всего в свет вышло более 30 книг Гасанзаде, а по мотивам его пьес в ведущих театрах страны ставятся спектакли.

Отрывок, характеризующий Гасанзаде, Нариман Алимамед оглы

В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]