Гасанова, Шамама Махмудали кызы

Шамама Махмудали кызы Гасанова
Дата рождения:	7 ноября 1923(1923-11-07)
Место рождения:	село Араятлы, Физули, Азербайджанская ССР
Гражданство:	СССР СССР → Азербайджан Азербайджан
Дата смерти:	5 сентября 2008(2008-09-05) (84 года)
Место смерти:	город Баку
Награды и премии:

Шамама Махмудали кызы Гасанова (1923—2008) — бригадир хлопоководческой бригады колхоза «1 Мая» Физулинского района Азербайджанской ССР.

Дважды Герой Социалистического Труда (1947, 1950).

Биография

Родилась 7 ноября 1923 года в селе Араятлы нынешнего Физулинского района Азербайджана в крестьянской семье. Азербайджанка.

Окончила Азербайджанский сельскохозяйственный институт (1966).

В 1942 году, будучи колхозницей, возглавила комсомольско-молодёжное звено по уборке хлопка-сырца. С 1953 года — председатель колхоза «1 Мая» Физулинского района Азербайджанской ССР. В 1967 году в колхозе получено по 35 ц хлопка с 1 га.

Была в числе двух первых Героев Социалистического Труда сельского хозяйства, награждённых второй золотой медалью «Серп и Молот» — это были женщины-хлопководы Гасанова Шамама Махмудали кызы и Багирова Басти Масим кызы.

Член КПСС с 1946 года. Делегат XX—XXIII-го съездов КПСС. Депутат Совета Союза Верховного Совета СССР 4—11 созывов (1954-1989) от Азербайджанской ССР. Заместитель председателя Совета Союза Верховного Совета СССР (с 1960). Член ЦК КП Азербайджана (с 1955).

Умерла в Баку 5 сентября 2008 года.

Награды

• Дважды Герой Социалистического Труда:
  • 19.03.1947 — за высокие урожаи хлопка,
  • 17.06.1950 — за успехи в развитии сельского хозяйства.

• Награждена 3 орденами Ленина, орденом Трудового Красного Знамени и медалями, а также медалями ВСХВ.

Память

На родине Героини — в селе Араятлы — установлен её бюст.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9985 Гасанова, Шамама Махмудали кызы]. Сайт «Герои Страны».

• Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Гасанова, Шамама Махмудали кызы

«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.