Гасинг

Гаси́нг (малайск. gasing, индон. gasing, реже gangsing — «волчок») — традиционная игра в волчок, приводимый в движение с помощью верёвочной плётки, широко распространённая в Малайзии и Индонезии. Имеет многочисленные региональные вариации.

Распространение игры

Исторически гасинг пользуется большой популярностью практически на всей территории континентальной Малайзии (наиболее древние традиции игры зафиксированы в султанатах Келантан и Тренгану), а также в районах Индонезии, населённых малайцами и близкородственными им народностями (прежде всего, восточное побережье Суматры, архипелаг Риау, острова Банка, Белитунг, Бинтан). По мере распространения малайских культурных традиций игра в волчок распространилась практически во всех частях Малайского архипелага, приобретя множество разновидностей.

Традиционно приспособления для игры в гасинг изготовляются кустарно, однако в конце XX — начале XXI века как в Малайзии, так и в Индонезии было налажено их масштабное фабричное производство, что способствовало дальнейшй популяризации игры по-существу на всей территории этих стран. Помимо вышеупомянутых исконных районов существования гасинга, весьма широкое распространение он получил на Яве, Сулавеси, Калимантане, Малых Зондских островах — прежде всего, в сельской местности.

Правила и виды гасинга

Общим для всех разновидностей игры является вращение волчка (собственно, гасинга) с помощью веревочной плётки. Игра, как правило, ведётся двумя соперниками или двумя соперничающими командами: каждая из сторон управляет одним или несколькими волчками. Задачей игры один на один иногда может быть просто максимально долгое удержание своего волчка во вращающемся состоянии, однако чаще — особенно в командных играх — требуется проведение его по определенной траектории и/или целенаправленное столкновение с волчком противника с тем, чтобы предотвратить выполнение им соответствующей задачи.

В Малайзии, несмотря на наличие множества местных вариаций игры, существуют унифицированные правила командного гасинга, утверждённые национальным Министерством туризма и культуры. В соответствии с ними игра ведется двумя командами из 4 человек с одним запасным на квадратной площадке размером 8 на 8 метров. Каждая из команд одновременно управляет 4 волчками, которые необходимо в кратчайшее время провести из стартовой зоны в одну из финишных зон — кругов диаметром 75 см. Предусмотрено деление игроков на три возрастные категории: взрослых (с 18 лет), юниоров (13—18 лет) и детей (до 13 лет). Приняты два стандарта по размерам и весу волчка, который имеет форму, близкую к луковице: у взрослых и юниоров его окружность составляет от 36 до 46 см, высота — от 8 до 12 см и вес не превышает 800 граммов, у детей, соответственно, от 34 до 36 см, от 7 до 10 см и не более 600 граммов.

В различных регионах существуют не только разные правила, но и различные формы и размеры волчка, который обычно изготовляется из дерева. Если для большей части районов Малайзии характерны волчки более или менее однотипной луковичной формы, то индонезийскому гасингу свойственно исключительное многообразие. Так, на центральной Яве используются цилиндрические волчки, сделанные, как правило, из колена бамбука; на острове Бали — в форме перевернутого конуса, на острове Бинтан — массивные, практически шарообразные, на острове Ломбок — в форме плоского диска, насаженного на стержень, как правило в разноцветной раскраске. Плётки в основном имеют однообразную форму, представляя собой, по-существу, веревки, сплетённые из натуральных или синтетических волокон.

Соревнования по гасингу

Как в Малайзии, так и в Индонезии существуют традиции масштабных состязаний по игре в гасинг, например, между соседними деревнями. В Малайзии под эгидой Министерства туризма и культуры регулярно проводится Общенациональный фестиваль гасинга, в рамках которого проходит открытый чемпионат страны по различным видам этой игры с участием любителей из Индонезии и других стран Юго-Восточной Азии.

Отрывок, характеризующий Гасинг

– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)