Колиньи, Гаспар II де

Гаспар II де Колиньи фр. Gaspard II de Coligny de Chatillon<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
граф де Колиньи сеньор де Шатильон
24 августа 1522 — 24 августа 1572
Предшественник:	Гаспар I де Колиньи
Преемник:	Франсуа де Колиньи
адмирал Франции
1552 — 24 августа 1572
Предшественник:	Антуан де Ноайлес
Преемник:	Гонорат II Савойский
Рождение:	16 февраля 1519(1519-02-16) Шатильон-сюр-Луан, Луаре, Франция
Смерть:	24 августа 1572(1572-08-24) (53 года) Париж, Франция
Отец:	Гаспар I де Колиньи
Мать:	Луиза де Монморанси
Супруга:	1-я: Шарлотта де Лаваль 2-я: Жаклин де Монбель
Дети:	От 1-го брака: сыновья: Генрих, Гаспар, Франсуа де Колиньи, Шарль де Колиньи дочь: Луиза де Колиньи От 2-го брака: дочь: Беатриса де Колиньи
Награды:

Гаспар II де Колиньи (фр. Gaspard de Coligny de Chatillon; 16 февраля 1519, Шатильон-сюр-Луан, Луаре, Франция — 24 августа 1572, Париж, Франция), известен как Адмирал де Колиньи, сеньор де Шатильон, граф де Колиньи, адмирал Франции — французский государственный деятель, один из вождей гугенотов во время Религиозных войн во Франции.

Предки

Гаспар II де Колиньи происходил из древнего, но не слишком знатного бургундского рода. Род Колиньи можно проследить до XI века. В царствование короля Людовика XI, его предки перешли на службу к королю Франции. Его родители, Гаспар I де Колиньи, маршал Франции, и Луиза де Монморанси, сестра будущего коннетабля Франции Анна де Монморанси, имели 5 детей, в том числе троих сыновей — Оде, Кардинала де Шатильон, Гаспара и Франсуа, сеньора д’Андело, — сыгравших важную роль во время Религиозных войн во Франции.

Биография

В 1537 году Гаспар был представлен ко двору Франциска I, где скоро подружился с молодым герцогом Франсуа де Гизом. Уже в 1543 году оба они провожали короля на войну, а вскоре после этого Колиньи вступил в ряды действующей армии и сразу обратил на себя внимание мужеством и полководческим талантом, умением организовать войска, держать солдат в дисциплине и воодушевлять их. Был посвящён в рыцари 11 апреля 1544 года, после победы при Черезоле. Во время войны с Карлом V и Генрихом VIII английским Колиньи выказал способности и на дипломатическом поприще, успев путём переговоров сохранить за Францией графство Булонь.

В 1547 году Колиньи был назначен генерал-полковником французской пехоты. В том же году он женился на Шарлотте де Лаваль, дочери графа Ги XVI де Лаваля. В 1551 году назначен губернатором Парижа и Иль-де-Франса. В 1552 году назначен Адмиралом Франции, с 1555 года — губернатором Пикардии. Ещё до своего обращения в кальвинизм адмирал Колиньи содействовал основанию гугенотских колоний в Америке.

Последовавшее в 1555 году прибытие в Рио-де-Жанейро иностранных колонистов не встретило возражений со стороны старожилов гранитной бухты. Новосёлы состояли в подданстве французского короля Генриха II Валуа. 600 человек, по преимуществу уроженцы герцогств Бретани и Нормандии, - в Рио они прибыли на трех кораблях, принадлежавших судовладельцам Дьепа. (...) Командовал дьепской эскадрой многоопытный адмирал Николя Дюран де Виллеганьон (1510 – 1571) – мальтийский рыцарь, на какое-то время ставший гугенотом. Целью же сей экспедиции было создание на берегах Америки крепкого очага религиозной свободы, надёжного прибежища для гонимых французских протестантов. Виллеганьоновскую идею одобрил и материально поддержал другой французский адмирал, равно прославленный в морских и сухопутных баталиях - Гаспар де Колиньи. На одном из островов бухты Рио-де-Жанейро адмирал Виллеганьон заложил форт, наречённый в честь Колиньи. Сам же остров получил имя Виллеганьона (Вильганьон). А невдалеке основан был город Анривилль – названный в честь короля Генриха II Валуа. Бывшего, к слову сказать, оголтелым католическим фанатиком и врагом гугенотов. Однако высокое положение адмиралов Колиньи и Виллеганьона заставило их продемонстрировать внешнюю лояльность монарху, от которого американские гугеноты хотели бы держаться на безопасной дистанции… Виллеганьоновская колония, ставшая оазисом мира и веротерпимости, очень быстро достигла цветущего состояния. Что нашло отражение в книге географа Андре Теве, «Редкости Антарктической Франции», вышедшей в Париже в 1558 году. Именно таким было парадоксальное название этой колонии – как будто Форт-Колиньи возвышался среди громоздящихся льдин, а не буйной тропической зелени, песчаных пляжей и лазурных лагун… Суровые испытания предстояли юной колонии...

— пишет К. Э. Козубский.

В чине адмирала Колиньи принимал участие в войне с Лотарингией, где способствовал завоеванию трёх епископств и победе при Ренти. Последняя была причиной его разрыва, а затем и глубокой вражды с Франсуа де Гизом, который хотел приписать себе честь этой победы. Но особенно Колиньи прославил себя в этой войне обороной Сен-Кантена (1557). Осадой города руководил один из самых способных тогдашних полководцев герцог Филибер Савойский. Город был взят штурмом, адмирал попал в плен. Герцог Савойский отправил пленника в Слейс, потребовав огромный выкуп: 150 тыс. золотых экю. Колиньи был переправлен в Гент, где пробыл около двух лет. В это время, благодаря уединению, чтению Библии, переписке с братом (д’Андело), уже принадлежавшим к Реформатской церкви, Колиньи присоединился к кальвинизму и убедил сделать то же и свою жену. Первое из известных писем Кальвина к Колиньи датируется 4-м сентября 1558 г. Жена заплатила выкуп, продав по распоряжению мужа более двадцати владений. Но неожиданно адмирала арестовали по личному приказу короля Филиппа II Испанского и продержали заложником в течение двух месяцев. В октябре 1559 года Колиньи был освобождён из испанского плена и вернулся во Францию. На родине он вскоре же стал одним из лидеров протестантского движения, принял активное участие в Религиозных войнах.

Внутренние переживания Колиньи, связанные с его пребыванием в плену: бездействие короны в тяжёлой для него ситуации заставили его пересмотреть своё отношение к католицизму, который являлся оплотом абсолютизма, и обратиться к другому учению - протестантизму.

— пишет Ж. С. Метёлкина.

20 августа 1560 года, на съезде нотаблей, Колиньи открыто объявил себя кальвинистом, подав королю Франциску II от имени реформатов Дьепа записку с просьбой дать им несколько церквей для богослужения. Но на горизонте уже маячила Первая гугенотская война.

Под влиянием благоразумного канцлеpа Л’Опиталя, французская королева-регентша Екатерина Медичи издала в январе 1562 года Сен-Жерменский эдикт, дозволивший кальвинистам совершать богослужение вне городских стен. Однако, уже через полтора месяца католический фанатик Франциск де Гиз совершил кровавое преступление в местечке Васси, приказав своей банде перебить безоружных гугенотов, собравшихся в импровизированной церкви. 60 человек стяжали мученический венец в тот день! После чего Гиз был с восторгом принят в Париже: купеческий старшина, юный король и регентша приветствовали изувера. (...) Что это было: вспышка фанатизма, приступ массового безумия – или прицел на движимое и недвижимое имущество гугенотов? Но, как бы там ни было, по причине именно этих событий во Франции возгорелась гражданская война! Принц Конде и адмирал Колиньи возглавили собранную для самозащиты гугенотскую армию.

— пишет К. Э. Козубский. Адмирал Колиньи был заместителем главкома Конде, а после битвы при Дрё 19 декабря 1562 года, когда Конде был взят в плен, принял на себя главное начальство, укрывшись в Орлеане. Франсуа де Гиз осадил город, но вскоре погиб от руки убийцы. После смерти Гиза начались переговоры о мире.

В марте 1563 года лидеры гугенотов и католиков при посредничестве Екатерины Медичи заключили Амбуазский мир. Но в 1567 году гугеноты опять взялись за оружие (см. Сюрприз в Мо) и, благодаря стратегическому искусству Конде и Колиньи, быстро занявших все окрестности Парижа и Сен-Дени, успешно вели эту войну.

В 1569 году, в битве при Жарнаке, Конде был взят в плен и убит. Совместно с Генрихом Наваррским Колиньи возглавил дальнейшую борьбу гугенотов. В июне 1569 года они соединились с немецкими наёмниками во Вьенне и осадили Пуатье. Отчаянная оборона города, которой руководили сыновья Гиза (Генрих Гиз и Шарль Майеннский), заставила гугенотов отступить. 3 октября они потерпели поражение при Монконтуре от герцога Анжуйского. К весне 1570 года Колиньи набрал новую армию и двинулся на Париж. Разбив королевские отряды в Бургундии, он спустился по долине Луары и стал угрожать Орлеану и Парижу. Карл IX был вынужден заключить с ним Сен-Жерменский мир.

Во всех религиозных войнах того времени Колиньи принимал самое деятельное участие, тем самым возбудив к себе глубокую ненависть всех фанатичных католиков и, особенно, Гизов. Он несколько раз со времени первой религиозной войны (1562) подвергался нападениям убийц, но оставался невредимым вплоть до 22 августа 1572 года. К этому времени Колиньи сблизился с Карлом IX, мечтавшим с помощью адмирала, который пользовался большим уважением у реформатов во всей Европе, присоединить к Франции Нидерланды. В 1571 году Колиньи вошел в состав Королевского совета. Став ближайшим советником Карла IX, Колиньи побуждал его к войне с католической Испанией (которую считал основным врагом Франции) в союзе с Англией.

Екатерина Медичи увидела в сближении короля с Колиньи опасность для своей власти и решилась избавиться от адмирала: 22 августа, когда он поздно вечером ехал из Лувра мимо дома, принадлежавшего Гизам, из окна в адмирала выстрелил наёмный убийца Франсуа де Лувье де Морвель. Пуля только ранила Колиньи в руку и его отвезли домой, а убийца успел скрыться.

Но в Варфоломеевскую ночь Колиньи погиб одним из первых. Его убийцей стал чешский наёмник Карел Яновский-з-Яновиц (Karel Janovský z Janovic), известный в Париже по кличке Бем. Свидетель Варфоломеевской ночи Агриппа д’Обинье так описывал эти события:

Бем входит в комнату, находит адмирала в ночной сорочке и спрашивает его: «Это ты адмирал?» Ответ был таким: «Молодой человек, уважай мою старость» (…) Бем проткнул его шпагой, а извлекая её, распорол лицо надвое. Герцог Гиз спросил, сделано ли дело, и Бем ответил, что да. Ему приказали выбросить тело в окно, что он и сделал.

Другая свидетельница, королева Франции и Наварры Маргарита де Валуа, также указывала Бема в своих «Мемуарах» в качестве непосредственного убийцы адмирала Колиньи:

Господин де Гиз направил к дому адмирала немецкого дворянина Бема, который, поднявшись в его комнату, заколол его кинжалом и выбросил из окна к ногам своего господина, герцога де Гиза.

Многочисленные портретные изображения Колиньи оставил художник Марк Дюваль. Особой популярностью пользовалась гравюра Дюваля 1579 года, изображающая адмирала с братьями Оде и Франсуа.

Семья и дети

• 1-я жена: (с 1547 года) Шарлотта де Лаваль (ок. 1530—1568), дочь графа Ги XVI де Лаваля и Антуанетты де Дайон. Имели 5 детей:

• • Генрих де Колиньи (1551—1552).
  • Гаспар де Колиньи (1554—1563).
  • Луиза де Колиньи (1555—1620); 1-й муж — Шарль де Телиньи (ум. в 1572 году), гугенот; 2-й муж — (с 1583 года) Вильгельм I Молчаливый (1533—1584), принц Оранский, штатгальтер Голландии.
  • Франсуа де Колиньи (1557—1591), граф де Колиньи, сеньор де Шатильон.
  • Шарль де Колиньи (10 декабря 1564—1632).

• 2-я жена: (с 25 марта 1571 года) Жаклин де Монбель (1541—1600), графиня де Лоне-Желен. Имели одну дочь:

• • Беатриса де Колиньи (1572 — ?), родилась после смерти отца, маркиза де Монтелье и де Монбель; муж: Клод (ум. в 1618 году), барон де Мёйон.

Память

В 1918 году в честь Адмирала де Колиньи была переименована трансваальская деревня Треурфонтейн (Treurfontein). С 1923 года - город Колиньи.

Литература

• De la Ponneraye. Vie de l’amiral Coligny. — Париж, 1830.
• Tessier. Etude sur l’amiral Coligny. — Париж, 1872.
• Caraman-Chimay. Gasparin de Coligny d’après ses contemporains. — 1863.
• Delaborde. Gaspard de Coligny. — 1879—80.
• Метёлкина Ж. С. [cyberleninka.ru/article/n/velikiy-plan-gaspara-de-kolini «Великий план» Гаспара де Колиньи] // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена : журнал. — 2009. — № 93. — С. 80—86.
• Колиньи, Гаспар де-Шатильон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Колиньи, Гаспар II де

– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.