Гастингс, Мария

Мария Гастингс, в русских документах княжна Хантинская (англ. Mary Hastings; род. 1552) — младшая из пяти дочерей Фрэнсиса Гастингса, графа Хантингдона, дальняя родственница по матери английской королевы Елизаветы I, невеста царя Ивана Грозного.

В 1583 году царь отправил в Лондон дворянина Фёдора Писемского, которому, между прочим, поручил быть наедине у королевы и «за тайну открыть ей мысль государеву в рассуждении женитьбы, если Мария имеет качества нужные для царской невесты, для чего требовать свидания с ней и живописного образа её». На тот случай, если королева заметит, что у государя уже есть супруга, велено ответствовать: «правда, но она не царевна, не княгиня владетельная, не угодна ему и будет оставлена для племянницы королевиной».

В мае того же года Писемский доносил: «Мария Гастингс ростом высока, стройна, тонка, лицом белая, глаза у неё серые, волосы русые, нос прямой, пальцы на руках долгие». Для окончательного сговора вместе с Писемским в Москву отправлен английский посол Боус, грубость и упорство которого мешали укрепиться союзу с Англией, а также не дали состояться сватовству царя, в следующем году умершего.

Миллер сомневался, чтобы Гастингс действительно была племянницей Елизаветы, а Карамзин об этом говорит утвердительно.

Историк XVIII века пишет:

Я не говорил Вам о том, что имеется в архивах по поводу женитьбы, предложенной царю Ивану Васильевичу на английской девице, если, впрочем, это будет Вам угодно. Её звали Мария Гастингс, и она была дочерью графа Хантингдона, известного в истории королевы Елизаветы. Медик, англичанин Роберт Джекоб сделал в Москве предложение, разумеется весьма неразумное, поскольку царь уже был женат на своей последней жене, которая его пережила. Медик представил девицу как племянницу королевы, а её отца — владетельным принцем. Царь, изменчивый в своих любовных привязанностях и в отношениях с женами, отправил в 1582 г. в Англию посла. Его звали Григорий (Федор Андреевич — ред.) Писемский. Данные ему инструкции предусматривали, чтобы он сообщил королеве о сделанном царю предложении. Он должен был также повидать девицу, заказать её портрет, познакомиться с положением её семьи и возвратиться в сопровождении посла королевы, с которым можно было бы согласовать условия женитьбы. Если ему заметят, что царь уже женат, он должен был сказать, что царь, имея женой свою подданную, вправе развестись с ней и жениться на другой. Если бы спросили, какова будет судьба детей, которые могут родиться от нового брака, он должен был ответить, что право на наследование престола принадлежит, безусловно, старшему сыну (Федору), но что дети, которые могут родиться, будут наделены богатыми владениями. Во время пребывания Писемского в Лондоне пришло известие о рождении царицей князя. Это был несчастный Димитрий.
Писемский после длительного ожидания из-за чумы, свирепствовавшей в Лондоне, получил аудиенцию у королевы, повидал девицу, которая была больна легкой оспой, заказал её портрет и вернулся в Москву в 1583 г. Королева послала вместе с ним дворянина Джерома Бовса в качестве посла. Это был человек малоприятного нрава. Это про него ходила басня, что его шляпа намертво пригвождена к голове. Он заявил, что не уполномочен что-либо решать, а лишь выяснить намерения царя. Вместо того, чтобы хвалить Марию Гастингс, он говорил о ней в весьма безразличном тоне.
Прежде чем он смог вернуться в Англию, царь умер, и вот так закончилось это дело, о котором до сих пор не говорил ни один историк и которое ради чести обоих народов не заслуживает, быть может, предания огласке. (Г. Ф. Миллер — У. Коксу, 4 октября 1778 г.)

Костомаров пишет: «Дошли об этом [рождении царевича Дмитрия] слухи в Лондон. „Смотрите, — сказал Томас Рандольф русскому толмачу Елизару, — когда вы поехали, у государя был только один сын, а теперь уже у него другой родился“. Федор Писемский, которому передали слова Рандольфа, ответил: „Пусть королева не верит ссорным речам, лихие люди наговаривают, не хотят промеж государя и королевы доброго дела видети“».

Степень родства с королевой

1. Вудвиль, Ричард, 1-й граф Риверс
   1. Вудвиль, Елизавета, королева Англии, жена Эдуарда IV
      1. Елизавета Йоркская + король Генрих VII
         1. Генрих VIII
            1. королева Елизавета Тюдор
   2. Вудвилл, Кэтрин
      1. Стаффорд, Анна + Джордж Гастингс, 1-й граф Хангтингтон
         1. Фрэнсис Гастингс, 2-й граф Хангтингтон
            1. Мэри Гастингс

В живописи

• 1883 год — Н. В. Неврев. «Посол Иоанна Грозного Писемский смотрит для него в Англии невесту, племянницу Елизаветы — Марию Гастингс».

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Гастингс, Мария

– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.