Гастон VII (виконт Беарна)

Гастон VII де Монкада фр. Gaston VII de Montcada кат. Gastó VII de Montcada<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">печать Гастона VII</td></tr>
виконт Беарна
1229 — 1290
(под именем Гастон VII)
Предшественник:	Гильом II
Преемник:	Маргарита
виконт Габардана
1229 — 1290
(под именем Гастон III)
Предшественник:	Гильом II
Преемник:	Мата де Монкада
виконт Брюлуа
1229 — 1290
(под именем Гастон III)
Предшественник:	Гильом II
Преемник:	Мата де Монкада
сеньор Монкада
1229 — 1290
(под именем Гастон II)
Предшественник:	Гильом II
Преемник:	Гильема де Монкада
барон Кастельви-де-Росанес
1229 — 1290
(под именем Гастон I)
Предшественник:	Гильом II
Преемник:	Гильема де Монкада
виконт Марсана
1251 — 1270/1273
(под именем Гастон I)
Соправитель:	Мата де Мата (1251 — 1270/1273)
Предшественник:	Петронелла де Комменж
Преемник:	Констанция де Монкада
Рождение:	1225(1225)
Смерть:	26 апреля 1290(1290-04-26) замок Совтер, Беарн
Место погребения:	Олорон, церковь Братьев миноритов
Род:	Монкада
Отец:	Гильом II де Монкада
Мать:	Гарсенда Прованская
Супруга:	Мата де Мата
Дети:	дочери: Констанция, Маргарита, Мата, Гильема

Гастон VII де Монкада (фр. Gaston VII de Montcada, кат. Gastó VII de Montcada; 1225 — 26 апреля 1290) — виконт Беарна, Габардана и Брюлуа, сеньор Монкада и барон Кастельви-де-Росанес с 1229, виконт Марсана в 1251—1270/1273, сын виконта Гильома II и Гарсенды Прованской. Первоначально он управлял под регентством матери. Гастон был храбрым и воинственным правителем, одним из самых могущественных феодалов в Гаскони, владевший также землями в Каталонии и Арагоне. Будучи по ряду земель вассалом королей Англии, считавшихся сюзеренами Гаскони, Гастон не раз воевал против них. Поскольку он оставил только дочерей, то из-за его наследства начался спор, который перерос в настоящую войну, продолжавшуюся практически весь XIV век.

Биография

Молодые годы

Гастон родился в 1225 году. А в 1229 году во время завоевания королём Арагона Хайме I Мальорки погиб его отец, виконт Гильом II. Гастон тогда был ещё мал. Поэтому регентом при нём стала мать, Гарсенда. При этом король выделил Гастону несколько фьефов в качестве платы за вклад его отца в завоевание Мальорки.

Правление Гарсенды продолжалось до 1240-х годов. Об этом периоде известно немного. Чтобы получить поддержку, она передала сеньорию Гаро Арно Гильому де Марсану, виконту Лувиньи, который из-за этой сеньории вступил конфликт с аббатом Ла-Реоля. В 1233 году молодой виконт Гастон поддержал аббата и отобрал Гаро у виконта Лувиньи, что чуть не привело к вооружённому конфликту, поскольку Арно Гильом расценил конфискацию как враждебное действие и начал готовиться к войне. Только при посредничестве соседей конфликт удалось уладить.

В 1234 году был возобновлён союз Беарна (который за 10 лет до этого заключил виконт Гильом II, отец Гастона) с Тибо IV Шампанским, ставшим королём Наварры. Один испанский историк утверждает, что Гастон в 1238 году сопровождал Тибо в Крестовом походе, однако никакие документы об этом не сообщают.

В 1242 году в Бордо находился двор короля Англии Генриха III. Гарсенда решила этим воспользоваться и в сопровождении Гастона прибыла к королевскому двору, где они выразили почтение Генриху III. Гастон получил от короля дары, которые он использовал для строительства замка в Ортезе.

До этого столицей виконтов Беарна был замок Морла. Для развлечений беарнского двора использовались замки По, Кадайон и Эскюр. Теперь же Гастон решил укрепить границы своего княжества с владениями англичан. Ортез располагался на красивом обширном и богатом плато. В качестве образца для строительства замка Ортез был выбран родовой замок Монкада. Позже хронист Жан Фруассар, видевший замок во всей его красе, не скрывал своего восхищения. С момента постройки замка Ортез он стал основным местопребыванием виконтов Беарна вплоть до 1460 года, когда Гастон IX де Фуа перенёс столицу в По.

В 1247 году Гастон выступал посредником при заключении мира между Арно III Одоном, виконтом де Ломань, с одной стороны, и архиепископом Оша и коммуной города Ош - с другой.

Борьба против Генриха III Английского

В 1248 году в Гаскони вспыхнуло восстание против англичан. Во главе его встал Гастон. Несмотря на подарки, которые ему несколько лет назад сделал король, он оказался среди недовольных, обвиняя Генриха III в «разрушении, разграблении и угнетении» Гаскони. Гастон атаковал Дакс, виконт де Тарта захватил Шато Дусар, построенный когда-то Ричардом Львиное Сердце. Посланный в феврале 1248 года королём Ричард де Грей, наделённый широкими полномочиями, успеха не добился. Тогда король назначил наместником Гаскони мужа своей сестры — Симона де Монфора, 6-го графа Лестера. Прибыв осенью 1248 года в Бордо, первоначально он мало чего добился. Хотя жители Дакса жаловались на Гастона Беарнского, Симон первое время предпочитал его не трогать. Однако вскоре действия Гастона заставили Симона приступить к более решительным действиям.

В 1250 году Гастон возобновил грабежи. Симону удалось захватить его, отправив в Англию к королю Генриху III, однако тот простил виконта Беарна, после чего Гастон вернулся в свои владения.

В 1252 году разгорелось новое восстание, во главе которого оказались Гастон Беарнский и виконты Фронзака и Кастильона. Восстание было организовано королём Кастилии Альфонсо X, который предъявил права на Гасконь. Армия Гастона захватила несколько замков, включая Ла Реоль и Сент-Эмильон. Однако особой поддержки от Альфонсо гасконцы так и не дождались. В итоге Генриху пришлось вернуть Ла Реоль. Попытка Гастона захватить Байону успехом не увенчалась. А в 1254 Генрих III заключил мир с королём Кастилии, женив своего сына и наследника Эдуарда на Элеоноре, сестре Альфонсо. В качестве приданого Альфонсо передал свои права на Гасконь принцу Эдуарду, ставшему герцогом Гаскони. На бракосочетании, состоявшемся в Бургосе 18 октября 1254 года, присутствовал и Гастон Беарнский, получивший золотые шпоры. Согласно мирному договору он был обязан отдать замок Сол принцу Эдуарду Английскому.

Борьба за Бигоррское наследство

Около 1240 года Гастон женился на Мате, дочери Петронеллы де Комменж, графини Бигорра и виконтессы Марсана. Петронелла была замужем 5 раз. Мата была её дочерью от пятого брака с Бозоном де Мата, сеньором де Коньяк. После смерти Бозона в 1247 году Петронелла удалилась в монастырь л’Эскаль-Дьё, завещав владения своим дочерям. Старшая, Алиса де Монфор, вместе со старшим сыном, Эскивой IV де Шабаном, должна была получить Бигорр. Чтобы обеспечить наследование Бигорра Эскивой, Петронелла передала Бигорр под управление Симону де Монфору, оставив себе только небольшое содержание. Другая дочь, Мата, жена Гастона, должна была получить виконтство Марсан и сеньорию Нотр-Дам дель Пилар в Сарагосе.

В 1250 году Петронелла завещала Мате и Гастону также права на долю в графстве Комменж. Гастон мгновенно решил их реализовать и напал на Комменж. Граф Бернар VI де Комменж оказался не готов к войне и обратился за помощью к графу Альфонсу де Пуатье, брату короля Франции Людовика IX. При его помощи стороны нашли компромисс. А потом подключился и король Франции, после чего был заключён мир. Однако его условия Гастона и Мату не удовлетворили.

После смерти Петронеллы разгорелась борьба за её наследство. Гастон заявил, что брак Петронеллы с Ги II де Монфором, отцом Алисы, незаконный, поскольку был заключён при жизни её второго мужа. На этом основании он попробовал захватить Бигорр, но не смог выделить достаточно войск, так как оказался занят в новом восстании против англичан.

Однако Эскива попытался сохранить в своих руках и Марсан, в результате чего Гастон, после того как примирился с королём Англии, в 1256 году возобновил военные действия, захватив Кастельно-де-Ривьер-Басс.

Несмотря на то что права Эскивы на Беарн поддержал Генрих III Английский, Гастон продолжал разорять Бигорр, перетянув на свою сторону часть бигоррской знати. В то же время Гастон пригласил арагонского инфанта Альфонсо, сына Хайме I. Однако Альфонсо предложил сторонам обратиться к посредничеству графа Роже IV де Фуа. Его кандидатура в качестве арбитра устроила обе стороны, поскольку дочь Гастона была помолвлена со старшим сыном Роже, а Эскива был помолвлен с дочерью Роже. В результате в Ортезе было подписано соглашение, согласно которому Марсан остаётся под управлением Гастона, который, в свою очередь, отказывается от прав на Бигорр. Кроме того, граф Роже сохранил за собой право разобрать претензии на Коменжское наследство, если какая-либо сторона изъявит желание решить с этим вопросом.

В 1258 году Эскива захватил Кузеран, что привело к войне с графом Бернаром VI де Комменж. Чтобы уладить конфликт, Симон де Монфор попросил Эскиву передать Бигорр под его управление, на что тот ответил согласием. Однако после заключения мира Симон отказался отдать графство, захватив замки Лурд и Мовзен. Только после восстания Симона в 1259 году против короля Генриха III Английского Эскива с помощью Гастона Беарнского смог отвоевать Бигорр обратно.

Браки наследницы и второй брак Гастона

Поскольку у Гастона не было сыновей, а только дочери, на руку старшей наследницы, Констанции, было много претендентов. В 1260 году Гастон выдал её замуж за арагонского инфанта Альфонсо, старшего сына и наследника короля Хайме I. Однако тот умер вскоре после свадьбы. Позже появился проект брака Констанции с Генрихом Алеманнским, сыном римского короля Ричарда Корнуэльского и племянником короля Англии Генриха III. Однако Гастон опасался, что в результате попадёт под зависимость от короля Англии. В 1266 году он помолвил Констанцию с кастильским инфантом Мануэлем, братом короля Альфонсо X, однако брак не состоялся — из-за близкого родства необходимо было согласие папы, который его дать отказался, поскольку поддерживал Ричарда Корнуэльского. В результате Гастон был вынужден согласиться на английский вариант.

Брачный контракт был составлен 10 февраля 1267 в Лондоне. Согласно ему Констанция в качестве приданого получала Габардан, Брюлуа и Марсан. Брак был заключён в мае 1269 года в Виндзорском замке, Гастон лично сопровождал дочь в Англию. Однако брак оказался бездетным. В 1270 году Генрих отказался от супруги, а в 1271 году он был убит.

Между 1270 и 1273 году умерла Мата, жена Гастона. По её завещанию Марсан и права на Бигорр унаследовала старшая дочь Констанция. В 1273 году Гастон женился вторично на Беатрисе Савойской, вдове дофина Вьеннского Гига VII. Однако этот брак остался бездетным.

Конфликт с Эдуардом I Английским

В 1274 году из Крестового похода вернулся сын умершего Генриха III Английского, Эдуард I. Вскоре после этого Гастон в очередной раз восстал. Точная причина восстания неизвестна. Возможно, Гастон был недоволен тем, что король не возместил ему потерю замка Коньяк, права на которые имела покойная жена виконта. После того, как Гастон начал военные действия, сенешаль Гаскони вызвал его на суд в Сен-Север. Гастон отказался явиться и оказал вооружённое сопротивление. В результате Эдуард, который прибыл во Францию принести оммаж королю Франции за свои французские владения, отправился в Гасконь. Он направил в Ортез своего личного представителя, однако жители города захватили его. Позже Эдуарду удалось встретился с Гастоном. Поскольку объяснения последнего не удовлетворили короля, он велел его арестовать и содержал под стражей до тех пор, пока тот не поклялся в присутствии двух прелатов исполнить решение суда и не пообещал передать королю замок Ортез.

Однако когда от Гастона потребовали новую клятву, он и не подумал сдержать обещание и смог бежать, укрывшись в Ортезе. Когда король Эдуард вновь созвал суд в Сен-Севере, Гастон отказался туда явиться, заявив, что его арестовали незаконно и что он уже отправил апелляцию королю Франции Филиппу III. После этого Эдуард вторгся во владения виконта и осадил его в замке, название которого неизвестно. Не имея возможности противостоять королю Англии, Гастон вновь обратился к королю Франции. Согласившись на перенос суда во Францию, Эдуард снял осаду.

Позже с Гастоном встретился папский нунций, которому удалось убедить виконта дать покаянное письмо, однако Эдуарда это не удовлетворило. По его приказу были захвачены замки Рокфор в Марсане, Капсью и Юргон. Действия Гастона были рассмотрены на заседании парламента в 1275 году. Гастон потребовал судебного поединка лично с Эдуардом. Но при посредничестве короля Франции Филиппа удалось достичь компромисса. Условия соглашения неизвестны, но они удовлетворили обе стороны. Английский хронист Томас Уолсингем сообщает, что Гастону было предписано безоговорочно подчиниться королю Англии, после чего он с верёвкой на шее отправился в Англию, где бросился к ногам Эдуарда, моля о пощаде. Король согласился сохранить жизнь Гастону, но несколько лет продержал его в заключении, после чего тот сохранял верность королю. Однако достоверность этого рассказа под сомнением. Точно известно, что Гастону были возвращены все захваченные Эдуардом замки. В благодарность за посредничество Гастон передал архиепископу Оша Аманье замок Мансье.

Последующие годы

В 1276 году Гастон вместе с зятем, графом Роже Бернаром III де Фуа, участвовал в походе французской армии под командованием Роберта II д’Артуа в Наварру, где после смерти короля Генриха I Толстого началось восстание против регента, Бланки д’Артуа. 6 сентября армия осадила Памплону, а через несколько дней Гастон и Роже Бернар взяли город штурмом и его разграбили.

В 1279 году король Эдуард назначил Гастона арбитром в споре короля с виконтом Тарта Пьером и виконтессой Дакса Наваррой. Гастон приговорил виконта Пьера к денежному штрафу в пользу Эдуарда, но при этом ему прощались старые долги и возвращались владения, которых он лишился из-за спора.

Новый спор за Бигорр

В 1282 году умер граф Бигорра Эскива. Детей он не оставил, его брат умер бездетным ещё раньше. По завещанию Бигорр должен был достаться его сестре Лоре, жене виконта Раймунда V. Однако на Бигорр снова предъявил претензии Гастон. Вместе с дочерью Констанцией он отправился в Тарб, где созвал знать и объявил о том, что законной наследницей графства является Констанция, как дочь Маты и внучка графини Петронеллы. В результате собрание знати признало графиней Констанцию, отменив часть пунктов завещания Эскивы, но признав права Лоры на виконтство Кузеран и сеньории Шабанне и Конфолан. 1 сентября 1283 года бароны графства принесли оммаж Констанции, признав её графиней.

Не имея возможности удержать Бигорр своими силами, Лора обратилась к сенешалю Гаскони Жану I де Грайи, потребовав, чтобы король Англии взял графство под своё управление до вынесения решение по нему. Сенешаль не рискнул выносить решение самостоятельно и сообщил обо всём Эдуарду. Желая лично отстаивать свои права, Констанция отправилась в Англию, где король сослался на то, что в своё время епископ Пюи передал королю Генриху III свои права на Бигорр, поэтому графство принадлежит королю. Констанция была вынуждена согласиться, после чего король приказал Жану де Грайи занять Бигорр от его имени. Гастон, который прибыл в Тарб раньше сенешаля, снова собрал знать, объявив о том, что они теперь должны повиноваться королю Англии. Но при этом подтвердил и права дочери.

В дальнейшем спор привёл к конфискации Бигорра королём Франции, однако это произошло уже после смерти Гастона.

Последние годы и смерть

В 1288 году Гастон по призыву Эдуарда I был готов выступить в качестве одного из заложников вместо короля Неаполя Карла II Анжуйского, удерживаемого в плену королём Арагона Альфонсо III. 21 апреля 1289 года король передал Гастону замок Кастийон в Викбиле, захваченный ранее, а 11 июня того же года — замок Ладо в Гаскони.

В 1289 году Гастон присоединился к королю Арагона, приняв участие в победоносном походе в Кастилию. После этого он вернулся в Беарн, в замок Совтерр, где заболел и умер 26 апреля 1290 года. Его тело было похоронено в Олороне — в церкви Братьев миноритов.

Согласно завещанию Гастона владения были разделены между четырьмя дочерьми, однако споры между его наследниками переросли в настоящую войну, продолжавшуюся практически весь XIV век.

Брак и дети

1-я жена: с ок. 1240 Мата (Амата) де Мата (после 1228 — 6 февраля 1270/апрель 1273), виконтесса Марсана с 1251, дочь Бозона де Мата, сеньора де Коньяк, и Петронеллы де Комменж, графини Бигорра и виконтессы Марсана. Дети:

• Констанция де Монкада (ок. 1245/1250 — 26 апреля 1310), виконтесса Марсана с 1270/1273; 1-й муж: с 23 марта 1260 Альфонсо Арагонский (до февраля 1228 — 26 марта 1260), инфант Арагона; 2-й муж: с 5 или 15 мая 1269 (развод 1270) Генрих Алеманнский (2/12 ноября 1235 — 13 марта 1271), английский принц; 3-й муж: с июня/августа 1279 Эмон II (ум. 18 ноября 1280), граф Женевы
• Маргарита де Монкада (ок. 1245/1250 — 1319), виконтесса Беарна с 1290, виконтесса Марсана с 1310, виконтесса Габардана, дама де Мокада и баронесса Кастельви-де-Росанес с 1310; муж: с 14 октября 1252 Роже Бернар III (ок. 1240 — 1302), граф де Фуа с 1265, виконт де Кастельбон и де Сердань с 1260, сеньор Андорры 1260—1278, князь-соправитель Андорры с 1278
• Мата де Монкада (ок. 1245/1255 — ок. 1320), виконтесса Габардана и Брюлуа с 1290; муж: с 1260 Жеро VI (ум. 1280), виконт де Фезансаге с 1245, граф д’Арманьяк и Фезансак с 1256
• Гильема де Монкада (ок. 1245/1255 — 1309), дама де Монкада, баронесса Кастельви-де-Росанес с 1290; муж: с 28 августа 1291 Педро Арагонский (ок. 1275 — 30 августа 1296)

Также аббат Монлезён упоминает, что у Гастона и Маты был сын, умерший в младенчестве.

2-я жена: с 1273 Беатриса Савойская (ок. 1237 — 21 апреля 1310), дочь графа Савойи Пьера II и Агнессы, дамы де Фасиньи, вдова дофина Вьеннского Гига VII. Детей от этого брака не было.

Литература

• Monlezun, Jean Justin. [books.google.com/books/pdf/Histoire_de_la_Gascogne.pdf?id=sHW_kCR87l8C&output=pdf&sig=KDJUp8tgj00AvnNhQuhkFl1Daow Histoire de la Gascogne] = Histoire de la Gascogne depuis les temps les plus reculés jusqu'à nos jours. — J.A. Portes, 1846—1850. (фр.) ([armagnac.narod.ru/Monlezun/Monl_G.htm русский перевод])
• J. de Jaurgain. [archive.org/details/lavasconietude01jauruoft La Vasconie, étude historique et critique, deux parties]. — Pau, 1898, 1902.
• Joaquim Miret y Sans. [opac.regesta-imperii.de/lang_de/anzeige.php?aufsatz=La+casa+de+Montcada+en+el+vizcondado+de+B%C3%A9arn&pk=792133 La casa de Montcada en el vizcondado de Béarn] // Boletín de la Real Academia de Buenas Letras de Barcelona. — 1901. — Т. 1. — P. 49—55, 130—142, 186—199, 230—245, 280—303.
• Сомерсет Бейтман. Симон де Монфор. Жизнь и деяния / Пер. с англ. Е. А. Морена-Гоголевой. — СПб.: Евразия, 2004. — 320 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-8071-0146-4.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/GASCONY.htm#GastonVIIBearndied1290 Vicomtes de Bearn] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 18 июля 2013.
• [www.euskomedia.org/aunamendi/12239/16826 Bearn: La desvinculación definitiva de Aragón: nuevo sometimiento al duque de Aquitania] (исп.). Auñamendi Eusko Entziklopedia. Проверено 18 июля 2013.

Отрывок, характеризующий Гастон VII (виконт Беарна)

Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.