Гатерс, Хэнк

Хэнк Гатерс
Hank Gathers
Хэнк Гатерс на «Sportscasters Camps of America» в 1989 году
Завершил карьеру
Позиция:	Лёгкий форвард / Тяжёлый форвард
Прозвища:	Hank, The Bankman
Рост:	201 см
Вес:	95 кг
Гражданство:	США США
Дата рождения:	11 февраля 1967(1967-02-11)
Место рождения:	Филадельфия, Пенсильвания
Дата смерти:	4 марта 1990(1990-03-04) (23 года)
Место смерти:	Лос-Анджелес, Калифорния
Школа:	Профессионально-техническая школа имени Маррелл Доббинс (Филадельфия, Пенсильвания)
Колледж:	Юж. Калифорния (1985—1986) Лойола-Мэримаунт (1987—1990)
Команды УСК Тродженс (NCAA) (1985—86) Лойола-Мэримаунт Лайонс (NCAA) (1987—90) Личные награды и достижения Самый результативный игрок первого дивизиона NCAA (1989) Лидер I дивизиона NCAA по подборам (1989) Игрок года конференции West Coast (1989) 2-я всеамериканская сборная NCAA (1990) Включён в баскетбольный Зал Славы университета Лойола-Мэримаунт (2005) За ним в «Лайонс» закреплён номер 44

Эрик «Хэнк» Гатерс (англ. Eric "Hank" Gathers; 11 февраля 1967 года, Филадельфия, штат Пенсильвания, США — 4 марта 1990 года, Лос-Анджелес, штат Калифорния, США) — американский баскетболист, который известен своими выступлениями на студенческом уровне.

Ранние годы

Хэнк Гатерс родился 11 февраля 1967 года в городе Филадельфия (Пенсильвания), там же учился в профессионально-технической школе имени Маррелл Доббинс, в которой вместе с Бо Кимблом играл за местную баскетбольную команду, которая в 1985 году выиграла чемпионат Общественной лиги Филадельфии (англ. Philadelphia Public League).

Студенческая карьера

«УСК Тродженс»

После окончания школы Гатерс вместе с Кимблом поступил в университет Южной Калифорнии, где выступал за команду «УСК Тродженс», главным тренером которой был Стэн Моррисон, а его ассистентом — Дэвид Спенсер. Там они объединились с участниками игры McDonald's All-American Томом Льюисом и Ричем Гранде в звёздную «четвёрку первокурсников». По окончании сезона тренерский штаб «Троянс», Моррисон и Спенсер, были уволены из-за неудовлетворительных результатов команды (11 побед при 17 поражениях), несмотря на победу в регулярном чемпионате конференции Pacific-10 предыдущего года. Сообщалось, что игроки также могут покинуть команду, если с их стороны не будут соблюдены определённые условия, включая желание играть с другим тренерским штабом, о чём они должны будут лично сказать новому наставнику. Следующим главным тренером «Троянс» был назначен Джордж Равелинг, который дал игрокам крайний срок для ответа, останутся они в команде или нет. Когда срок вышел, а они не ответили, Равелинг лишил стипендии Гатерса, Кимбла и Льюиса, а сам выступил с сомнительным заявлением. После этого Гатерс, Кимбл и Льюис покинули команду, первые двое перевелись в университет Лойола-Мэримаунт, последний — в университет Пеппердайна. Гранде остался в университете Южной Калифорнии.

«Лойола-Мэримаунт Лайонс»

После отдыха в сезоне 1986/1987 годов, как это требуется в соответствии с правилами перевода студентов в NCAA, пара Гатерс—Кимбл стала центральной, пожалуй, самой интересной в истории студенческих команд. Тренировавший в то время команду «Лойола-Мэримаунт Лайонс» Пол Уэстхед установил необычайно быстрый темп игры. На атаку «Львы», как правило, использовали мало времени, быстрый, в течение 10 секунд, розыгрыш мяча, и тут же бросок по кольцу с выгодной позиции, при чём чаще всего игроки бросали из-за трёхочковой дуги. В обороне «Лайонс» использовали жёсткий прессинг по всей площадке, постоянно вынуждая соперника совершать ошибки в игре. В сезоне 1988/1989 годов Гатерс стал самым результативным игроком и лидером по подборам студенческого чемпионата NCAA, набрав 1015 очков и 426 подборов в 31-й игре (32,7 очка и 13,7 подбора в среднем за игру). А команда Гатерса три года подряд становилась самой результативной в первом дивизионе NCAA, забивая в сезоне 1987/1988 годов по 110,3 очка в среднем за игру, в сезоне 1988/1989 годов — по 112,5 очка и в сезоне 1989/1990 годов — по 122,4 очка, причём последний результат по-прежнему является рекордным за всю историю NCAA. «Лойола-Мэримаунт Лайонс» провели пять самых результативных игр в истории первого дивизиона NCAA, причём четыре из пяти были сыграны во время карьеры Гатерса, включая победный матч, состоявшийся 31 января 1989 года, против команды Международного университета США, в котором было забито рекордное количество очков в сумме — 331 (181—150).

Смерть Гатерса

4 марта 1990 года, во время полуфинального матча турнира конференции западного побережья (WCC) против команды «Портленд Пилотс», Хэнк Гатерс упал в обморок и умер от сердечного заболевания. В результате его смерти турнир конференции западного побережья был приостановлен, а его команда была автоматически допущена в плей-офф турнира NCAA как победитель регулярного чемпионата WCC. В следующем раунде (англ. Elite Eight), проигранном матче 1/4 финала против «УНЛВ Раннин Ребелс» (101—131), Кимбл, который был правшой, а также лучшим другом Гатерса, каждый первый штрафной бросок в игре исполнял левой рукой в память о товарище по команде, причём точно исполнил все три попытки. В предыдущем раунде, победном матче 1/8 финала (англ. Sweet Sixteen) против «Алабама Кримсон Тайд» (62—60), Кимбл не исполнял штрафных бросков, поэтому в нём он не смог почтить память друга.

29 января 2005 года все игроки команды «Лойола-Мэримаунт Лайонс» сезона 1989/1990 годов, в том числе и сам Гатерс, были включены в Зал Славы университета Лойола-Мэримаунт во время перерыва победного для «Лайонс» матча (63—46) над командой «Пеппердайн Вейвз». Свитера с номерами 44 и 30, под которыми выступали Гатерс и Кимбл, были закреплёны за ними и выведены из употребления.

Ссылки

• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=1779 Hank "The Bankman" Gathers]  (англ.)
• [www.imdb.com/title/tt0104270/ Final Shot: The Hank Gathers Story]  (англ.)
• [www.imdb.com/title/tt1509847/ ESPN "30 for 30": The Guru of Go]  (англ.)
• [www.dailynews.com/sports/20100304/media-remembering-hank-gathers-a-fallen-lion-20-years-later Remembering Hank Gathers, a fallen Lion, 20 years later]  (англ.)
• [articles.philly.com/2010-03-04/sports/24956832_1_bo-kimble-murrell-dobbins-tech-memorial-service Stan Hochman: Hank Gathers still touching friends, strangers 20 years after his death]  (англ.)
• [www.contracostatimes.com/sports/ci_14507813?source=rss Poole: Hank Gathers had heart until he died, 20 years ago Thursday]  (англ.)
• [blog.oregonlive.com/behindbeaversbeat/2010/03/remembering_hank_gathers_our_c.html Remembering Hank Gathers: Our coverage from that tragic day]  (англ.)
• [blog.oregonlive.com/behindbeaversbeat/2010/03/march_4_1990_hank_gathers_coll.html March 4, 1990: Hank Gathers collapses, a day I will never forget as a reporter ]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Гатерс, Хэнк

– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.