Гатилов, Геннадий Михайлович

Геннадий Михайлович Гатилов
Заместитель Министра иностранных дел Российской Федерации
с 24 января 2011
Предшественник:	Александр Владимирович Яковенко
Преемник:	в должности
Рождение:	25 августа 1950(1950-08-25) (73 года) Москва, РСФСР, СССР
Образование:	МГИМО
Профессия:	дипломат
Награды:

Генна́дий Миха́йлович Гати́лов (род. 25 августа 1950) — российский дипломат, заместитель министра иностранных дел Российской Федерации с 2011 года.

Биография

Окончил МГИМО МИД СССР (1972). На дипломатической работе с 1972 года.

• 1972—1977 гг. — атташе, третий секретарь Посольства СССР в Египте.
• 1977—1980 гг. — третий секретарь Отдела международных организаций МИД СССР.
• 1980—1984 гг. — второй секретарь, первый секретарь Посольства СССР в Иордании.
• 1984—1992 гг. — первый секретарь, советник, эксперт, начальник отдела Управления международных организаций МИД СССР (с 1991 — России).
• 1992—1997 гг. — советник, заведующий политической референтурой Постоянного представительства России при ООН.
• 1997—1999 гг. — заместитель директора Департамента международных организаций МИД России.
• 1999—2004 гг. — первый заместитель Постоянного представителя России при ООН.
• Март — июль 2004 г. — исполняющий обязанности Постоянного представителя России при ООН.
• 2004—2008 гг. — старший советник канцелярии Генерального секретаря ООН.
• Апрель 2008 — январь 2011 гг. — директор Департамента международных организаций МИД России.

С 24 января 2011 г. — заместитель Министра иностранных дел России.

Семья

Женат, имеет дочь.

Награды

• Орден Дружбы (19 октября 2009) — За большой вклад в реализацию внешнеполитического курса Российской Федерации, многолетнюю безупречную службу.
• Почётная грамота Президента Российской Федерации (2 февраля 2009) — За заслуги в реализации внешнеполитического курса Российской Федерации, многолетнюю безупречную дипломатическую службу.
• Благодарность Президента Российской Федерации (19 июня 2013) — за вклад в реализацию внешнеполитического курса Российской Федерации
• Орден Почёта (29 сентября 2014) — за большой вклад в реализацию внешнеполитического курса Российской Федерации и многолетнюю добросовестную работу.

Дипломатический ранг

• Чрезвычайный и полномочный посланник 2 класса (20 февраля 1999)
• Чрезвычайный и полномочный посланник 1 класса (18 июня 2002)
• Чрезвычайный и полномочный посол (12 июля 2010).

Ссылки

• [www.mid.ru/nsite-sv.nsf/mnsdoc/20760E7A6AC381F8C325782A004043B6 Биография на сайте МИД России]

Отрывок, характеризующий Гатилов, Геннадий Михайлович

Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.