Гатс (Берсерк)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гатс
ガッツ

Гатс и Пак в манге «Берсерк»
Произведение

«Берсерк»

Появление

манга «Берсерк» глава 1, аниме «Берсерк» — серия 1.

Сэйю

Нобутоси Канна

Информация
Прозвище

Черный мечник, Убийца Сотни Человек, Ястреб Тьмы, Убийца Сотни Демонов

Раса (вид)

Человек

Пол

Мужской

Возраст

21 год[1]

Рост

190 см[2]

Род занятий

Наемник, охотник на демонов

Звание

Командир штурмового отряда Банды Ястреба

Предметы

металлическая рука со встроенной пушкой, меч «Убийца Дракона», Доспех Берсерка

Навыки

мастер двуручного меча

Формирование

Банда Ястреба

Родственники

Сис (приемная мать) — мертва, Гамбино (приемный отец) — мертв

Есть в манге

да

Есть в аниме

да

Гатс (яп. ガッツ Гатцу) — главный герой манги «Берсерк» и её аниме-экранизации, создан мангакой Кэнтаро Миурой. Наёмник, командир Штурмового Отряда Банды Ястреба, Герой Столетней Войны, Мастер меча, Чёрный мечник. В аниме 1997 года озвучен сэйю Нобутоси Канной. Впервые этот персонаж (точнее, прообраз этого персонажа) появляется в манге Кэнтаро Миуры «Prototype» как мечник, охотящийся на демонов.





Внешность

Гатс — высокий, мускулистый брюнет с резкими чертами лица. При этом даже на вид он очень гибок и подвижен. Тело покрыто сетью шрамов, полученных во множестве сражений. Одевается в одежду темных цветов. Также, как правило, носит панцирь и полузакрытый шлем. В заспинных ножнах носит двуручный меч.

После Затмения, в ходе которого погибла вся Банда Ястреба, внешность Гатса значительно преобразилась. На месте потерянного правого глаза — пустая глазница, потерянная левая рука заменена железным протезом. Сам же Гатс имеет внешность странствующего наемника увешанного оружием. Он носит чёрный панцирный доспех и чёрный плащ с капюшоном, полностью скрывающий фигуру. На спине Гатс носит свой огромный меч — «Убийца Дракона». На шее, сзади справа (в «Prototype» — справа на груди), у него «Клеймо Жертвы» — знак полученный во время Затмения, привлекающий призраков и нежить к носителю.

В арке «Ястреб Тысячелетней Империи» Гатс получает Доспех Берсерка — латный доспех чёрного цвета с шлемом в виде черепа. Когда Гатс впадает в состояние берсерка, шлем приобретает форму оскаленной волчьей морды. Из-за использования этого доспеха у Гатса появились седые пряди в волосах и шрамы по всему телу. Также Гатс выглядит старше своих лет.

Характер

Гатс — байронический герой. Он обладатель сильного и целеустремленного характера. Смел, вплоть до безрассудства. Упрям. Уверен в себе. Прямолинеен, не терпит дипломатических тонкостей общения, предпочитая говорить прямо и по существу. Также весьма жесток и циничен. Общие черты характера сохраняются на протяжении всего повествования, но при этом характер Гатса очень сильно меняется в ходе сюжета.

До вступления в Банду Ястреба был замкнутым и неразговорчивым человеком, сторонившемся окружающих. В ходе службы в Банде у него впервые появились друзья среди наемников. Также он заработал репутацию безбашенного рубаки, коим он и являлся. Также он стал верным и преданным другом, готовым без раздумий помочь товарищам, даже ценой своей жизни.

После Затмения характер Гатса сильно изменился. Он превратился в одинокого мстителя, желающего лишь отмщения, которое он творит своими руками, невзирая на цену и последствия. Он спокойно использует детей в качестве приманки, случайных свидетелей в качестве живого щита. Его абсолютно не волнуют последствия его действий для окружающих.

После возрождения Гриффита, характер Гатса снова начинает изменяться: Гатс-Мститель уступает место Гатсу-Защитнику. Хотя он все также циничен, жесток и прямолинеен, но теперь его основная задача — защита Каски. Осознание этого меняет его характер. Теперь Гатс начинает задумываться о будущем, и о последствиях своих действий, в первую очередь для Каски. Он принимает своих спутников, первоначально просто как помощников в путешествии, но затем к своему удивлению обретает в их лице новых друзей. Нынешний характер Гатса близок к его характеру в период службы в Банде Ястреба.

Биография

Гатс родился от мёртвой женщины, его мать повесили незадолго до его рождения. Новорожденного Гатса подобрала Сис, женщина одного из наемников — Гамбино, чей отряд проходил мимо. Когда Гатсу было 3 года, Сис умерла от чумы. В 6 лет, Гамбино начал давать Гатсу первые уроки боя на мечах. Так как даже короткие мечи были для Гатса слишком тяжелы, то Гатс использовал двуручный хват. В 9 лет Гатс впервые участвовал в бою, как полноправный наемник. После одного из боев, Гамбино продает Гатса на одну ночь другому наемнику — Доновану, который насилует Гатса. В первом же бою после этого Гатс убил Донавана, но в том же бою Гамбино потерял ногу. В течение следующих двух лет Гатс заботился о Гамбино, но однажды Гамбино попытался его убить. Гатс убил Гамбино, и бежал из роты наемников.

Следующие 4 года Гатс скитался по всем фронтам, часто меняя отряды, пока однажды не оказался в Банде Ястреба — легендарном отряде наемников, который ни разу не терпел поражений в бою. Великолепно проявив себя в бою, он вскоре стал командиром Штурмового Отряда — элитного ударного отряда Банды Ястреба. Также он впервые нашел друзей, в числе которых командир Банды Ястреба — Гриффит. В рядах Банды Гатс совершает немало подвигов, которые делают его легендой, в том числе победа в схватке с сотней наемников, за которую он получил прозвище Убийца Сотни Человек. Спустя примерно 3 года Гатс покидает Банду. Ещё через год он узнает, что Гриффит заточен в тюрьме и вместе с остатками Банды Ястребов предпринимает успешную попытку освобождения Гриффита. Но искалеченный Гриффит уже не может даже ходить. Не в силах смириться с этим Гриффит активирует Бехелит, который он носил на шее. За исполнение его желания он отдает самое ценное, что у него есть — Банду Ястреба. В результате уцелели только Гатс, потерявший руку и глаз, Каска, лишившаяся рассудка и Риккерт, который просто отсутствовал. Придя в себя, Гатс принимает решение отомстить Апостолам Руки Бога и Гриффиту.

Ещё 2 года Гатс бродит по континенту, убивая апостолов, а также нежить и духов, привлекаемых его меткой жертвы. На самого же Гатса объявлена охота Церковью. По его следам следует отряд Рыцарей Святых Железных Цепей, который настигает его, обессиленного, после стычки с очередным Апостолом. Гатсу удается сбежать, но вскоре он узнает, что Каска, оставленная им у Годо, сбежала и он отправляется по её следам на Святую Землю — в Альбион. Там он освобождает Каску из рук Церкви и становится свидетелем возрождения Гриффита.

После спасения Каски Гатс понимает, что он не в состоянии обеспечить её безопасность и одновременно продолжать мстить Апостолам, поэтому он принимает помощь своих спутников — в частности Фарнезы и Серпико, бывших Рыцарей Святых Железных Цепей и следуя совету эльфа Пака отправляется на поиски Эльфхейма, страны эльфов, чей король возможно сможет помочь Каске. Во время путешествия, Гатс получает в подарок от колдуньи Флоры, Доспех Берсерка, артефакт, увеличивающий силу и скорость, а также блокирующего боль, но при этом его носитель теряет самоконтроль, впадая в слепую ярость Берсерка.

Навыки и способности

Гатс — мастер меча, возможно, один из самых лучших мечников. Начав тренировки в возрасте 6 лет, он добился великолепного владения двуручным мечом. Его выдающиеся навыки владения оружием отмечали даже враги, например, Бессмертный Зодд или Генерал Боскон. Также Гатс владеет другими видами оружия: гранатами, метательными ножами, арбалетом, ручной пушкой.

Гатс невероятно силен и вынослив. В начале своей карьеры наёмника он использовал двуручный меч, который был почти втрое тяжелее обычных двуручников. При этом он использовал его без особых усилий даже одной рукой. Также он единственный, кроме первого владельца, человек, сумевший овладеть «Убийцей Дракона» — огромным мечом, выкованным кузнецом Годо.

Впечатляет и его способность к самовосстановлению: он пережил множество схваток с превосходящим его противником, но сумел выжить и восстановиться даже после тяжелейших ранений. Также можно отметить его подвижность и молниеносную реакцию.

Гатс — тактик, способный моментально оценить ситуацию и действовать с наибольшей эффективностью для себя. В зависимости от ситуации он может использовать различное снаряжение из своего арсенала, а также различные приемы и уловки. Также он способен мгновенно адаптироваться к изменившейся ситуации, в результате чего, его очень сложно застать врасплох.

Особенностью Гатса является Клеймо Жертвы — символ, означающий что он предназначен в жертву духам. Гатс получил его во время Затмения, когда Гриффит принес в жертву Банду Ястреба. Этот знак позволяет ему находиться одновременно в мире живых и мире духов, в результате чего, он, как маяк, притягивает призраков, демонов и нежить, в течение ночи и, иногда, дня. Также он начинает кровоточить, когда рядом оказывается Апостол. При приближении к Апостолам Руки Бога клеймо начинает отдаваться ужасающей болью, которая может даже привести к смерти Гатса.

Снаряжение Гатса

  • Искусственная рука

Во время Затмения Гатс потерял левую руку по локоть, но Годо и Риккерт изготовили для него протез — железную руку. В её ладонь и пальцы вмонтированы магниты, чтобы можно было держать меч. Также конструкция руки позволяет крепить на её малый арбалет. Последний «сюрприз» этой руки — встроенная пушка. При необходимости Гатс откидывает кисть и производит выстрел. Плюс ко всему, сам протез является сокрушительной заменой кулаку в рукопашной схватке.

  • «Убийца Дракона»

Огромный меч Гатса. Он был выкован кузнецом Годо по заказу одного короля, пожелавшего меч, способный убить дракона одним ударом. Годо выковал такой меч и дракон был убит, но самого Годо приговорили к смерти. В результате Годо бежал, прихватив и этот меч.

Меч представляет собой клинок, огромных размеров, выкованный из чёрного металла. Большинство видевших его сравнивают его с глыбой металла или огромным брусом. Меч очень тяжел, его с трудом переносили два рыцаря, но при этом с одного удара способен пробить любой доспех даже с его владельцем и Гатс владеет им в совершенстве. Также, благодаря тому, что Гатс убил им множество апостолов и духов, меч сам приобрел темную ауру, что не могло не сказаться на его боевых свойствах. Возможно, теперь им можно убить апостолов «Руки Бога» даже в астральном мире.

  • Доспех Берсерка

Проклятый артефакт, созданный гномами давным-давно. О его прошлых владельцах мало что известно, кроме того, что он послужил причиной смерти, по меньшей мере одного из них. Также известно что одним из его владельцев был Рыцарь-Череп, о чём свидетельствует изначальная форма шлема в виде черепа, а также разговор рыцаря с Ширке и Гатсом; о нём вскользь упоминал Бессмертный Зодд в битве у дома Флоры. Рыцарь-Череп передал доспех на хранение волшебнице Флоре, которая в свою очередь подарила его Гатсу.

Доспех увеличивает физическую силу и скорость носителя. Также его владелец не ощущает боли и повреждений. В случае переломов доспех фиксирует кости пронзая их вместе с плотью, результатом этого является обширная кровопотеря. Другим побочным эффектом является полная потеря самоконтроля — носитель доспеха перестает отличать своих от чужих, впадая в состояние слепой ярости.

Отношения с другими персонажами

С Гриффитом

Первоначально Гатс воспринимал Гриффита, как очередного командира-аристократа: высокомерного, напыщенного и самовлюбленного эгоиста. Но узнав его поближе, Гатс сблизился с ним и в итоге он стал его лучшим другом[3]. До определённого момента Гатс думал, что сам Гриффит тоже считает его своим лучшим другом, но позже он понял, что это не так. На самом деле Гатс был для него просто верными мечом и надежным щитом. После того, как Гатс понял это, он решил покинуть Гриффита и следовать своим путём. Гатсу не хотелось быть просто орудием, с помощью которого Гриффит стремился к осуществлению своей грандиозной мечты. Когда Гриффит увидел, что Гатс действительно собирается покинуть его, он заявил, что Гатс полностью принадлежит ему. Это подтвердило тот факт, что Гриффит считал Гатса своей собственностью. Несмотря на это, позже Гатс принимал активное участие в освобождении Гриффита из тюремного заключения, поскольку всё ещё испытывал к последнему дружеские чувства. Но после предательства Гриффита дружеское отношение к нему Гатса сменилось сильной ненавистью. Теперь Гатс ненавидит Гриффита за то, что он принёс в жертву Банду Ястреба и изнасиловал Каску.

С Каской

Долгое время отношения между Гатсом и Каской были натянутыми. Каска считала его опасным и неуправляемым, подвергающим опасности жизнь Гриффита и других Ястребов, а Гатс злился на неё за то, что она всегда говорила это ему в лицо. Но позже они смогли найти общий язык, а спустя некоторое время полюбили друг друга. Гатс все ещё любит Каску, несмотря на то, что она боится его, так как он едва не убил её, впав в состояние берсерка. На данный момент Каска — самый дорогой человек для Гатса.

Напишите отзыв о статье "Гатс (Берсерк)"

Примечания

  1. [www.skullknight.net/encyclopedia/world/timeline/timeline.html Berserk Encyclopedia: Timeline]
  2. Young Animal ads for vol. 26 release of Berserk.
  3. [www.younganimal.com/berserk/world/section1.html ストーリー概観] (яп.)(недоступная ссылка — история). Berserk Official Corner. Проверено 31 июля 2010. [web.archive.org/20031011014311/www.younganimal.com/berserk/world/section1.html Архивировано из первоисточника 11 октября 2003].


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гатс (Берсерк)

Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.