Гатчинская улица (Санкт-Петербург)
Поделись знанием:
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Запрос «Гатчинская улица» перенаправляется сюда; см. также другие значения.
| Гатчинская улица Санкт-Петербург | ||
| Общая информация | ||
|---|---|---|
| Район города | Петроградский | |
| Исторический район | Петроградская сторона | |
| Прежние названия | Безымянная улица, Десятая улица | |
| Ближайшие станции метро |  Петроградская  Чкаловская
| |
| Почтовый индекс | 197136, 197198 | |
 Перспектива Гатчинской улицы от Чкаловского проспекта | ||
| [www.openstreetmap.org/?lat=59.963754&lon=30.299606&zoom=15&layers=M на карте OpenStreetMap] | ||
| [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=500&mapX=3373145&mapY=8354091&descx=3373145&descy=8354091&scale=11&text=%C3%E0%F2%F7%E8%ED%F1%EA%E0%FF+%F3%EB. на карте Яндекс] | ||
| [maps.google.com/maps?f=q&hl=en&geocode=&q=%D0%93%D0%B0%D1%82%D1%87%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D1%83%D0%BB%D0%B8%D1%86%D0%B0,+%D0%A1%D0%B0%D0%BD%D0%BA%D1%82-%D0%9F%D0%B5%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B1%D1%83%D1%80%D0%B3,+%D0%A0%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D1%8F&sll=59.96558,30.300293&sspn=0.032907,0.096474&ie=UTF8&ll=59.963754,30.299606&spn=0.008227,0.024118&z=15&iwloc=addr на карте Google] | ||
 Гатчинская улица на Викискладе
| ||
Га́тчинская улица проходит в Петроградском районе Санкт-Петербурга от Большой Пушкарской улицы до Чкаловского проспекта.
Содержание
История
Эта улица возникла в первой половине XVIII века на территории строений Копорского гарнизонного полка. С конца XVIII века около 60 лет называлась Безымянной улицей, а в 1804—1817 годах — также Десятой улицей. Получила название Гатчинской в 1858 году по названию города Гатчины Петербургской губернии.
Здания и достопримечательности вдоль Гатчинской улицы
От Большой Пушкарской улицы до Большого проспекта
Начальный отрезок улицы от Большой Пушкарской улицы до Большого проспекта появился лишь в XX веке и не имеет собственной нумерации.
- Первый по этой улице дом с башенкой в виде шишки — Большая Пушкарская, 34 — построен в 1911 году по проекту техника-инженера Л. В. Богуского, реконструирован в 1912 году техниками И. А. Артемьевым и А. И. Гавриловым.
- Напротив этого дома перед небольшим сквером расположен дом 32 по Большой Пушкарской ул. Это то, что осталось от двухэтажного особняка Петра Петровича Шорохова, потомственного почётного гражданина, депутата Городской думы, председателя нескольких благотворительных обществ, владельца нескольких доходных домов и Белозерских бань. Часть фасада особняка, обращённая к Гатчинской улице, отсутствует — поглощена брандмауэром корпуса доходного дома.
- Угловой [www.citywalls.ru/photo1066-0.html дом 39 по Большому проспекту]
памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1] — дом С. М. Липавского, построен в 1912-1913 годах по проекту Ф. И. Лидваля и Д. Д. Смирнова. Дом был построен для профессоров Медицинского института. В нём был устроен лифт (с уровня 2-го этажа), водопровод, электроосвещение, угольная котельная с системой весьма эффективного парового отопления. В доме был мусоропровод, устроенный на чёрной лестнице в стенной нише, с цепным конвейером на 1-м этаже для передачи мусора в мусорный накопитель во дворе. В накопителе был устроен подъёмный пол с механическим подъёмником для выгрузки мусора в подводу. В каждой квартире была большая плита (2 х 1,5 м) с маленькой топкой для торфяных и угольных брикетов. Были ванны с водогреями типа «титан», с топками на тех же брикетах. После уплотнения во многих квартирах были установлены круглые дровяные печи, лифт не работал (до 1970-х гг.), мусопровод замуровали, а готовили пищу на примусах, керосинках и т. п. до установки в 1952 году газовых плит. На чердаке была устроена прачечная с помещениями для сушки белья. Дом был весьма комфортабельным даже по нынешним меркам.
От Большого до Малого проспекта Петроградской стороны
- Гатчинская, 1 / Большой проспект, 56: 6-этажный жилой дом, построенный в XIX веке (первоначально имел не более 4 этажей) и затем неоднократно перестраивавшийся и модернизировавшийся (1899 — надстроен, арх. О. Л. Игнатович; 1904 — перестроен и расширен, арх. И. Б. Калиберда; 1911 — расширен, арх. И. И. Долгинов; 1956 — капитальный ремонт с заменой лестниц, лифтов и части перекрытий). Со стороны Лахтинской улицы к нему на месте бывшего сквера пристроен современный торгово-бытовой центр (2004—2005 год, арх. А. В. Титов). До революции этот доходный дом принадлежал виолончелисту Мариинского театра Альберту Пуни[2], сыну композитора Цезаря Пуни, и его жене Лидии Михайловне,[3] а управляющим домом был Штерн (Астров), зять А. Пуни; в доме размещалось частное учебное заведение 3-го разряда Л. А. Васильевой. В 1913—1915 годах квартиру на 6-м этаже занимали художники Иван Альбертович Пуни и его жена Ксения Богуславская. Эта их квартира была и мастерской, и своеобразным «салоном», местом встреч художников и поэтов, авангардистов и футуристов: здесь бывали Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Давид Бурлюк, Игорь Северянин, Бенедикт Лившиц и др. В этом доме (в кв. № 23) в 1980-е также жил энтомолог Н. Ю. Клюге. В доме со стороны Гатчинской улицы расположены мини-отель «Гена» и Лаборатория немедикаментозной терапии, а во дворе — Детская студия театрального сочинительства и репетиционная база Театра драматических импровизаций.
- Гатчинская, 2 / Большой проспект, 54: 1875—1876, угловая часть, арх. П. О. Осипов; 1893, 1898—1902 гг. — перестройка с включением существовавшего дома, арх. В. Р. Курзанов, 1904—1909 гг. — перестройка, арх. Г. Г. фон Голи. До революции в доме находилось фотоателье «Э. Ф. Брейер» (открыто не позже 1901, закрыто не ранее 1913) и частная женская гимназия Н. Ф. Бастман с правами правительственной (основана в 1902 году).[4] В 1928 году в доме 52 располагался Педагогический музей Петроградского района[5]. Теперь на первом этаже в угловой части расположено кафе «Шоколадница», а со стороны Гатчинской улицы — ресторан французской кухни «Друзья Жан-Жака Руссо».
- Шестиэтажный кирпичный жилой дом 4 построен в начале 1970-х годов на месте сквера и небольшого дома, в котором до революции помещалось мужское реальное училище.
- Дом 6 ([www.citywalls.ru/photo1109-0.html фото]): 1908—1909, арх. В. С. Шорохов. В этом доме жили М. С. Друскин и (в 1941—1942 годах[6]) Я. С. Друскин.
- Дом 8 ([www.citywalls.ru/photo1067-0.html фото]) — доходный дом И. Ф. Филаретова, 1912—1913, арх. Д. Д. Смирнов. В предреволюционные годы в этом доме находилась контора паркетной фабрики Ю. Л. Кёнига. В 1930-х годах в этом доме жил Л. С. Липавский, у которого собирались обэриуты: Я. С. Друскин, А. И. Введенский, Н. А. Заболоцкий, Н. М. Олейников, Д. И. Хармс.
- Дом 3, а по некоторым документам[7] — дом 5, к. 2, — это небольшая пристройка к дому 1/56, в которой расположена котельная.
- В доме 5 (построенном в 1871 году) в 1888 году на средства П. Ю. Лисянского в память его рано умершего сына был устроен детский приют. Для этого существовавший дом был перестроен и надстроен 4-м этажом по проекту архитектора Х. Х. Тацки. В приюте содержались 25 мальчиков в возрасте 5-14 лет, детей бедных родителей;[8] имелись церковь[9] и двухклассная церковно-приходская школа. В 1919 году церковь закрыта, здание перестроено под жильё. В 2002—2003 годах дом расселён и переоборудован под [www.eurasia-hotel.ru/eurasia/ отель «Евразия»].
- Дом 7 — доходный дом, неоклассицизм, 1909, арх. П. В. Резвый.
- Дом 9 — 1912—1913, арх. Н. И. Иванов. В годы советской власти в этом доме находилось подпольное "издательство", где на пишущей машинке под копирку перепечатывались книги Набокова, Солженицына и других запрещённых в то время авторов[10].
- Дом 10 — доходный дом, 1910, арх. О. Л. Игнатович.
- Дом 11 памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[1] — крупный жилой дом, выделяющийся фасадом, богато украшенным рустовкой, маскаронами и орнаментами. Во дворе дома расположено районное Агентство по приватизации жилищного фонда. Это бывший доходный дом А. М. Васильева (начат В. В. Корвин-Круковским в 1901, завершён В. В. Шаубом в 1902 году).
- Дом 13 — 1901, доходный дом, архитектор П. И. Мульханов. Первоначально был трёхэтажным, впоследствии надстроен. Здесь участок Гатчинской улицы от Большого до Малого проспекта заканчивается небольшим сквером. Во время постройки дома 13 участок, включающий этот дом, сквер (где тогда располагалось строение с номером 15), дом 55 по Малому проспекту (построенный одновременно с домом 13 тоже по проекту П. И. Мульханова) и соседствовавшие с ним хозяйственные постройки на Лахтинской улице, 16 принадлежал Е. И. Калугину, владельцу мелочных лавок на Большом проспекте (в домах № 16, 31, 50 и 54/Гатчинская, дом № 2) и на Большой Белозерской улице, 16.[11]
- Напротив домов 11 и 13 расположен дом 16 — бывшее убежище взрослых калек Петровского общества вспомоществования бедным, попечительницей которого была вел. кн. Елизавета Фёдоровна. Убежище, рассчитанное на 40 человек, было построено в 1897—1898 годах по проекту арх. С. И. Андреева на средства Алексея Борисовича Враского, почетного члена Общества, на участке, подаренном Обществу сыновьями его первого жертвователя А. А. и С. А. Кашинцевыми; открыто 14 ноября 1899 года. 20 октября 1904 года прот. Александр Феодорович Каминский освятил домовую церковь Казанской иконы Божией матери на 300 человек при этом убежище, которую устроил в на свои деньги почётный член Общества А. М. Кириков. Церковь закрыта 22 июля 1923 года, через год разорена. Во второй половине 1920-х помещение церкви использовалось Обществом трезвенников. Позднее здание капитально перестроено. В настоящее время в нём находятся административные учреждения (паспортный стол, жилищно-эксплуатационная контора, районное проектно-инвентаризационное бюро, муниципальный совет муниципального округа «Петровский»), а на углу Малого проспекта — ресторан китайской кухни «Дивный сад».
От Малого до Чкаловского проспекта
- Гатчинская, 17 / Малый проспект, дом 60 — дом с угловой башенкой, 1903, арх. Д. А. Крыжановский. Второй и третий этажи выделены рустовкой. Слева на втором и четвёртом этажах уходят внутрь два балкона с металлическими решетками. Окна — разных пропорций, самые маленькие — на последнем, четвёртом этаже.
- Гатчинская, 19-21 — доходный дом, 1910—1913, арх. А. Л. Лишневский совместно с А. Л. Берлиным. В доме расположен детский сад № 80 Петроградского района.
- Дом 22 — доходный дом, по центру и по бокам украшенный полукруглыми фронтонами с лепкой в виде гербов с орлами (лепка в виде большого орла на центральном фронтоне утрачена не ранее 1970-х). Построен в 1911—1912 годах по проекту архитектора А. Р. Гавемана. В ранее существовавшем доме с 1890-х годов находилась мебельно-столярная мастерская Тимофея П. Фёдорова (с 1895 — поставщика великих князей Константина Константиновича и Петра Николаевича).
- Гатчинская, 23-25
- Дом 27-29 — протяжённый жилой дом: левая часть — 1906 год, арх. И. А. Претро (в этом доме с 1909 года жил Н. М. Книпович), правая часть — 1911, арх. Н. И. Товстолес.
- Дом 31-33 — арх. К. Н. де Рошефор, 1910. На первом этаже расположен ресторан «Старый Баку». В доме также расположен офис «Петербургрегионгаз». Во дворе дома находится офис продаж «ТЭК — Телефония и Электронные Компоненты».
- Последний дом по нечётной стороне улицы — Гатчинская, 35 / Чкаловский пр., 17 (1907, арх. П. И. Мульханов). В этом жилом доме после 1917 года располагалось начальное смешанное училище с воскресной женской школой при нём, затем размещалась общеобразовательная вечерняя сменная средняя школа № 28 с очным и заочным обучением, в 1970-х также находилась фильмотека Ждановского и Петроградского районов, а теперь размещаются высшая школа моды и дизайна и автошкола.
- Чётная сторона Гатчинской улицы завершается корпусами Государственной типографии «Печатный двор»[12] (Гатчинская ул., 24-26)
памятник архитектуры (региональный)[13] Эти корпуса, построенные по проекту Л. Н. Бенуа при участии Л. Л. Шрётера в 1907—1910 годах, выходят также на Чкаловский проспект, 15, и Ораниенбаумскую улицу, 27. Вторая очередь комплекса на углу Ораниенбаумской ул. была построена позже в ином стиле. Комплекс располагал не только хорошо оснащёнными цехами, но и целым рядом социально-бытовых помещений. В большом трёхэтажном Здании рабочих организаций по Гатчинской ул., 24 размещались общежития рабочих и учеников, амбулатория, баня, прачечная, театральный зал и потребительская лавка. В настоящее время это ОАО «„Печатный двор“ им. А. М. Горького».
Транспорт
Движение на всем протяжении улицы — одностороннее, в направлении от Чкаловского к Большому проспекту.
Общественный транспорт по Гатчинской улице не ходит. Ближайшие станции метро — «Петроградская» и «Чкаловская». Ближайшие остановки наземного общественного транспорта расположены на Большом пр. П. С. (при движении с северо-востока на юго-запад), Малом пр. П. С. и Большой Пушкарской ул. (при движении в обратном направлении), а также на Чкаловском проспекте:[14]
- автобусы № 1, 10, 25, 128, 191;
- троллейбусы № 1, 9, 31;
- коммерческие автобусы К-10, К-30, К-32, К-120, К-127, К-131, К-149, К-175, К-183, К-252, К-298, К-321, К-346 и К-690.
Напишите отзыв о статье "Гатчинская улица (Санкт-Петербург)"
Примечания
- ↑ 1 2 Включён в [www.assembly.spb.ru/manage/page?tid=0&nd=8348128&nh=1 «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»] (утверждён приказом КГИОП от 20 февраля 2001 года № 15 с изменениями на 1 декабря 2010 года).
- ↑ Лихачёв, Д. С. Воспоминания. — Изд. 2-е — СПб.: «Logos», 1999. — С. 70—96.
- ↑ Яблонский П.О. Адресная книга г. Санкт-Петербурга. — Лештуковская Паровая Скоропечатня П.О. Яблонского, 1892 — 1900.
- ↑ Архивное управление Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Начальное и среднее образование в Санкт-Петербурге. XIX — начало ХХ века. Сборник Документов. — СПБ: Лики России, 2000.
- ↑ Список абонентов ЛГТС: 1928. С. XLI
- ↑ [www.orbis.spb.ru/topohron/arch_obj/16000039.htm Друскин Яков Семенович] // Сайт «Санкт-петербургские ассамблеи»
- ↑ [www.mo62.msu.spb.ru/news122.htm Реконструируемые котельные]
- ↑ [encspb.ru/object/2804677335 Приют отрока Василия (Энциклопедия Санкт-Петербурга)]
- ↑ [www.petergen.com/bovkalo/kl/spburgsnoprotrvas.html Церковь во имя Спаса Нерукотворного Образа (домовая)]
- ↑ [lj.rossia.org/users/nika/107817.html?mode=reply Свидетельство очевидца о подпольном издательстве]
- ↑ Справочник «Весь Петербург» за 1900-е годы.
- ↑ [www.pdvor.ru/ «Печатный двор»]
- ↑ Министерство культуры РФ. [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=7801107000 № 7801107000] // Сайт «Объекты культурного наследия (памятники истории и культуры) народов Российской Федерации». Проверено 26.01.2011
- ↑ [gortrans.vpeterburge.ru/ Общественный транспорт Санкт-Петербурга]
Литература
- Д. А. Крыжановский // Архитектура Ленинграда. 1941, № 2. С. 73.
- Сафьян Б. И., Марвиц З. Б. Орденоносный «Печатный двор»: Очерк истории типографии А. М. Горького. — М., 1969.
- Ефремов Г. Г. Гатчинская улица // Блокнот агитатора / Отделы пропаганды и агитации Ленинградского Обкома и Горкома КПСС. — Л.: Лениздат, 1975. — № 31. — с. 43—49.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 88. — 511 с.
- Бенедикт Лившиц. [www.ka2.ru/hadisy/livshitz.html Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания] — Л.: Сов. писатель, 1989. — с. 309—546.
- Городские имена сегодня и вчера: Петербургская топонимика / сост. С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев и др. — 2-е изд., перераб. и доп. — СПб.: Лик, 1997. — С. 36. — 288 с. — (Три века Северной Пальмиры). — ISBN 5-86038-023-2.
- Исаченко В. Г. (сост.). Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века, ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998.
- Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — СПб.: Норинт, 2002. — 353 с. — ISBN 5-7711-0019-6.
Ссылки
- [www.citywalls.ru/search-street172.html Гатчинская улица] на архитектурном сайте Citiwalls.
- Из истории «Печатного двора»: Н. Михайлов [publish.ruprint.ru/stories/9/114_1.php Не только светлые цеха…], [publish.ruprint.ru/stories/9/96_1.php Превращая полезное в изящное]
- [encspb.ru/object/2804001723 Печатный двор на сайте «Энциклопедия Санкт-Петербурга»]
- [encspb.ru/object/2804677335 Детский приют в память отрока Василия на сайте «Энциклопедия Санкт-Петербурга»]
- [encspb.ru/object/2804677126 Убежище взрослых калек Петровского общества на сайте «Энциклопедия Санкт-Петербурга»]
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гатчинская улица (Санкт-Петербург)
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.
Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
