Гау

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Гау (значения).

Гау (нем. Gau, нидерл. gouw — «край, область, округ»; от др.-в.-нем. gouwe, gouwi «ландшафт, край, область») — у древних германцев — территория проживания племени, которая обладала однородным ландшафтом и была обрамлена естественными границами. Соответствует англ. shire «графство».





Гау в древности

В древности гау обозначало небольшие области под управлением независимых выборных вождей и с собственной системой правосудия.

Гау в Средние века

Во Франкской империи Карла Великого гау по сути являлось административной единицей, во главе которой стоял назначенный граф (гауграф), одновременно являвшийся главным судьей и командующим войском. Со временем графы из наместников государя стали наследственными владетелями своих областей, и вместо «гау» стал употребляться термин «графство» (comitatus или Grafschaft). Ландграфства: Зундгау, Нордгау, Брайсгау, Альбгау, Линцгау, Тургау, Аргау.

Нацистская Германия

См. также: рейхсгау

Во времена правления Гитлера слово «гау» обозначало партийные округа Германии, а гауляйтерами  называли руководителей региональных отделений НСДАП. Со временем всё больше гау превращалось из единицы партийного управления территорией в единицу административно-хозяйственную. Первоначально на территории Германии было образовано 38 гау. Впоследствии число их возросло. В связи с реформированием системы административного деления как Восточной, так и Западной Германии после 1945 года, «гау» перестало употребляться в официальных текстах.

Список гау в Германии и на оккупированных территориях на 1942 год:

Сегодня

Сегодня так называют филиалы физкультурных объединений Германии и Австрии, а также «Всеобщего германского автоклуба» (Allgemeiner Deutscher Automobil-Club) со штаб-квартирой в Мюнхене, который насчитывает около 15,5 миллионов членов. В Австрии в разговорной речи «гау» используется в своём устаревшем значении, несмотря на то, что официально административными единицами Австрии являются округа.

Этимология

Этимология др.-в.-нем. gouwe, gouwi «ландшафт, край, область» остаётся неясной. Для решения этого вопроса можно использовать и материалы восточного крыла индоевропейских языков — авест. gava «селение», др.-арм. gawaṙ «область» գաւառ, санскр. gō «земля» गो, ku «земля, край» कु, и даже неиндоевропейских — др.-кит. guó «родные места, край, город-государство» 國, кит. тр. guówù «государственный» 國務, яп. gawa «сторона (напр. переговоров)» 側, ku «округ» 区[1].

В топонимике

Города, в названиях которых содержится или, возможно, содержится подобный топоформант: англ. Glasgow «Глазго», Linlithgow «Линлитгоу», арм. Gavaṙ «Гавар» Գավառ, белор. Быхаў «Быхов», венг. Ráckeve «Рацкеве», кашубск. Żukòwò «Жуково», латыш. Jelgava «Елгава», мокш. Темникав «Темников», нем. Bad Saulgau «Бад-Заульгау», Oberammergau «Обераммергау», Regau «Регау», Rodgau «Родгау», Schongau «Шонгау», Torgau «Торгау»[2], польск. Częstochowa «Ченстохова», Człuchów «Члухув», Grodków «Гродкув», Kraków «Краков», Piotrków «Пётркув», Pruszków «Прушкув», Puszczykowo «Пущиково», Rzgów «Жгув», Sieraków «Серакув», Stryków «Стрыкув», Wasilkоw «Василькув», Witkowo «Витково», русск. Балаково «Балаково», Бологое «Бологое», Болохово «Болохово», Болхов «Болхов», Данков «Данков», Дятьково «Дятьково», Жуков «Жуков», Лысково «Лысково», Льгов «Льгов», Москва «Москва», Порхов «Порхов», Псков «Псков», Серпухов «Серпухов», Тейково «Тейково», Хотьково «Хотьково», Щёлково «Щёлково», рум. Bacău «Бакэу», серб. Ковин «Ковин», укр. Барвінкове «Барвенково», Берегове «Берегово», Біла Церква «Белая Церковь», Болехів «Болехов», Василькiв «Васильков», Глухів «Глухов», Горохів «Горохов», Зіньків «Зеньков», Оріхів «Орехов», Очаків «Очаков», Радехів «Радехов», Рахів «Рахов», Харків «Харьков», Чернігів «Чернигов», Чортків «Чортков», чеш. Tachov «Тахов».

Напишите отзыв о статье "Гау"

Примечания

  1. ↑ [cyberleninka.ru/article/n/nazvaniya-tryoh-pravoberezhnyh-prireynskih-gorodov Малахов С.В. Названия трёх правобережных прирейнских городов] Austrian Journal of Humanities and Social Sciences. — 2015. — № 11-12. — С. 84.
  2. ↑ Тж.: в.-луж. Torhow «Торгау».


<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 В этой статье не хватает ссылок на источники информации.
Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники.
Эта отметка установлена 13 мая 2011 года.
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Гау

– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.
Если допустить, что жизнь человеческая может управляться разумом, – то уничтожится возможность жизни.


Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни было, то невозможно объяснить явлений истории без понятий о случае и о гении.
Если цель европейских войн начала нынешнего столетия состояла в величии России, то эта цель могла быть достигнута без всех предшествовавших войн и без нашествия. Если цель – величие Франции, то эта цель могла быть достигнута и без революции, и без империи. Если цель – распространение идей, то книгопечатание исполнило бы это гораздо лучше, чем солдаты. Если цель – прогресс цивилизации, то весьма легко предположить, что, кроме истребления людей и их богатств, есть другие более целесообразные пути для распространения цивилизации.
Почему же это случилось так, а не иначе?
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.
Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Гау&oldid=80690799»