Гаудеамус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Гаудеа́мус» (лат. gaudeamus — возрадуемся) — студенческая песня (гимн) на латинском языке. Название образовано по первому слову песни. Известна также под названием «De brevitate vitae» («О скоротечности жизни»)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3790 дней].





История

Песня появилась в XIII или XIV веке либо в Гейдельбергском, либо в Парижском университете (Себастьян Брант упоминает гимн 1267 года под названием «Gaudeamus igitur»).

«Гаудеамус» восходит к жанру застольных песен вагантов — средневековых бродячих поэтов и певцов, среди которых были и студенты.

В течение нескольких веков песня передавалась устно и поэтому имеет много вариантов. В печатном виде текст «Гаудеамуса» впервые появился в 1776 году, а в 1781 странствующий писатель Христиан Вильгельм Киндлебен придал ему форму, сохранившуюся до настоящего времени.

Известный мотив песни утвердил, вероятно, композитор XV века Йоханнес Окегем (или Окенгейм).

Текст и перевод

Ниже приводится один из вариантов латинского текста песни и вольный перевод. Первые две и последняя строки каждого куплета исполняются дважды. Таким образом, строки каждого куплета исполняются в следующем порядке: I, II, I, II, III, IV, V, V. В российских вузах гимн традиционно исполняется в сокращённом варианте — только первый и четвёртый (иногда также и седьмой) куплеты.

Латинский текст Перевод

1
Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus!
Post jucundam juventutem,
Post molestam senectutem
Nos habebit humus!

2
Ubi sunt, qui ante nos
In mundo fuere?
Transeas ad superos,[1]
Transeas ad inferos,
Hos si vis videre!![2]

3
Vita nostra brevis est,
Brevi finietur.
Venit mors velociter,
Rapit nos atrociter,
Nemini parcetur!
        
4
Vivat Academia!
Vivant professores!
Vivat membrum quodlibet!
Vivant membra quaelibet!
Semper sint in flore!
       
5
Vivant omnes virgines
Graciles[3], formosae!
Vivant et mulieres
Tenerae, amabiles,
Bonae, laboriosae!
                  
6
Vivat et res publica
Et qui illam regunt!
Vivat nostra civitas,
Maecenatum caritas,
Qui nos hic protegunt![4]
        
7
Pereat tristitia,
Pereant dolores[5]!
Pereat Diabolus,
Quivis antiburschius
Atque irrisores!

1
Итак, будем веселиться,
пока мы молоды!
После приятной юности,
после тягостной старости
нас возьмёт земля.

2
Где те, которые раньше нас
жили в мире?
Пойдите на небо,
перейдите в ад,
если хотите их увидеть.

3
Жизнь наша коротка,
скоро она кончится.
Смерть приходит быстро,
уносит нас безжалостно,
никому пощады не будет.

4
Да здравствует университет,
да здравствуют профессора!
Да здравствует каждый член сообщества,
да здравствуют все его члены,
да вечно они процветают!
  
5
Да здравствуют все девушки,
изящные и красивые!
Да здравствуют и женщины,
нежные, достойные любви,
добрые, трудолюбивые!
        
6
Да здравствует и республика,
и тот, кто ею правит!
Да здравствует наш город,
милость меценатов,
которая нам здесь покровительствует.

7
Да исчезнет печаль,
Да исчезнут скорби наши,
Да исчезнет дьявол,
Все враги студентов
И смеющиеся над ними!

Факты

  • П. И. Чайковский в 1874 году переложил «Гаудеамус» для 4-голосного мужского хора с фортепиано, и в том же году хоровая партитура была издана под псевдонимом Б. Л. (так Чайковский подписывал свои музыкальные фельетоны).
  • Существует несколько поэтических переводов песни на русский язык. Наиболее известные: С. И. Соболевского (филолога, переводчика с классических языков древности, 18641963) и Н. В. Бугаева (математика, профессора Московского университета). Ни один из переводов не является общепринятым.
  • «Гаудеамус» всегда звучит во время церемонии награждения на Универсиадах вместо гимна победившей страны.

Напишите отзыв о статье "Гаудеамус"

Примечания

  1. В этой и следующей строчках слово transeas может заменяться на vadite или vadeas с тем же значением
  2. Вариант: Ubi jam fuere — «где они уже были»
  3. Возможен вариант faciles — «ласковые»
  4. Глагол во второй и пятой строчках может быть употреблён в единственном числе — соответственно regit и protegit. Тогда местоимение qui в пятой строчке поменяется соответственно на таковое в единственном числе, т.е. quae
  5. Вариант: osores — «ненавистники»

Литература

  • Бабичев Н. Т., Боровский Я. М. Словарь латинских крылатых слов. — М.: Терра, 1997. — С. 291—292.

Ссылки

  • [gaudeamus.bmstu.ru/rec.html Гаудеамус в исполнении камерного хора «Гаудеамус» МГТУ имени Баумана]
  • [www.karlgraf.ch/Schuetzenchor/Midis/gaudeamus_MP3.mp3 Гимн в формате mp3 (3,12 MB)]
  • [www.mineral.spmi.ru/08interest/gaudeamus.html СТУДЕНЧЕСКИЙ ГИМН «ГАУДЕАМУС»]
  • [www.ksu.ru/kapella/gadeamus.mp3 Гаудеамус в исполнении ] хоровой капеллы Казанского университета (файл в формате .mp3 — 743 K)

Отрывок, характеризующий Гаудеамус

В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней: