Гауптман, Мориц

Мориц Гауптман нем. Moritz Hauptmann
Основная информация
Дата рождения	2 (13) октября 1792(1792-10-13)
Место рождения	Дрезден
Дата смерти	22 декабря 1867 (3 января 1868)(1868-01-03) (75 лет)
Место смерти	Лейпциг
Профессии	композитор, музыковед, педагог, редактор

Мориц Га́уптман, Хауптман (нем. Moritz Hauptmann; 13 октября 1792, Дрезден — 3 января 1868, Лейпциг) — немецкий музыковед, композитор, педагог.

Биография

Мориц Гауптман родился в семье архитектора; под руководством отца изучал математику, рисование и древние языки.

Благодаря матери он усвоил французский язык, а также итальянский, бывший в ходу между музыкантами дрезденского двора, среди которых в юности Гауптман и вращался. Восьми лет стал учиться играть на скрипке, затем занимался фортепиано под руководством Франца Лауски.

В 1808 г. под руководством дрезденского придворного капельмейстера Франческо Морлакки занялся контрапунктом и, таким образом, получил всестороннее образование.

В 1811 г. Гауптман поехал еще в Готу, к знаменитому Людвигу Шпору. Через год вернулся в Дрезден, получил здесь место скрипача в придворной капелле, но вскоре отказался от него и самостоятельно предпринял концертную поездку в Вену и Прагу.

В 1815 г. поступил учителем музыки в дом князя Репнина, в надежде отправиться с его семейством путешествовать по Италии. Однако князь Репнин был назначен губернатором в Малороссию, Гауптман остался в России, в доме Репнина, и жил сначала в Петербурге, затем в Москве и, наконец, в Полтаве (до 1820 года).

О музыкально-общественной деятельности в Полтаве нечего было и думать, и он снова принялся за прерванные научные занятия по математике и естествознанию, зарекомендовал себя в качестве архитектора и землемера. В этот период также занимался сочинением музыки (песни, скрипичные дуэты, опера «Матильда»).

В 1820 году Мориц Гауптман вернулся в Дрезден, через 2 года переселился в Кассель, где его связывала дружба со Шпором и где он получил место скрипача в придворной капелле. Здесь он впервые обратился к педагогической деятельности, и среди его учеников были Фридрих Бургмюллер и Фердинанд Давид.

С 1842 года Гауптман жил в Лейпциге, где руководил знаменитым хором мальчиков (в гимназии при Томаскирхе), а в 1843 стал профессором композиции в новосозданной Лейпцигской консерватории. К его многочисленным ученикам принадлежали Евгений Альбрехт, Вольдемар Баргиель, Фёдор Бегров, Ганс фон Бюлов, Эдвард Григ, Артур Салливен, Йозеф Иоахим, Карл Давыдов, Густав Гофман-Грабен и многие другие.

В 1842—1846 гг. Гауптман редактировал лейпцигскую «Всеобщую музыкальную газету». В 1850 году вместе с Отто Яном и Робертом Шуманом он основал Баховское общество, в дальнейшем он редактировал первые три тома предпринятого обществом издания полного собрания сочинений Иоганна Себастьяна Баха.

Очерк научной деятельности

Наиболее известен трактат Гауптмана «Природа гармонии и метра» (нем. Die Natur der Harmonik und Metrik), который был опубликован в Лейпциге в 1853 году. В учении о гармонии заложил основы так называемого «дуалистического» понимания мажора и минора, согласно которому минорное трезвучие рассматривается как антипод мажорного, в эстетико-философской терминологии Гауптмана, соответственно, negative Einheit (минор) vs. positive Einheit (мажор). Теория гармонического дуализма был подхвачена и развита крупными немецкими теориками музыки А. фон Эттингеном и Г. Риманом.

Очерк творчества

Среди сочинений Гауптмана преобладает церковная музыка: мессы, мотеты и др.

Литература

• Klumpenhouwer H. Dualist tonal space and transformation in nineteenth-century musical thought // The Cambridge history of Western music theory. 6th ed. Cambridge, 2008, p. 456-476. ISBN 978-0-521-62371-1.

При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

• Гауптман, Мориц // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Гауптман, Мориц

Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.