Гвездослав, Павол Орсаг

Павол Орсаг Гвездослав (настоящая фамилия Орсаг, произносится «Гвьездослав», словацк. Pavol Országh Hviezdoslav; 2 февраля 1849, Вишни-Кубин — 8 ноября 1921, Дольни-Кубин) — словацкий поэт.

Родился в мелкопоместной семье. Первые публикации относятся к 1860-м годам.

Творчество

В поэмах «Жена лесника» (1884—1886), «Ежо Влколинский» (1890), «Габор Влколинский» (1897—1899) изобразил взаимоотношения дворянства и крестьян. Во многих стихотворных рассказах (в том числе «Бутора и Чутора», 1888) показал жизнь словацкой деревни.

Гвездослав — автор нескольких пьес — «Vzhledanie» (1868), «Месть» (Pomsta, 1869), «Отчим» (1871), «Облака» (Oblaky, 1879), «Na Luciu» (1904), «Ирод и Иродиада» (Herodes a Herodias, 1909). Трагедия «Ирод и Иродиада» написана на евангельский сюжет, однако наполнена злободневными намёками.

Лирика Гвездослава проникнута социальными мотивами. В цикле стихов «Летние побеги» (1885—1895) Гвездослав выступал в защиту народа, развенчивал лицемерие знатных людей, осуждал национальные конфликты. Сборник «Кровавые сонеты» (1914) посвящён осуждению Первой мировой войны.

Гвездослав переводил на словацкий язык стихи Уильяма Шекспира, Иоганна Вольфганга Гёте, Фридриха Шиллера, Шандора Петёфи, Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Адама Мицкевича.

В Братиславе существует Площадь Гвездослава (Hviezdoslavovo námestie), на которой установлен памятник поэту.

Портрет Гвездослава был представлен на купюре в 10 чехословацких крон 1986 года.

Библиография

Издания произведений

• Spisy. Sv. 1-12. Martin-Bratislava, 1951-57.
• Павол Орсаг Гвездослав. Стихи. М., 1961.

О Гвездославе и его творчестве

• Šmatlák St. Hviezdoslav. Bratislava, 1961.
• Кишкин Л. С. Патриотическая лирика Гвездослава // Литература славянских народов. Вып. 5. М., 1960.

Ссылки

• [ii.fmph.uniba.sk/~filit/fvh/hviezdoslav_p_o.html Hviezdoslav P. O.]
• [zlatyfond.sme.sk/autor/56/Pavol-Orszagh-Hviezdoslav/ Сочинения Павола Гвездослава]

Отрывок, характеризующий Гвездослав, Павол Орсаг

Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.