Гвозди Креста Господня

Гво́зди Креста́ Госпо́дня —  согласно Евангелию, одно из Орудий Страстей; 4 или 3 гвоздя, которыми римские солдаты распяли руки и ноги Иисуса Христа на Кресте. Как и все Орудия Страстей, гвозди считаются одной из величайших святынь христианства.

Свидетельства церковных историков IV—V веков

Церковные историки Амвросий Медиоланский (ок. 340—397 гг.), Руфин Аквилейский (345—410 гг.), Сократ Схоластик (ок. 380—440 гг.), Феодоритом Кирским (386—457 гг.), Созомен(ок. 400—450 гг.) сообщают о том, что в 326 году, святая царица Елена Равноапостольная (мать императора Константина Великого) отправилась в паломничество в Иерусалим для поиска Животворящего Креста:

…божественный Константин отправил с сокровищами блаженную Елену для отыскания животворящего креста Господня. Иерусалимский патриарх, Макарий, встретил царицу с подобающею честью и вместе с нею отыскивал желанное животворящее древо, пребывая в тишине и прилежных молитвах и пощениях.

— «Хронография» Феофана, год 5817 (324/325)

Вышеперечисленные историки сообщают, что вместе с Крестом Господним Еленой были обретены гвозди, с помощью которых был распят Иисус. Одни из них Константин использовал для изготовления диадемы (другой вариант: для шлема; вариант шишак и забрало) — вковал их туда, а другие использовал для изготовления уздечки (удил) своей лошади.

гвозди же (Константин) одни вковал в свой шлем, а другие вставил в уздечку своей лошади, да сбудется реченное пророком, глаголющим: «В тот день будет на узде лошади святое Господу Вседержителю»..

— «Хронография» Феофана, год 5817 (324/325)

Согласно древним историкам гвозди были перекованы в изделия, то есть не сохранились в первоначальном виде.

Гвозди Креста от Средних веков до настоящего времени

В Средние века гвозди Креста Господня это христианская реликвия, широко распространенная и являющиеся объектом почитания и поклонения в храмах и монастырях, как в католицизме, так и в православии.

На Востоке

Николай Месарит, митрополит Эфесский (XII – начало XIII века) – богослов, церковный и государственный деятель сообщает о том, что в Константинополе, в храме Богородицы Фара (др.-греч. τοῦ Θάρου — при маяке) — в церкви, предназначенной для повседневной литургии в присутствии императора и его семьи, а также для торжественных служб в 1-й день года, 1 мая, в день поминовения пророка Илии (в присутствии синклита), в Чистый четверг, в Великую субботу и Великий четверг, хранились следующие реликвии: Терновый венец Христа, туника Христа, посох Христа, плеть Его бичевания, святой гвоздь, копие, частицы сандалий Христа (привезены императором Иоанном Цимисхием из Палестины в 975 году).

До XVII века Гвоздь Господень вместе с Ризой Господней хранился в Мцхете, в кафедральном соборе. Персидский Шах Аббас в 1617 году завоевал Грузию. В марте 1625 года персидский посол Урусамбек привёз честную Ризу и Гвоздь Господень в Москву в дар Святейшему Патриарху Филарету от шаха Аббаса.

После революции 1917 года реликвии были изъяты государственной властью.

В настоящее время Гвоздь, хранящийся в храме Христа Спасителя, был передан Русской православной церкви из запасников музеев Московского Кремля 29 июня 2008 года.

После Литургии и благодарственного молебна по случаю завершения Архиерейского Собора и празднования 1020-летнего юбилея Крещения Руси президент Российской Федерации Д. А. Медведев вручил 9 реликвий Патриарху Алексию. Среди них — Гвоздь от Креста Господня.

На Западе

В 1543 году Жан Кальвин написал богословское сочинение — Трактат о реликвиях, в котором перечислил известные ему Гвозди Господни, хранящиеся в храмах и монастырях на Западе, всего Кальвин насчитал 14 гвоздей: в Милане, в Риме, в Сене, в Венеции, в Кельне, в Париже, в Бурже и т. д.

См. также

• Христианские реликвии
• Железная корона

Литература

• [www.knigafund.ru/books/125661/read#page34 Дело о присылке шахом Аббасом Ризы Господней царю Михаилу Федоровичу в 1625 году, Белокуров С.]

Ссылки

• [www.patriarchia.ru/db/text/330913.html О Ризе Господней]
• [www.patriarchia.ru/db/text/2147888.html Ковчег с частицей Ризы Господней и Гвоздём от Креста Господня вынесен из алтаря Храма Христа Спасителя для молитвенного поклонения]

Отрывок, характеризующий Гвозди Креста Господня

– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.