Алон, Гдалия
Гдалия Алон | |
ивр. גדליה אלון | |
Имя при рождении: |
Рогозницкий Гдалия |
---|---|
Род деятельности: | |
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Гражданство: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Награды и премии: |
Гдалия Алон (урождённый Рогозницкий Гдалия) (1902, Кобрин — 17 марта 1950, Иерусалим) — израильский историк. Исследователь Талмуда и истории эпохи Второго Храма.
Биография
Родился в Кобрине в семье раввина Нахмана Рогозницкого . Учился в нескольких иешивах, в том числе (с 1913) в известной Слободской иешиве; в 1917 вернулся в Кобрин. После опубликования Декларации Бальфура (1917) занялся сионистской деятельностью; основал в своем городе школу национально-религиозного типа под названием «Хеврон» с преподаванием на иврите. В 1922 окончил среднюю школу на идише в Вене . В 1924 отправился в Берлин, где один год проучился в Берлинском университете и раввинской семинарии. В 1926 поселился в Иерусалиме и был в числе первых выпускников Еврейского университета (1931), где затем преподавал Талмуд и еврейскую историю.
Служил в Хагане, в 1936 году был командиром роты. Во время войны за независимость участвовал в боях за Иерусалим[1].
В 1957-58 гг. было опубликовано двухтомное собрание научных работ Аллона «Мехкарим бе-толдот Исраэль би-иемей Байт шени у-ви-ткуфат ха-Мишна ве-ха-Талмуд» («Исследования истории еврейского народа в эпоху Второго храма и в эпоху Мишны и Гемары», 1957-58).
В 1953 он был посмертно удостоен Государственной премии Израиля по иудаике за свою изданною посмертно монографию «Толдот ха-иехудим бе-Эрец-Исраэль би-ткуфат ха-Мишна ве-ха-Талмуд» (1953-56; в русском переводе «История евреев в Эрец-Исраэль в талмудическую эпоху», Иерусалим, издательство «Библиотека-Алия», 1994)
Напишите отзыв о статье "Алон, Гдалия"
Примечания
- ↑ [jpress.org.il/Default/Scripting/ArticleWin.asp?From=Archive&Skin=TAUHe&BaseHref=DAV/1950/03/17&EntityId=Ar00122&ViewMode=HTML חלון כתבה]
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/10149 Алон Гдалия] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок. Утверждения, не подкреплённые источниками, могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники.
|
Отрывок, характеризующий Алон, Гдалия
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].