Геббельс, Магда

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Магда Геббельс
Magda Goebbels
Имя при рождении:

Johanna Maria Magdalena Behrend

Место смерти:

Берлин, Третий рейх

Отец:

(предполагаемый) Оскар Ричель

Мать:

Августа Беренд

Супруг:

1. Гюнтер Квандт,
2. Йозеф Геббельс

Дети:

Харальд Квандт;
Хельга, Хильдегард, Хельмут, Хольдине, Хедвиг и Хейдрун Геббельс

Награды и премии:

Йоха́нна Мари́я Магдале́на (Ма́гда) Ге́ббельс[1] (нем. Johanna Maria Magdalena (Magda) Goebbels), в первом браке Квандт (Quandt), урожденная Беренд (Behrend), также до брака Ричель/Ритшель (Ritschel)[1] и Фридлендер (Friedländer); 11 ноября 1901, Берлин — 1 мая 1945, там же) — известна как супруга министра народного просвещения и пропаганды нацистской Германии Йозефа Геббельса. Видный член НСДАП, близкая соратница Адольфа Гитлера.





Биография

Родилась у не состоявшей в браке Августы Беренд и была зарегистрирована как Йоханна Мария Магдалена Беренд. Отцом её был, скорее всего, инженер Оскар Ричель (нем. Oskar Ritschel), женившийся на Августе вскоре после рождения Магды и удочеривший её. Однако спустя всего несколько лет, в 1904 году, они развелись.

В 5-летнем возрасте Магда была отдана на воспитание в религиозную школу в бельгийском городе Вилворде. Вскоре её мать вышла замуж за еврейского промышленника Рихарда Фридлендера (нем. Richard Friedländer), и Магда стала носить его фамилию. После начала Первой мировой войны семья была вынуждена покинуть Бельгию и вернулась в Берлин, где Магда пошла в лицей. В 1919 году она стала ученицей престижного пансиона для девушек в Хольцхаузене, неподалёку от старинного города Гослара[1].

Зимой 1920 года, возвращаясь в пансион с каникул из Берлина, восемнадцатилетняя Магда познакомилась в купе поезда с крупным немецким промышленником Гюнтером Квандтом. 28 июля 1920 года состоялась помолвка. По желанию будущего супруга Магда перешла из католической церкви в протестантскую. Фамилию Фридлендер она поменяла на фамилию своего настоящего отца[2]. 4 января 1921 года в Бад-Годесберге был заключен брак. Невесте ещё не исполнилось 19-ти, тогда как жениху было уже 39 лет. Двое несовершеннолетних сыновей Квандта (Гельмут и Герберт) были ненамного младше мачехи. В ноябре 1921 года на свет появился Харальд, единственный ребёнок от этого брака[2].

В скором времени Магда разочаровалась в браке. Супруги оказались разными людьми. Гюнтер оказался мелочным, лишенным юмора, скучным человеком, которого не интересовали ни искусство, ни развлечения. Он жил по строгому распорядку, в котором не было места праздникам, светским раутам и приёмам. Магда оказалась полностью лишена самостоятельности, имея, казалось бы, неограниченные возможности. Кроме того, Квандт усыновил троих детей своего погибшего друга, возложив на свою молодую жену ответственность за воспитание шестерых детей. Вдобавок ко всему у Магды не сложились отношения с консервативными родственниками мужа, которые не одобряли их скоропалительный брак[1][2].

В 1927 году она сопровождала своего супруга в деловой поездке в США и очаровала своей элегантностью высший свет Нью-Йорка. Её поклонником стал племянник президента США Герберта Гувера, который впоследствии не раз предлагал ей руку и сердце[1][2].

После возвращения из Америки отношения между супругами Квандт обострились, и Магда нашла себе утешение в любовной связи. Её любовником стал ровесник, с которым она была знакома со школьных лет. В свете последующего брака Магды её связь, ставшая поводом к разводу с Квандтом, представлялась столь невероятной и двусмысленной, что в первых биографиях Йозефа Геббельса любовник его будущей супруги был зашифрован под псевдонимом «студент Ганс»[1][2].

Этим «студентом» был Виктор Арлозоров, эмигрант из России и в последующем видный сионист. С ним Магда познакомилась через его младшую сестру Лизу, с которой училась в гимназии для «благородных девиц». Их связь длилась предположительно с конца 1928 до весны 1932 года[1][2].

Узнав об этом романе, разъяренный Квандт хотел выгнать неверную жену на улицу, не дав ей времени даже собрать чемоданы. Однако Магда нашла контраргумент. Она выкрала компрометирующие Квандта письма от женщин низкого сословия. 4 июля 1929 года брак был расторгнут. Квандт не поскупился: Магда получила ежемесячное пособие в размере 4000 рейхсмарок, 50000 рейхсмарок на новую квартиру на Рейхсканцлерплац, 20000 — на возможные больничные расходы, а также свободное пользование поместьем Северин[2]. По условиям развода, Харальд должен был оставаться с матерью до её вступления в новый брак[1].

В идеологии

В Берлине, находясь на одном из съездов НСДАП, Магда была поражена речами молодого партийного активиста Йозефа Геббельса. 1 сентября 1930 года она вступила в ряды партии и довольно быстро сделала там карьеру. Вскоре она получила должность помощницы Геббельса. 19 декабря 1931 года они зарегистрировали свои отношения, свидетелем на свадьбе был Адольф Гитлер. В этом браке родились шестеро детей[3]. После начала Второй мировой войны Магда с энтузиазмом работала в ведомстве мужа, путешествовала по миру, поддерживала войска, утешала вдов погибших на войне солдат.

Финал

В 1944 году она сильно болела, страдая нервными расстройствами, вызванными предчувствием близкого поражения в войне, некоторое время лежала в больнице. В конце апреля 1945 года Советская армия подошла к Берлину и 30 числа покончил с собой Адольф Гитлер. В конце того же месяца Магда написала письмо своему первому сыну, который в это время находился в лагере военнопленных в Северной Африке:

Мир, который придёт после Фюрера, не стоит того, чтобы в нём жить. Поэтому я и беру детей с собой, уходя из него. Жалко оставить их жить в той жизни, которая наступит. Милостивый Бог поймёт, почему я решилась сама взяться за своё спасение[4].

1 мая всем шестерым детям четы Геббельс были сделаны уколы морфина, после чего каждому была вложена в рот и раздавлена ампула с цианистым калием. Участвовала ли сама Магда в убийстве детей или же это было поручено доктору, историки сказать однозначно не могут. После убийства детей супруги покончили жизнь самоубийством, приняв ампулу с цианистым калием.

Старший сын Магды от первого брака — Харальд Квандт — пережил войну.

Напишите отзыв о статье "Геббельс, Магда"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Беркович, Евгений [www.vestnik.com/issues/2001/0605/win/berkovich.htm Первая дама Третьего рейха и её еврейский отчим] (рус.) // Вестник-online : журнал. — 5.06.2001. — № 12 (271).
  2. 1 2 3 4 5 6 7 Anna Maria Sigmund. Die Frauen der Nazis — München, 2001.
  3. Имена всех детей начинались на одну букву: Хельга (нем. Helga Susanne, род. 1 сентября 1932), Хильдегард (нем. Hildegard "Hilde" Traudel, род. 13 апреля 1934), Хельмут (нем. Helmut Christian, род. 2 октября 1935), Хольдине (нем. Holdine "Holde" Kathrin, род. 19 февраля 1937), Хедвиг (нем. Hedwig "Hedda" Johanna, род. 5 мая 1938) и Хейдрун (нем. Heidrun "Heide" Elisabeth, род. 20 октября 1940).
  4. Вернер, Артур. [www.wer-art.com/news/191.html Розовые детки коричневых отцов] (рус.). : статья о детях военных преступников. // Сайт «Артур Вернер» (www.wer-art.com) (1987). Проверено 8 мая 2015. [www.webcitation.org/66Kx04dz6 Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].

Ссылки

  • [video.google.com/videoplay?docid=-8973962176504385280 Домашний киноархив семьи Геббельс. 28 минут записи]
  • [www.rg.ru/printable/2005/08/12/magda-gebbels.html Дьяволица. Магда Геббельс: история любви и предательства]
  • [vilavi.ru/sud/310106/310106.shtml Душечка Третьего рейха Магда Геббельс]

Отрывок, характеризующий Геббельс, Магда

В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.