Ибн Габироль, Шломо

Шломо бен Иехуда ибн Гвироль

Шломо бен Иехуда ибн Гвироль (Шломо ибн Габироль, ибн Гeбироль, араб. أبوأيوب سليمان بن يحيى بن جبيرول‎‎ Абу Айюб Сулейман ибн Яхья ибн Джабируль, лат. Avicebron, Avencebrol, Avicebrol — Авицеброн); около 1021—1058) — еврейский поэт и философ сефардско-испанской эпохи.

Биография

Родился в Малаге, в детстве переехал с семьей в Сарагосу. Рано осиротел. Умер в Валенсии. Биографические данные о нём очень скудны. Известно только, что он временами терпел нужду, что много странствовал по Испании; его литературной карьере содействовали меценаты, с которыми он плохо ладил. Некоторых из них он сперва воспел в своих панегириках, затем осмеял в памфлетах.

Ибн Гвироль жил и творил в эпоху, когда в Испании владычествовали узурпаторы Альморавиды. Экономическое развитие страны заметно способствовало повышению общего культурного уровня. Местное и иммигрировавшее еврейство принимало активное участие в культурной жизни страны. Однако политическое положение евреев чем дальше, тем всё более ухудшалось.

На характер творчества Ибн Гвироля наложила также свой отпечаток тяжёлая необходимость постоянно прибегать к помощи меценатов; эта зависимость превратилась у него в манию преследования, как у Т. Тассо, под влиянием таких же обстоятельств.

Светская поэзия Ибн Гвироля элегична, нежна и возвышенна; иногда она принимает сатирический или анакреонтический характер, стиль её — чёткий, задушевно-образный. В сравнении с Галеви и Моше Ибн-Эзрой Ибн Гвироль самый глубокий и оригинальный поэт средневековой еврейской поэзии. Он первый ввёл в еврейскую поэзию арабский метр, основоположником которого является Дунаш-бен-Лобрат. Творчество Ибн Гвироля сильно влияло на сефардскую лирику.

В религиозных стихах ибн Гвироля отразились в значительной степени его философские взгляды, особенно в его поэме «Кетер малхут» («Царская корона»), представляющей собой резюме его философской системы. Рафинированная философская культура того времени, по образцу исламских философских школ в Сирии и Персии, всё более и более приближалась к пантеистическому неоплатонизму, отрекавшемуся от грубых форм религиозной догмы.

Ибн Гвироль — первый проповедник этого неоплатонизма в Европе. Его система утверждает единство материи в различных её формах. Даже «дух», по воззрению Шломо ибн Гвироля, развивается из материи, последняя, говорит он, создана богом при помощи посредствующей «воли». Этот неоплатонизм оказал большое влияние на философию христианской схоластики, на позднейшую каббалистическую систему эманаций в XIII веке. Учение его сравнительно мало повлияло на средневековую еврейскую религиозную философию. Главное философское произведение ибн Гвироля «Мекор хаим» («Источник жизни») написано по-арабски и переведено в 1150 на древнееврейский, а затем латинский язык («Fons vitae»).

С течением времени имя автора этой книги — «Ибн-Гвироль» — было по неизвестной причине заменено именем «Avicebron». Лишь в 1860-х гг. французский учёный Мунк (Salomon Munk; 1802—1867) установил идентичность ибн Гвироля и «Avicebron’a» (Авицеброн). Ибн Гвироль кроме того написал ряд моралистических произведений («Tikun Midat Hanefesch», «Mibchor Hapninim»), оказавших большое влияние на моралистическую еврейскую литературу; известны также его философские комментарии к Библии, напоминающие комментарии Филона Александрийского.

Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929—1939.

«Источник жизни»

«Источник жизни» (лат. Fons vitae; ивр. ‏מקור חיים‏‎ [Мекор хаим]) — главный философский труд Ибн Гвироля, написан в форме диалога между Наставником и Учеником. Название книги, заимствованное из псалма 36:10 «Потому что у Тебя источник жизни [мекор хаим], в свете Твоем видим мы свет», обусловлено тем, что в ней материя и форма рассматриваются как основа бытия и источник жизни в каждом сотворенном предмете. Эта книга была переведена с арабского языка (название в оригинале, возможно, было «Йанбу аль-Хайят») на латинский в 1150 году при содействии толедского архиепископа Раймонда.

«Источник жизни» состоит из пяти книг, в которых рассматриваются: (1) материя и форма в целом и их отношение к телесным, или составным, субстанциям («substantiae corporae sive composite»); (2) субстанция, лежащая в основе телесности мира («substantia quae sustinet corporeitatem mundi»); (3) доказательства существования простых субстанций («substantiae simplices»), посредников между Богом и физическим миром; (4) доказательства того, что эти простые, или «интеллигибельные», субстанции также образуются из материи и формы; (5) универсальная материя и универсальная форма.

Основные идеи «Источника жизни» заключаются в том, что все сущее образуется из материи и формы; одна и та же материя простирается по всей вселенной от высших пределов духовного до низших границ физического, и чем дальше она удаляется от первоисточника, тем менее духовной становится. Первая Сущность (Бог) творит универсальную материю и универсальную форму актом эманации своей Воли. Взаимное наложение универсальных формы и материи порождает простые субстанции, в том числе интеллект, душу, природу. Цепь эманации простирается вниз, в физический мир, пронизывая все его части. Ибн Габироль считает, что всё сущее можно свести к трём категориям: Первая Сущность, Бог; материя и форма, мир; воля как промежуточное звено. Материю и форму он выводит из Первой Сущности (Бога). Материя имеет чрезвычайно высокий статус в системе Габироля. «Материя существует в знании Бога подобно существованию Земли в середине небес» (Fons vitae, V: 30).

«Царская корона»

«Кетер Малхут» («Царская корона») — наиболее известная этико-философская поэма ибн Гвироля, вошедшая в Литургию Судного дня (Йом-Киппура), одного из самых важных иудейских праздников, дня, когда человек призывается к покаянию, размышлениям о смысле жизни и оценке своих поступков.

Произведение состоит из 40 стихов, в которых описываются взаимоотношения между Богом и людьми. Тема поэмы — судьба человеческой души. В ней соединились два жанра еврейской сакральной поэзии — гимн, восхваление и просьба, покаяние. Основной акцент делается на слабости человека и его склонности к прегрешениям, поэтому Бог предоставляет человеку свободу воли и возможность покаяния. Ибн Гвироль в поэме совмещает хвалы Богу, индивидуальное покаяние и оригинальное истолкование изречений из Библии. В смысловом многообразии текста присутствуют элементы неоплатонической философии, лежащие в основе космологических и теологических воззрений ибн Гвироля. В «Царской Короне» прослеживается весь замысел Fons Vitae. «Источник жизни» как бы незримо присутствует на заднем плане, местами явно указывая на свою совместимость с традиционной еврейской теологией и системой образов, которая не упоминается в философском трактате. Более того, создается впечатление, что осуществляется метафизическое обоснование иудаизма, наделяются глубоко философскими смыслами фразы из Танаха и Амиды.

Поэма представлена как восхождение от четырёх элементов (стихий), из которых состоит земной шар, от сферы к сфере, от сферы Луны и через сферы планет до восьмой сферы, где располагаются неподвижные звезды двенадцати созвездий Зодиака. В ней отражены сакральные талмудические и каббалистические представления о звёздах, их влиянии на судьбы мира и человека. Это вполне совместимо с еврейской религиозной традицией, поскольку астральное влияние осуществляется с Божьего соизволения; звезды являются орудием Его Провидения, а также материальным репрезентантом духовной силы сфирот. Само название «Кетер малхут» — термин, означающий процесс перехода от Высшей, Божественной воли к её воплощению в реальности нашего мира.

В своих поэтических творениях Гвироль демонстрирует знакомство с Маасе Меркава, или «мистикой колесницы», которую он органично ввёл в свои философские спекуляции. В «Кетер малхут» просматриваются элементы, почерпнутые из еврейского эзотеризма, включая литературу Меркавы, «Сефер Йецира», «Пирке» раввина Элиэзера. Ходили слухи, что Гвироль был тайным ранним каббалистом (изготовившим женщину-голем и практиковавшим различные формы магии).

Библиография

• Полное критическое собрание поэтических произведений в издании Х. Н. Бялика «Schireh Schelomo ben Jehuda ibn Gebirol», Berlin — Tel-Awiw, t. I, 1924; t. II, 1925; t. III, 1927.
• Sachs M., Die religiöse Poesie der Juden in Spanien, Berlin, 1845.
• Kämpf, Nichtandalusische Poesie der Andalusischen Dichter, Prag, 1858. О философии Г.: Bäumker, Avicebronis «Fons vitae», München, 1895.
• Joel, Ibn-Gabirol’s Bedeutung für die Geschichte der Philosophie, «Beiträge zur Geschichte der Philosophie», Breslau, 1876.

Литература

• Соломон ибн Габироль. Царская Корона (Кетер Малхут) / Пер. с древнеевр., предисл. и коммент. проф. В. Н. Нечипуренко. — Рос-тов-н/Д: ООО «Сигма», 2005. (Аннотация: jewish.by.ru/gabirol.htm)
• Нечипуренко В. Н. Учение Соломона ибн Габироля об универсальной материи и арабский неоплатонизм // Философские науки. 2005, № 7. С. 99-117.
• Нечипуренко В. Н. Очерки еврейской философии. М., 2004.//jewish-r.narod.ru/ocherki.htm
• Сират К. История средневековой еврейской философии. Иерусалим-М.: Гешарим-Мосты культуры, 2003.
• Нечипуренко В. Н. Этика Соломона ибн Габироля // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2006, № 2. С.11-18.

В статье использован текст М. Винера, перешедший в общественное достояние.

Ссылки

• Авицеброн // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Гебироль, Соломон бен-Иегуда ибн- // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• [www.eleven.co.il/article/11660 Ибн Габирол Шломо бен Иехуда] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
• [shchedrovitskiy.ru/ShlomoIbnGabirol.php Переводы поэзии Шломо ибн Габироля (XI век)] Дмитрий Щедровицкий
• jewish-r.narod.ru/philsolomgab.doc
• [polutona.ru/index.php3?show=dvoetochie&number=9&id=237 Переводы поэзии Шломо ибн Габироля.] Шломо Крол

Отрывок, характеризующий Ибн Габироль, Шломо

– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами: